С учётом данных обстоятельств у меня не осталось другого выбора, кроме как покинуть группу. И лучше сделать это на относительно высокой точке, а поскольку я отношусь к музыке со страстью и энтузиазмом, меня очень радуют перспективы новых проектов.
Члены группы всегда могут надеяться на мою поддержку, я желаю им самого лучшего в любых будущих начинаниях – и группе в целом, и каждому в отдельности».
Частично заявление Уайлдера явно относилось к его давним разочарованием в Мартине Горе – он считал, что тот совершенно не ценит объём и качество его вклада в группу. В такой позиции Уайлдера есть определённая доля здравого смысла, учитывая, что другие члены группы – это не-музыкант и певец, который представляет собой рок-звезду, выгорающую в Лос-Анджелесе. К тому же аутсайдер разделял нежелание Флада быть пленником жёсткой и искажённой наркотиками среды. Уайлдер хотел устанавливать свои правила и начал всё с начала, выпустив в 1997 году очередной альбом проекта Recoil, Unsound Methods. Также он обрёл семейное счастье с Хепзиба Сесса и их дочерью Пэрис. «В конце тура Devotional мне надо было разобраться с массой разных вещей, – говорит он. – А от Depeche Mode я уже больше никакого удовольстсвия не получал, и сейчас я гораздо счастливее – и в работе, и дома».
Очень странно, но, хотя во второй раз в истории группы её покинул ключевой участник, беседы Флетчера, Гора и Миллера о предполагаемом конце группы не произошло сразу же.
Когда улеглась пыль, Мартин Гор понял, что настоящая проблема – это Гаан, а не отсутствие Уайлдера. Более боевая натура Флетчера рвалась доказать ушедшему, что группа справится и без него. «Я думаю, они просто недооценивали работу Алана, – замечает Миллер, – и потому сильно не волновались. Я всегда считал, что все они принижают его роль, и знаю – Алан сам так считал. Ну или скорее Дэйв ценил его, Флетч принижал, а Мартин витал в своём мире и вообще об этом не задумывался. И дело не только в музыке – Алан единственный брал на себя труд следить за всем, слушал все дубли, проверял дизайн и так далее. Его всё интересовало.
Ещё напряжение создавали финансовые вопросы, мне кажется. Флетч и Алан зарабатывали одинаково. Алан считал, что работает больше Флетча, Флетчу казалось, что Алан его недооценивает. Но я тут хочу подчеркнуть, что если и возникала напряжённость из-за финансовых вопросов, то я об этом узнавал из вторых рук, ко мне лично никто с этим не приходил. Понятно, что Мартин как автор зарабатывал гораздо больше денег, нежели любой другой член группы, но, уверен, все они это принимали как должное. За все эти годы, возможно, пару раз такие вопросы поднимались, но я про это слышал от других людей, так что не могу комментировать. Никто из группы никогда не пытался доказать, что вот в такой-то песне я что-то сочинил. Ничего подобного не было. Вопросы авторских отчислений часто раскалывают группы, но не в данном случае – Мартина все так уважали и настолько хорошо понимали его роль, что никогда это серьёзным вопросом не было».
Богатство Гора увеличилось ещё и благодаря удачным вложениям в бизнес. В начале 90-х он владел недвижимостью в Доклендс, получая 170 000 фунтов ренты от своего бывшего работодателя – National Westminster Bank. Энди Флетчер заработал меньше, его статус «Имени» в Lloyd’s привёл к большим финансовым потерям, частично возмещённым после судов над городской организацией.
В августе 1995 Depeche Mode собрались, чтобы обсудить ближайшее будущее. Мартин Гор написал пять или шесть новых песен, так что первый вопрос, на который должна была себе ответить группа – достаточно ли у них физических и душевных сил, чтобы записать новый альбом. Они мудро приняли осторожное предложение Дэниэла Миллера – сделать одну или две песни для сборника лучших хитов – продолжение The Singles: 1981–85. «Они прошли через такое дерьмо, что реально надо было принимать решение: вернутся они в студию или нет, – говорит Миллер. – Мы особо не давили, согласились на “best of ”, ну и заодно “ну давайте что ли сделаем пару песен, если дальше не пойдёт, то они хотя бы так пристроены будут”».
Гаан: «Мы провели собрание, на котором решали, хотим ли мы вообще вместе делать следующий альбом, что было совсем не очевидно, поскольку у всех существовало много разных интересов вне группы». Несмотря на такое уязвимое состояние, энтузиазм певца относительно осторожного предложения Миллера просто воспылал после того, как он услышал эти песни Гора: «Мне на самом деле очень захотелось записать их. Очень многое в их текстах и чувства, передаваемые в мелодиях, очень соответствовали моим ощущениям и переживаниям. Мне тогда казалось, что мне такое спеть очень полезно – как способ разобраться с личными проблемами. Глядя в прошлое, я понимаю, что я не был готов и что гораздо важнее для меня тогда было употреблять героин, чем работать в группе».
На протяжении года Гаан периодически ложился в рехаб, но каждый раз, когда он возвращался домой или в свою комнату в номер лосанджелесского отеля Marquis Sunset, его возвращения к героину становились всё хуже. Словно чтобы ещё сильнее ухудшить положение, в августе 1995 года, когда он вернулся из рехаба Sierra Tucson, он обнаружил, что его ограбили. Вынесли всё: «Харли-Дэвидсоны», телевизоры, музыкальный центр, оборудование для записи, даже мелочёвку всякую вроде столовых приборов. И чтобы ещё больше досадить ему, воры перед уходом перепрограммировали код тревоги, благодаря чему Гаан понял, что грабили те, кому он доверял – только несколько человек знали код. Он думал, что его друзья мстили ему за то, что он попытался выздороветь: «Мой дом представлял собою пустую раковину. Ничего не осталось – провода со стен свисали. Зрелище зловещее, как какое-то жуткое лосанджелесское кино, в котором я действительно играл роль. И я подумал: а кто вообще решил, что я должен быть здесь? Может, если меня тут не будет, другие со своими жизнями разберутся».
Гаан выставил дом на продажу, а себе снял жильё в Санта-Монике. «Я подумал, что если меня тут не будет, то всем станет только лучше. Я был заточен на разрушение». Он также остался в Sunset Marquis на несколько дней, позвонил своей маме и сказал, что только что выписался из рехаба. Её ответ его шокировал. «Она сказала, что Тереза говорила ей, что ни в каких рехабах я не лежал, что я вообще не пытался вылечиться, как обещал. Она мне не верила, короче».
Гаан, который проживал в номере отеля с девушкой, ширнулся, выпил бутылку вина, принял несколько таблеток валиума и вскрыл себе вены. «Я разговаривал с мамой по телефону, сказал подождать минутку, а сам пошёл в ванную и бритвой вскрыл вены. Запястья обмотал полотенцами, вернулся к разговору: мам, я должен уйти, люблю тебя сильно». Подруга зашла, но Гаан «…вёл себя так, как будто ничего не происходит. Вытянул руки по швам, чувствовал, как кровь течёт. Вены я взрезал реально глубоко, так что уже даже пальцы не чувствовал. Подруга вообще не знала, что случилось, пока наконец не заметила лужи крови на полу». К тому моменту, когда врачи зашивали его порезы, Гаан уже почти терял сознание. Зашивали без анестезии – он и так потерял очень много крови, и нельзя было терять ни секунды. «Тот врач мне сказал: “Опять ты, идиот несчастный”. Эта же “скорая” меня несколько раз уже забирала. Они даже прозвище мне придумали – Кот.
