Кабал наклонился и ощупал днище «Принцессы Гортензии», но ничего особенного его внимания не привлекло. Пока расследование ограничивалось пейзажем в стране снов и гиперкубами, ему еще было интересно, но теперь, когда приключение свелось к тому, чтобы мерзнуть в жестяном туннеле, оно потеряло свою привлекательность. Кабал вытащил руку из люка и слегка отодвинулся, собираясь вернуть крышку на место. Только вот у него ничего не вышло – что-то мешало. Пока он сообразил, что «что-то» на самом деле было «кем-то», оказалось поздно.
Колени со скрипом заскользили по металлическому полу туннеля – его пихали вперед. Кабал попытался перебраться на другую сторону открытого люка, но в поясницу ему уперлась ладонь и с силой толкнула вниз. Он возился, пытаясь избежать падения, но колено все-таки соскользнуло в проем, и Иоганн Кабал провалился в люк.
Глава СЕДЬМАЯ
В которой Кабалу грозит ужасная опасность, после чего он отправляется завтракать
Иоганну Кабалу много чего не нравилось, чуть меньше вещей вызывали у него презрение, еще меньше – отвращение, ну а истинную ненависть он приберегал для совсем исключительных случаев. Однако достаточно знать, что он вкладывает в понятие «неприязнь», чтобы понимать, с какой силой он мог ненавидеть. Кабалу доводилось убивать людей только за то, что они ему слегка досаждали.
Иоганн Кабал ненавидел, когда его пытались убить. Он ненавидел и тех, кто на него покушался. Да и кому такое понравится? Правда, мало кто оказывался в подобных обстоятельствах, и уж тем более такое вряд ли случалось с ними на постоянной основе, как с Кабалом. Только за время этой истории его собирались казнить миркарвианские власти, а затем граф Марша́л лично пытался насадить его на кавалерийскую саблю. Мало-помалу Кабал привык к самим нападениям, но все никак не мог уловить смысл в намерениях нападавших. Они казались ему не столько обидными, сколько глупыми. Смерти ему мог желать либо луддит, трепетавший от страха при слове некромантия, либо вандал, который пытался уничтожить его просто потому, что именно этим вандалы и занимаются. Вот так весь мир и делился для Иоганна Кабала на луддитов, вандалов и скопища неопределившихся.
Когда ноги скользнули вниз навстречу неотвратимой судьбе, первым делом он подумал, что, по крайней мере, разрешил загадку смерти ДеГарра. Его выкинул из туннеля убийца ДеГарра, – если, конечно, в нем не обитал крайне недружелюбный отшельник. Значит, не самоубийство. Отлично. Продолжай он считать произошедшее самоубийством, до скончания дней мучился бы от многочисленных обнаруженных нестыковок. И «до конца дней», похоже, только что сократилось до того времени, которое потребуется ему дабы достичь земли.
К счастью, животная часть его мозга, что так раздражала наличием базовых желаний, вроде потребности в еде и сне, имела иные приоритеты. Чтобы реализовать их, включая самый основной – жить! – мозг Кабала выбросил в кровь приличное количество адреналина и, определив положение поручней по краям люка, намертво зафиксировал правую руку на одном. Таким образом Кабал избежал одинокой смерти на неразличимом склоне горы. По крайней мере, на время.
Подобно яблоку на ветке он висел на одной руке и с поразившей даже его самого беспристрастностью рассуждал, насколько паника в этом случае поможет. И хотя мудрость гласила «не смотри вниз», – он именно так и поступил, о чем жутко пожалел. Не потому что высота оказалась приличной – в темноте он едва что-либо различал и с таким же успехом мог висеть в паре метров над стопкой матрасов, – а потому как его халат развязался, и под ним ничего не было, настолько он торопился покинуть свою каюту. Кабалу совсем не хотелось, чтобы такими оказались его последние воспоминания.
