Тихое сияние делалось ярче, и ярче светился резвящийся водяной. Вдали, между деревьями, показались еле видимые голубые огоньки.
– Отец Сварог, – прошептала Яра.
– Я не чувствую зла, – ответила Василиса и шагнула к огням, но Веслав взял её за руку, и охотница опомнилась. Опомнилась, но взгляда отвести не могла. Огни манили её, звали. Огни разгорались, делались всё ярче, приближались сквозь пелену дождя.
Огни остановились на небольшой прогалине, где резвился водяной. Огни собрались вместе, отчего их сияние сделалось ещё ярче, а водяной, крутанувшись вокруг своей оси, благоговейно замер. В его зеркальных глазах отражались синие огоньки, которые кружились и кружились. Огни кружились до тех пор, пока не слились в единый свет. Свет мерцал, и сквозь его мерцание медленно проступали человеческие черты.
– Отец Небесный, – охнул Заяц.
Сияющая водяная дева вышла из огней. Её одежда была соткана из дождя, а на голове красовались серебряные рога. Она посмотрела на путников и наклонилась к водяному.
– Водица-сестрица, эти люди тебя освободили? – спросила она мягким голосом, указывая на стоящих поодаль детей Сварога. Водяной согласно закивал. Дева нежно улыбнулась и погладила духа воды по лысой голове. Затем сохатая посмотрела на стоящих подле сосны людей и поклонились им.
– Вы покинули владения людей, – проговорила она. – Вы в царствии Матери-Природы. Свагора не пускает дальше, она тайну скрывает пеленой дождя.
Веслав смотрел на серебряную деву, и ему казалось, будто он уже встречал её. Мягкая улыбка. Добрый взгляд. Спокойная и гордая. И тут царевич вспомнил. Много лет назад, когда он ещё жил в Солнцеграде, он видел её. Видел Мать-Свагору… Но это было очень давно, в то время, которое Веслав старался забыть. Берегиня леса, слуга Матери-Природы, охраняла Мироведов. Вот почему Василиса шагнула навстречу тем огням – чистая душа охотницы ощутила родное тепло. Но чувствовал Веслав, что добрый дух леса может и погибелью для Василисы стать: закружат её огни, уведут в чащу и обрекут лес оберегать. Веслав чувствовал, что Василиса будет рада этому – если она уйдёт с Берегиней, её дух будет жить в лесу вечно. Жить в счастье и согласии, и Василиса никогда не вернётся домой. Поэтому Веслав крепко держал Василису за руку. Царевич чувствовал, как ещё сильнее хотела вырваться Василиса, когда Берегиня к ним ближе подошла и на охотнице взгляд своих изумрудных очей задержала.
– Ты хочешь Матери служить? – спросила Берегиня тихо. Охотница кивнула: такого света, доброго и чистого, она не видала прежде. Душа Василисы стремилась к чуду – к чуду, которого нет среди людей. И подумала Василиса: может, Берегиня отведёт её к ней? Отведёт к той, чья жизнь в лесу оборвалась, и по которой столько лет страдает сердце… Веслав крепче сжал руку охотницы и попытался загородить собой Василису от духа леса. Но Василиса отстранила друга. Тогда на помощь царевичу пришёл Витенег и взял Василису за другую руку. Охотница же смотрела на Берегиню.
– Вы только её не разорвите, – грустно усмехнулась Берегиня и отошла назад. – Вы освободили духа воды, привели его домой, – размышляла Берегиня. – Но душа чиста только у неё, – она указала на Василису. – Помыслы остальных неясны и нечисты. Ох! – Сохатая вдруг остановилась. – Она же и освободила водяного духа. – Берегиня метнулась к Василисе так, что остальные невольно отпрянули. Веслав с Витенегом продолжали держать дочку Гоенега. – Де´вица, тебя я пущу в свои владения. Идёшь со мной? – Голос духа леса зачаровывал. Василиса согласно закивала головой. Она подалась вперёд, но Веслав что было силы тянул её назад.
– Нет! – воскликнул царевич. – Уходи, сила нечистая! Не отдам тебе я ту, кого люблю!
Берегиня метнулась к Веславу. Она долго смотрела царевичу в глаза, пока не рассмеялась.
– Любишь, говоришь? – удивилась она. – А что же ты отправил своего друга свататься за неё, а? – Лесная дева захохотала, а Веслав был готов провалиться от стыда. – Что же долга своего, царевич, ты так боишься? Я вижу, что мой лес для твоей любимой желаннее твоих объятий, человек! – рассмеялась Берегиня.
