Анджани рассказывает: «Этот альбом стал поворотным моментом для нас обоих». Леонард изначально позвал её спеть вторую партию вокала в песне «Undertow», а потом решил, что отбросит основную мелодию и сделает партию Анджани главной. Это песня о несчастной, потерянной женщине; в партии Анджани Леонарду понравилось то, что тоника появляется в ней только в самом конце: в этом было напряжение, хорошо рифмовавшееся с эмоциональным состоянием героини песни. Он оставил Анджани с Леанной
Унгар, чтобы они записали её голос, а сам пошёл в дом сделать несколько телефонных звонков. «Я спела несколько раз, — вспоминает Анджани, — и в конце концов мы сделали дубль, который показался мне великолепным, я никогда в жизни так хорошо не пела, и Леанне тоже очень понравилось». Когда Леонард вернулся, она сказала ему: «Вот — послушай». «Леанна включила запись, — продолжает Анджани, — а он всегда слушает музыку одинаково — смотрит в пустоту с ничего не выражающим лицом, даже если это сальса, он не шевелится, сидит как истукан. Дослушав до конца, он сказал: «Это прекрасно. Теперь спой это, но не пой». Анджани озадаченно посмотрела на него. «Он сказал: «Это не гимн. Это песня сломленной женщины — будь этой женщиной на пустом пляже, у которой ничего не осталось». Я помню, что пришла в ярость, ведь ему не понравился этот великолепный дубль, который я так красиво спела, и я подумала: что ему от меня нужно? Я очень занервничала — я оказалась с пустыми руками; у меня действительно ничего не осталось. И когда я спела снова, у меня получилось неуверенно и надломленно. Я допела, и он сказал: «Вот оно. Теперь у тебя получилось». Он сказал, что ещё никогда не слышал меня такой. Позже он говорил про меня так: «Её голос перешёл из горла в сердце».
Ещё одно отличие Dear Heather от ранних альбомов Леонарда — то, с какой скромностью в нём говорится о больших предметах: о любви, смерти, жизни, вере и безумии. Как отметил в своей рецензии Леон Визельтир, музыка этого альбома «упивается собственной немонументальностью» [13]. В песне «On That Day», оплакивающей 11 сентября, место грандиозности занимает простота, а заглавный трек — не привычная тоска по женщинам, но причудливая безделушка. «Вожделение осталось, — заключает Визельтир, — но рабству пришёл конец. И везде на Dear Heather слышна внутренняя свобода. Это окошко в сердце незаурядно интересного и незаурядно смертного человека» [14].
Леонард здесь пишет прямолинейно и недвусмысленно (хотя нельзя исключать, что он достиг таких высот дзена, на которых эта недвусмысленность на самом деле является невероятно рафинированной неоднозначностью). Как бы то ни было, это прекрасный, негромогласный, чарующий альбом. Рисунок на его обложке — портрет Анджани; сзади — сделанная Анджани фотография Леонарда, небритого, в кепке, с кофейной чашкой в руке. Леонард посвятил альбом памяти Джека Макклелланда, своего старого канадского издателя, который умер в июне 2004 года — за несколько месяцев до выхода Dear Heather. От тура в поддержку альбома Леонард отказался — он даже не поехал в промо-тур, как сделал для альбома Ten New Songs. Закончив работу, он сразу уехал в Монреаль, где провёл лето, безмятежно сидя в Португальском парке с другими стариками, наблюдая за течением жизни вокруг.
Альбом неплохо продавался и без помощи автора. Почти везде в Европе он попал в чарты, занял 34-е место в Великобритании и стал золотым в Канаде, Польше, Дании, Ирландии, Норвегии и Чехии. В США, как ни странно, Dear Heather попал в Топ-20 в категории world music, но снова не попал в Топ-100 «Биллборда». Леонард ни слова не говорил, поэтому многие журналисты сочли альбом его последним словом, прощальным посланием перед выходом на пенсию. Но, как Леонард писал Яркко Арьятсало, автору сайта Leonard Cohen
Files, летом 2004 года, он рассматривал альбом Dear Heather как завершение определённого цикла в своём творчестве, после чего собирался приняться за следующий альбом; он писал, что уже основательно погрузился в работу над ним: «шесть или семь песен уже существуют в черновом виде, и, б-г даст, он будет закончен в течение следующего года. Также B of L [Book of Longing] — или что-то похожее — собирается проявиться под новым именем и в новой форме» [15]. Леонард явно не планировал уходить на покой. Тем лучше: как показали дальнейшие — странные и неожиданные — события, он не смог бы уйти на покой, даже если бы захотел.
