Через год после их разрыва с Терезой Конрой она позвонила ему в Exodus обсудить условия развода. Вскоре она предоставила Гаану все бумаги. Разрыв был болезненным. «Она подала на меня в суд, требую крупные суммы, – жаловался Гаан. – Я думал, что итак уже отдал многое – жену и сына – за что-то, что в то время казалось очень хорошим, а, оглядываясь назад, оказывается крайне болезненным. Первые пару лет мы жили хорошо, но потом всё начало портиться. Но в общем в основе было вожделение – я с этой девочкой тусовался, отрывался и ложился».
За решимостью Гаана вылечиться стоял настоящий страх. Если бы он продолжал употреблять, то ситуация развивалась бы по двум сценариям: в лучшем случае он бы попал в тюрьму, в худшем – умер бы. И даже если бы он пережил тюремное заключение, то из-за проблем с законом его бы выслали из США, и, скорее всего, к тому времени он бы на Depeche Mode уже рассчитывать не смог бы. В любом случае группа решила бы, что почти невозможно ездить в турне с судимым наркоманом.
Когда 30 июля 1996 года Гаан появился в муниципальном суде города Лос-Анджелес, власти отнеслись к нему с сочувствием, поскольку он быстро включился в программу реабилитации наркоманов. Его проинформировали о том, что если он будет год воздерживаться от употребления наркотических веществ все обвинения с него снимут. На испытательном сроке его обязали сдавать анализ мочи два раза в неделю, и в случае положительного результата он немедленно возвращался в тюрьму. Гаану также приказали посещать амбулаторную программу, которая даст ему возможность снова работать с Depeche Mode. Он поселился в «доме трезвости», полном наркоманов вроде него, а потом вообще уехал из Лос-Анджелеса, переселившись в шикарную квартиру в Нью-Йорке, с видом на Центральный парк. Фактически его решение очиститься означало полное воздержание от любых наркотиков и алкоголя, поскольку он понимал, что любое ослабление запрета приведёт к тому, что ему захочется купить дозу и ширнуться. Он начинал новую жизнь: «Выбора у меня не было, – признаётся он. – Мне грозили два года тюрьмы, если я не выполню указания судьи. Быть чистым – это вопрос только времени, за ночь очищение не происходит».
Тем временем группа продолжала работать в Лондоне, на Эбби-Роуд. Все, включая Гаана, решили сделать последний рывок и закончить альбом. Флетчер: «Мы должны были удовлетвориться тем, что Дэйв хочет сделать это. Между нами всеми очень крепкая связь. Думаю, Алан, уходя из группы, думал, что от одного этого наша группа распадётся, но, мне кажется, связь гораздо крепче, чем он полагал». Решили, что Гаан будет приезжать в Лондон дописывать вокал. Он согласился, хотя и признал, что «ездить туда-сюда всё время довольно тяжело, и я бы вот хотел, чтобы такого у меня было поменьше».
На сей раз атмосфера в студии оказалась на удивление расслабленной, простой, поскольку члены группы отодвинули свои различия в сторону, чтобы, как выразился Гаан, «сделать что-то позитивное». По словам Гора «…определённым образом это сняло с нас часть напряжения, потому что никакого альбома вообще никто не ожидал, не говоря уж про хороший альбом». Флетчер про свои тогдашние чувства к Гаану говорит совершенно откровенно: «Если б Дэйв умер в мае, я бы не чувствовал вину за то, что недостаточно сделал для него. Он совершенно точно понимал, в чём погряз, а я сделал всё, что мог. Но теперь, после того, что я прошёл, если он удручён – а он ожидает новостей про развод с Терезой, – он может поговорить со мной, и я смогу ему помочь. Он понимает, что и я пережил те же несчастья, что и он. Хотя я знаю Дэйва как человека крайне подвижного, у которого много чего происходит, я надеюсь, что он будет вдохновлять, будет историей успеха».
