– Сбыня, я говорила со своей сестрой, Настасьей, когда в Бересе была, – прошептала Малуша, – она тоже эти сны видит, – Малуша посмотрела на своего мужа, который с недоверием глядел на жену, и махнула в его сторону рукой. – Говорила тебе уже, а ты всё не веришь мне.
Сбыня развёл руками:
– Ну как, душа моя, я могу поверить в то, что у нас с тобой был сын, которого я никогда не видел?
Малуша сокрушённо покачала головой и обняла себя.
– Не знаю, – прошептала она. – Но на меня порой такое чувство находит, будто наш с тобой дом – не наш.
Сбыня вздохнул: его страшили речи Малуши. Неужели Мор так рано забрал её разум?
– Может, пойдём к врачевателю? – робко предложил Сбыня.
Малуша взглянула на своего мужа:
– Я не теряю рассудок, – прошептала она.
– Вы с Настасьей заигрались в ворожей, – вздохнул Сбыня. – Говорил же я тебе, ворожба сведёт тебя с ума. Чтобы волхвою стать, надобно учиться в Свагоборе, а не бересты от Мора читать.
– Ты всё о своём, Сбыня, толкуешь, а сердца своего, – Малуша приложила руку к груди, – не слушаешь.
– Милая моя, слушаю я своё сердце, и болит оно о тебе, родная! Может, сходим к врачевателю-волхву, он лекарства тебе посоветует?
– Пустое дело с тобой беседы вести, – сокрушалась Малуша. – Сердце матери не обманешь.
– Какой матери! – всплеснул руками Сбыня. – Сколько лет мы с тобой к волхвам обращались, но так и не вымолили у Богов детей! Вот от горя ты свой разум и теряешь…
– Не было такого, – проговорила Малуша строго.
– Да, да, конечно, – прошептал Сбыня. – Был потоп, о котором все забыли. В том потопе погиб наш сын. Только помнишь об этом ты, и твоя Настасья толкует о том, что Берес тоже затопило. Остальные все заворожены.
– Да, – согласилась Малуша и вытерла слёзы. – Все заворожены.
– Отец Сварог! – воскликнул Сбыня. – Кем?
Малуша пожала плечами.
– Не знаю, – робко проговорила она.
– О Боги, – прошептал Сбыня и подошёл к жене. Он опустился рядом с ней на стул и крепко обнял. Ему было больно видеть её такой, сгорбленной и осунувшейся.
– Ты пойдёшь со мной на собор видящих сны? – тихо прошептала Малуша, и Сбыня мягко отстранился.
– Теперь ты и к этим юродивым ходишь? – печально спросил он.
Малуша большими, безумными глазами смотрела на своего мужа:
– Они не юродивые. Они просто помнят то, что все забыли. Они, как и я, понимаешь? – прошептала она тихо. – С нами Боги говорят!
Глава 11
Водяной
Дом Василисы располагался на крайней к лесу улице. Большая, срубленная из мощных брёвен изба с гульбищем, которую окружал невысокий забор с резной калиткой. Дом с крышей из тёса накрывал охлупень
[41], конец которого был вырублен в виде маленькой головы хорсгора, священного оленя. Открытые ставни и причелину украшал простой охотничий орнамент.
Веслав нерешительно замер у калитки: в окнах избы был виден тёплый свет лучин. Василиса или её отец дома. Царевич, конечно, обещал Василисе прийти на площадь, но обещал вчера. После разговора со своей мёртвой сестрой Веслав не нашёл в себе сил отправиться к охотнице. И только на утро следующего дня царевич решился поговорить с Василисой. Впереди – Долгая Ночь, подходящее время для ворожбы. Может, и согласится Василиса заворожить того водяного, которого, правда, Веслав пока не видел, хвала Отцу Небесному. Но как же сказать Василисе о том, что Веслав – не рыбак, а наследник престола? Царевич покачал головой: ох, как он хотел отправиться на своё озеро и замереть над прорубью! Но раз Боги вернули Ладу в Средний Мир, то…
Веслав нехотя толкнул калитку и поднялся на крыльцо. Постоял, чувствуя, как учащённо бьется сердце, и, наконец, постучал.
Дверь открыл Гоенег, отец Василисы. Высокий и поджарый охотник выглядел намного моложе своих лет. Он приветственно положил на сердце руку:
– Гой еси, Веслав, – улыбнулся Гоенег. – Чем могу служить?
– С дочкой твоей поговорить хочу, коли позволишь, – царевич положил на сердце руку.
Гоенег хитро улыбнулся.
– Ох, Василисушка, – со смехом проговорил Гоенег, качая головой. – Проходи, Веслав, дома дочка моя. Гостем будешь.
Веслав вежливо поклонился, и они с Гоенегом прошли в дом.
– Ну, Василиса, – громогласно объявил Гоенег, открывая дверь из сеней в светлицу. – К тебе ещё один жених пожаловал. Будешь принимать Веслава-рыбака, душа моя?
Веслав услышал звонкий девичий смех, снял верхнюю одежду и прошёл в дом.
Светлица была просторная: вдоль стен располагались неподвижные лавки, над которыми на деревянных полках стояла утварь. На окнах – белые вышитые занавески. Большая белёная печь, подле которой стояли накрытые полотенцами скрыни. Красный угол с маленькой лампадкой подле домашнего Великобожия. И в центре горницы – убранный белой скатертью стол. На столе дымились блины и свежий хлеб, стоял кувшин с молоком.
– Буду батюшка, буду принимать, но не женихаться! – улыбалась Василиса, сидя на подвижной скамье у стола напротив Витенега. Увидев друга, Веслав опешил, но быстро взял себя в руки и поприветствовал его. Витенег, нахмурившись, кивнул в ответ головой.
– Пока не отыграем священную на тура охоту, пока по лесам одна не похожу – замуж не пойду! – добавила Василиса уверенно и хитро посмотрела на Веслава.
– Вот, дело молвишь, – согласился с ней Гоенег и обернулся к Веславу. – Проходи, чего стоишь-то? Садись за стол, угощайся.
Веслав сел за стол рядом с Витенегом, Гоенег сел подле дочки.
– Угощайся, Веслав, – улыбалась Василиса и подвинула к царевичу блюдо с блинами. – Сама пекла!
Веслав послушно взял блин.
– Я по делу пришёл, – некоторое время спустя проговорил царевич, разглядывая угощение, которое он так и не откусил. – Я даже не знаю, с чего начать рассказ свой.
Витенег внимательно посмотрел на царевича.
– Ты передумал? – спросил он тихо.
Веслав обернулся к другу:
– Ко мне вчера явилась мёртвая сестра, – прошептал он, и Гоенег чуть не подавился блином. Веслав посмотрел на замершую Василису. – Лада сказала мне, что ты, Василиса, волхва.
– Так, молодой человек… – поднимаясь, пробасил Гоенег, но Василиса отца мягко остановила.
– Папа, я чувствую, что Веслав дело сказать хочет. Выслушать его надо.