В октябре 2004 года в монреальской квартире Леонарда раздался телефонный звонок. Звонила его дочь Лорка из Лос-Анджелеса. Она только что имела странный разговор с бойфрендом ассистентки Келли Линч, который пришёл к ней в магазин. Он сказал, что Леонарду нужно как можно скорее проверить свои банковские счета. Как и Лорка, Леонард ничего не понял. Делами Леонарда занималась Келли — хорошая, надёжная Келли, не просто менеджер, но и близкая подруга, почти что член семьи. Он даже дал работу её родителям. Леонард, мало интересовавшийся финансовыми делами, предоставил Келли Линч большую свободу действий. Он настолько ей доверял, что указал её имя в своём прижизненном волеизъявлении: в крайнем случае она имела право решить, поддерживать ли его жизнедеятельность или позволить ему умереть. Линч всё время была рядом, пока он работал над альбомом Dear Heather, и потом они общались так же регулярно, как и всегда, но она не упоминала ни о каких финансовых проблемах. Однако Лорка волновалась, и Леонард согласился прилететь в Лос-Анджелес. Он сразу пошёл в свой банк — он так редко бывал там, что с трудом вспомнил адрес, — и они изучили его счета. Похоже, опасения подтверждались: буквально несколько дней назад Леонард оплатил для Келли счёт на семьдесят пять тысяч долларов. Клерк просматривал историю операций, и становилось ясно, что это не единичный случай. У Леонарда пропали почти все деньги.
Дома Леонард закурил сигарету. Он позвонил в офис Келли. Её голос по телефону звучал весело и дружелюбно. Леонард сообщил ей, что аннулировал доверенность на её имя и уволил её. Уволил Келли. Из всех женщин в его жизни именно она обошлась с ним так плохо. Леонард знал, что у Келли Линч — как и у Марти Машэта, его бывшего менеджера и её бывшего босса — есть свои недостатки, но, как и Машэт, она разбиралась в его делах и занималась ими. В 1998 году в интервью журналу Billboard (для большого материала, посвящённого тридцатилетию его музыкальной карьеры) Леонард признался, что в делах его «обманывали много, много раз», но затем — «я нашёл Келли и привёл дом в порядок, и с тех пор я зарабатываю себе на жизнь… почти исключительно благодаря Келли. Келли, благослови её бог, организовала меня и моего сына» [16].
Как и Марти Машэт, Келли любила Леонарда — или, по крайней мере, много лет вела себя именно так. Четырнадцатью годами ранее у них даже был роман, но это, по словам Леонарда, был «секс без обязательств»; он «никогда не оставался на ночь, и [их роман] был и закончился к обоюдному удовольствию» [17] и, судя по всему, не помешал их близкой дружбе. Тот факт, что у него из-под носа увели почти все заработанные им деньги, было трудно принять — но вместе с тем это было так легко сделать. Это старая история в шоу-бизнесе.
Не об этом ли предупреждала его мать, когда он ещё в 60-е собрался в Нью-Йорк со своей гитарой? «Будь осторожен с этими людьми, — сказала она ему тогда. — Они не такие, как мы». В ответ Леонард снисходительно улыбнулся, после чего незамедлительно по неосторожности отписал права на несколько своих песен. Но потеря прав на несколько песен была каплей в море по сравнению с тем финансовым бардаком, который его ожидал. Дополнительная ирония судьбы заключалась в том, что махинации Келли Линч, по-видимому, начались ещё тогда, когда Леонард оставил материальный мир и ушёл в монастырь. Когда он вернулся с горы, махинации продолжились, и это только подтверждало то, о чём многие знают или хотя бы догадываются: музыканты и монахи плохо разбираются в финансах. Леонард был рад поручить ведение своих дел менеджеру, но теперь у него не было ни Келли, ни денег, и ему предстояло разгребать колоссальный бардак, не имея для этого ни денег, ни менеджера. Возможно, эта ситуация менее парадоксальна, чем буддистский коан, но всё же это была чертовски серьёзная проблема, которая к тому же сильно отвлекает от других дел. «Эта штука способна подпортить настроение», — сообщил Леонард друзьям. Эту же сдержанную фразу он повторил потом журналистам, когда началось судебное разбирательство и дело получило огласку. Из этого вышла престранная история с запутанным сюжетом и пёстрым списком действующих лиц, в который входят спецназовцы, финансисты, невоздержанный на язык попугай, тибетские буддисты и бывший муж возлюбленной Леонарда — Анджани.