Гаан: «Много времени ушло. Но я бы сказал, что мы лучше всего потрудились за последние несколько месяцев. А это становится всё более и более сложно, потому что когда знаешь друг друга так хорошо, то всякие мелочи разрастаются до серьёзных вещей. Теперь вот во внешнем мире много серьёзных вещей… у всех семьи, интересы за пределами группы. На это тратится масса времени и сил, а на совместное творчество – всё меньше и меньше. Когда всё хорошо получается – это просто прекрасно, но в основном мы сидим, мы ждём. Роли очень разные».
Гарета Джонса, давнего соратника группы Depeche Mode, призвали писать вокал Гаана в студии RAK, где также находился педагог по вокалу, вместе с Гором и Флетчером. По сравнению с той агонией, что была ранее, певец, который во время записи посещал собрания анонимных алкоголиков, работал сравнительно быстро, и свои вокальные партии дописал за месяц. Он остался очень доволен своей работой, особенно сравнивая её с тем, как он безнадёжно плохо пел всего несколько месяцев назад в Нью-Йорке. Он восторгался: «Они куда-то тебя переносят, что бы то за место ни было, в путешествие, рассказывают тебе историю, а ты слушаешь и понимаешь, втягиваешься». Флетчер: «Вокал Дэйва на этом альбоме – просто фантастика. Когда Дэйв хворал, нас некоторые люди спрашивали, а чего мы не можем его выгнать и взять другого певца. Но Дэйв никогда не подошёл бы ко мне с предложением, дескать, Гор заболел, давай пригласим другого автора песен. Depeche Mode – это голос Дэйва и песни Марта».
Когда весь записанный вокал всех устроил, Сайменон отнёс треки на Эбби-Роуд, чтобы работать над музыкой. После завершения записи вокала группа провела в студии ещё месяц, закончив альбом Ultra в конце 1996 года – через 15 месяцев после начала работы в Исткоте. Сайменон и Гор с начала и до конца отвечали за всё. «Честно говоря, Дэйв очень мало влиял на собственно направление альбома, до финала, до микширования», – проясняет лидер Bomb The Bass. «Я ему посылал записи, чтобы узнать его мнение, но в студии он не присутствовал, как и Флетч. Вообще Мартин всем заправлял».
Сайменон признаётся, что, работая с Depeche Mode, выгорел полностью: «Под конец записи я был совсем измочаленный, а я всё работал и в январе, и в феврале 1997, что вообще самое вредное, что я мог сделать. Я чуть не сорвался. Постоянное болезненное состояние. Так что я взял отпуск на несколько месяцев. Я просто был опустошён физически и умственно».
Гор и Флетчер тоже устроили себе короткий отпуск, причём автор песен воздерживался от алкоголя семь месяцев 1997 года. Гаан продолжал болезненный отрезвляющий процесс перестройки собственной жизни: «Понимаете, зависимость – она в натуре человека, со склонностью к зависимостям рождаются. Я пока что понял, что это такая банальность. Конечно, на ранних стадиях ты более восприимчив к лечению. Но со временем, вот у меня лично, я не могу отрицать тот факт, что 75 процентов времени моей жизни стало намного лучше. Я гораздо лучше себя чувствую в своей шкуре. Но в то же время если я дам слабину, позволю себе поддаться старым привычкам, в смысле отгородиться от всех, не брать трубку, не пить кофе с людьми, не ходить на собрания и встречи, короче если не буду бегать-суетиться, то долго трезвым я не продержусь. Не то чтобы я прям тот же темп наберу сразу, я говорю про болезнь в голове, или тупик. Кто угодно себя будет чувствовать ужасно в таком положении, и я думаю, что многие люди проходят это в депрессии, в такой депрессии, когда тебе для всего и всех требуются колоссальные усилия.
Я должен общаться с трезвыми друзьями, с людьми, с которыми лечился или с теми, кто поможет мне. Вы знаете, у меня есть поддерживающий меня человек, “спонсор”, помощник, и я хожу на собрания и всё такое прочее делаю. Если ты в комнате в компании тех, у кого та же проблема, это уже само по себе успокаивает. Я понял, что если на такой встрече только посидеть полтора часа, послушать, чем люди делятся, их рассуждения о том, что значит быть наркоманом, о том, как они проживают день, то это, знаете, мне поможет.