Одна тапочка слетела и кружась устремилась в бездну, быстро пропав из виду. Мысль о том, что его тело найдут практически обнаженным, не считая одного шлепанца и халата, который был просто преступлением против хорошего вкуса, сподвигла Кабала к действию. Он поднял голову и потянулся свободной рукой ко второй ручке. Он почти коснулся края люка, но тут показалась рука в перчатке и ударила его по ладони. «Точно, – подумал Кабал. – Кто-то пытается меня убить. Я уже почти забыл». Нападавший, прятавшийся в тени туннеля, схватил мизинец на правой руке Кабала и принялся усердно отгибать его назад.
Это оказалось уже слишком. Ничего не поделаешь – придется его убийце умереть.
Однако Кабал находился в незавидном положении, и преимущество явно было не на его стороне. Но пока таинственный убийца пытался ослабить хватку, с которой Кабал цеплялся за ручку и за жизнь, тот быстро оценивал ситуацию и свои возможности: одна рука была незанята, у него имелась одна тапочка и халат, плюс – по телу пробежала сладостная дрожь, – в кармане лежал перочинный нож. Оставалось только протянуть руку и схватить его.
Главное подготовиться. Халат игриво трепетал в воздушном потоке. Кабал прекрасно осознавал, что лишиться ножа равноценно тому, что лишиться жизни, поэтому, дотянувшись левой рукой до правого кармана, он очень крепко его сжал. Найдя кнопку, он выдвинул лезвие так, чтобы оно оказалось между большим пальцем и кончиками остальных, и покрепче сжал оружие. На все ушло примерно три секунды.
Там, где его плану не хватало изящества, он брал безжалостностью. Как только нападавшему в грубых кожаных перчатках удалось как следует ухватить мизинец Кабала, тот взмахнул свободной рукой и ударил ножом, метя в запястье убийцы. С точки зрения анатомии, можно вполне испортить человеку день, даже просто полоснув его в том месте, но Кабал был в настроении причинить как можно больше ущерба. Раздался крик, и палец Кабала отпустили.
Времени у него было не так много. Если нападавшему досталось лишь слегка, то он должен вскоре возобновить попытки с еще большей жестокостью. Оценив ресурсы, Кабал взял нож в рот, а свободной рукой ухватился за люк. Подростком он сумел бы подтянуться без особых усилий, но сейчас ему было почти под тридцать, и он редко упражнялся. Собравшись с духом, Кабал стал подтягиваться. Ему было все равно, сколько мышц он порвет и какую агонию испытает. Он просто не мог упасть. Он не мог умереть. Столько всего еще предстояло сделать.
В итоге мышцы остались целы, хотя через несколько часов они точно начнут болеть. Кабал неуклюже забрался в безопасную темноту туннеля. Нападавшего и след простыл. Минуты три он молча ждал. И лишь убедившись, что остался один, он позволил себе рухнуть ничком – изможденный и крайне замерзший. Едва слышно он бормотал: «Столько всего нужно сделать. Столько всего сделать. Столько сделать…»
Леони Бэрроу нашла Кабала, когда тот завтракал. После вчерашнего ужина длинный стол разделили на отдельные столики и снова прикрутили их на привычные места. На каждом стояла четырехрожковая лампа: четыре железных лебединых шеи изгибались сперва вниз, затем вверх и заканчивались лебедиными головами – клювы у птиц были раскрыты и из каждого зева торчало по лампочке. Типичное миркарвианское самомнение: они объединяли изысканную инженерную работу с варварской эстетикой. Леони заметила, что Кабал, вполне возможно намеренно, сел за один из тех немногих столов, на которых лампа отсутствовала. Больше в столовой никого не было, за исключением герра Харльманна, который, похоже, завязал дружбу с компаньонкой леди Нинуки – мисс Амберслей. Судя по всему, он морил ее скучными историями про бизнес, хотя внешне мисс Амберслей выказывала интерес, возможно, даже подлинный. О чем бы они ни говорили, голоса их звучали приглушенно, почти заговорщицки, особенно в свете событий предыдущей ночи. Исчезновение и предполагаемое самоубийство месье ДеГарра разогнало всю атмосферу веселости, царившую накануне, и над кораблем нависла мрачная пелена. Даже экипаж, который по долгу службы обязан был оставаться нейтральным, как-то попритих.