Берегиня крутанулась вокруг своей оси, отчего её сарафан поднялся и открыл козлиные ноги. Серебряные копытца поднимали сияющие брызги воды. Дух леса резвился и танцевал вместе с водяным. Когда Берегиня остановилась, она вновь посмотрела на людей, а её лик вновь озарила мягкая улыбка.
– Я всё думаю, как с вами поступить, – призналась сохатая, гарцуя. – Вор, который считает себя хорошим человеком. Таким хорошим, что ему позволено топить других. Бывший богатырь, славный воин, который оставил первую жену с ребёнком на руках и, искупая свой грех, спас Веслава. Странник-пилигрим, который ушёл из дома назло своему хворающему, одинокому отцу. Он вскоре умер, Витенег. Кухарка, что воровала еду из кухни, где работала, и тайно её продавала. Да и людей ты обманывала, Яра: твой обман и жизни порою стоил. И в завершение – тот сварогин, кто должен был стать царём этих добрых людей. Царевич, который боится собственной тени и даже своей любви так, что другому свою избранницу предложил. – Берегиня захохотала. – Что же делать мне с вами, души золотые? Утопить и заморозить вас своим дождём? Или, быть может, насмерть заворожить?
Веслав хотел было ей сказать, зачем они пришли в священный лес, но Василиса, проявив недюжую силу, вырвалась. Веслав и Витенег хотели охотницу схватить, но Василиса оказалась проворнее. Волхва-охотница встала напротив Берегини и поклонилась ей.
– Я готова тебе служить, Душа святая, – тихо произнесла Василиса, и у Веслава оборвалось сердце. Царевич хотел подбежать к Василисе, но его ноги будто приросли к земле. Он видел, что не только Витенег хочет помочь охотнице, но и Мухома, Яромир и Яра, все пытаются сдвинуться с места, но ни у кого не выходит даже пошевелиться. Цепкие корни дерева оплели их ноги. Вопль отчаянья вырвался из груди царевича. Но Василиса даже не обернулась. Она заворожённо внимала Берегине.
– Хорошо, дочь моя, – согласно кивнула сохатая, и водяной радостно запрыгал вокруг дев. Витенег звал Василису. Сквозь слёзы обращалась к подруге Яра. Просил опомниться охотницу Яромир.
– Ты заберёшь меня, и я всё забуду? – наивно спросила Василиса. – Всё-всё?
– Всё-всё, – согласилась Берегиня, – страдать не будешь ты по людям. Мы с тобой будем вечно танцевать! – Берегиня постучала ножкой. – Я тебя познакомлю с другими, с вилами. Наша вечность будет легка и прекрасна!
– Хорошо, – кивнула Василиса, и Мухома разразился такой отборной руганью в адрес лесного духа, что водяной перестал скакать. Но Василиса не посмотрела на Зайца. – Хорошо, – повторила она. – Если ты скажешь мне Слово своё, мать моя, моя душа будет навек тебе отдана.
Берегиня засмеялась звонко-звонко, затанцевала, стала бить копытами, от чего ещё ярче засияли капли проливного дождя. Теперь уже звали Василису все. Звали до тех пор, пока лёгкий взмах руки лесного духа не лишил людей голоса. Берегиня повернулась к Василисе, наклонилась к ней и зашептала. Водяной притих, заворожённый магией слов. Василиса тихо, одними губами, повторяла Слова Берегини, которые оплетали её саму подобно паутине. Сохатая не видела, как Василиса, спрятав руку в своей свите из сукна, изо всех сил сжимала берёзовый оберег с солярным знаком Хорса. Василиса повторяла за Берегиней слова сначала тихо, про себя, а потом всё громче и громче. И когда Берегиня, заворожённая собственной песней, запела, Василиса пела вместе с ней. Василиса пела, забирая слова у сохатой, и серебряная паутина слов лесного духа становилась золотой. Берегиня и Василиса пели вместе, их голоса сливались в унисон, дрожали в каплях воды, оплетая обеих певиц хрустальной скорлупой: со стороны Василисы золотой, а со стороны берегини – серебристой. И чем громче пели девы, тем ярче горели их слова, тем пристальнее смотрели девы в глаза друг другу. Слишком поздно Берегиня поняла, что охотница её песнь забирала. Только когда почти всё кружево слов сделалось золотым, сохатая в ужасе закричала – её собирался пленить человек. И не кто-нибудь, а та самая дева, которая была так благородна и чиста. От крика Берегини стыла кровь, но Василиса, которая запомнила её слова, исступлённо продолжала петь, пока все слова из кружева не стали золотыми. Когда сохатую деву окружил золотой кокон, Василиса завизжала так, что слова осыпались на Берегиню золотым дождём и приковали к месту.
