Он говорил, что хочет вернуться в Грецию, но пока что прилежно рекламировал свою пластинку и продолжал примерять маски, чтобы узнать, подходят ли они ему. В интервью журналу KRLA Beat он называл себя анархистом, «неспособным бросить бомбу» [13]. Из интервью «Нью-Йорк Таймс»: «Когда я вижу женщину, преображённую оргазмом, который мы испытали вместе, — тогда я знаю, что мы встретились. Я вообще за матриархат». Он также выступал за Распятие: «Распятие снова будут понимать как универсальный символ, а не просто как эксперимент с садизмом, или мазохизмом, или высокомерием» [14]. Из материала в журнале «Плейбой» (1968): «У меня было что-то общее с битниками и ещё больше общего с хиппи. Может быть, следующее движение окажется мне ещё ближе» [15]. Всё это прекрасно резюмировал заголовок статьи в «Плейбое» — «Благородный муж Возрождения» («Renaissance Mensch»). На фотографии, сделанной на Гидре, этот живущий в Нью-Йорке меланхоличный канадец больше всего походил на актёра немого кино в роли агента по продаже недвижимости из Флориды: широкополая шляпа, тонкие усики и злодейская улыбка.
На Columbia сделали новую рекламу альбома Леонарда: раньше в ней цитировалась рецензия из Boston Globe («Джеймс Джойс не умер…»), теперь её сменила цитата из «Плейбоя»: «Я подвизаюсь на поприще беззакония с пятнадцати лет». К тексту прилагалась не очень-то подходящая фотография, на которой Леонард — улыбающийся, небритый, одетый в полосатую пижаму — лежит рядом с собственным мрачным автопортретом с обложки альбома. В Великобритании CBS*841 устроила более осмысленную рекламную кампанию: в начале 1968 года в продажу (по невысокой цене) поступила сборная пластинка The Rock Machine Turns You On, на которой среди треков Дилана, Spirit, Саймона и Гарфанкела, Тима Роуза и Тадж Махала была и песня Леонарда — «Sisters of Mercy».
Он сам тем временем беседовал с журналистом из Montreal Gazette в своей жуткой комнатке в отеле «Генри Гудзон» и уверял его, что следующий альбом — альбом, который он ещё несколько недель назад не планировал записывать, — будет сделан в стиле кантри-энд-вестерн. Теперь он снова собирался ехать в Теннесси.
11
Дао ковбоя
Он умел ездить верхом и стрелять из винтовки, и — хоть он и утверждал, что в нём нет ни капли сентиментальности, — он так умел петь песни Хэнка Уильямса, что слушатели рыдали. Если бы в теннессийской глухомани высадился десант тридцатилетних нью-йоркских интеллигентов, то наибольший шанс выжить там был бы у Леонарда. Но у Нью-Йорка ещё были на него планы. Его американское издательство Viking Press воспользовалось вниманием публики, привлечённым к его дебютному альбому, и на этой волне выпустило второе издание «Прекрасных неудачников»; в июне 1968 года они собирались издать его новую поэтическую книгу Selected Poems 19561968 («Избранные стихотворения 1958–1968»)1851. Это было первое издание поэзии Леонарда в США, и в него вошли двадцать новых стихотворений, включая стишок, посвящённый Марите и написанный на стене «Лё Бистро», а также некоторые стихотворения из предыдущих сборников. Немалую часть материала отобрала для публикации Марианна, сделавшая акцент на лирических личных текстах о любви и утрате. Хотя роман Леонарда с Марианной фактически прекратился под пагубным воздействием времени и пространства, а также отношения Леонарда к семейной жизни и его способов выживания, полного разрыва между ними не произошло.
Хотя у Леонарда были причины задержаться в Нью-Йорке, в отеле «Генри Гудзон» его ничто не держало. Он снова поселился в «Челси». Ему не потребовалось много времени, чтобы заметить женщину, жившую с ним по одинаковому расписанию: в три часа ночи её можно было встретить в коридорах отеля, где она искала бутылку и хорошую компанию. Дженис Джоплин обосновалась в «Челси» во время записи своего второго альбома с группой Big Brother & the Holding Company, который продюсировал Джон Саймон. Однажды, когда Леонард возвращался к себе из забегаловки «Бронко Бургер», а Дженис — из студии E, они встретились в лифте и продолжили общение в неубранной постели. Несколько лет спустя, когда Леонард уже обессмертил сделанный Дженис минет в двух песнях (сперва в «Chelsea Hotel К1», которую он пел на концертах, но так и не записал, а потом в «Chelsea Hotel К2», выпущенной в 1974 году на альбоме New Skin for the Old Ceremony), он придал их встрече отточенную форму байки, которую рассказывал со сцены: «Она искала не меня, она искала Криса Кристофферсона; я искал не её, я искал Брижит Бардо; но методом исключения мы оказались друг у друга в объятиях» [1]. Это сказано с мрачным юмором человека одинокого и честного.
В более поздних версиях этой истории юмор легче, ближе к стендап-комедии. Он рассказывал, что спросил её, кого она ищет, а когда она ответила, заявил: «Миледи, вам несказанно повезло: я Крис Кристофферсон» [2]. Как бы то ни было, она сделала для него исключение*861.
Интересно, что развитие этого сюжета в форме байки похоже на его развитие в виде песен. Первая из них, «Chelsea Hotel К1», более откровенна и открыто эмоциональна:
Как удивительно лежать с тобой, а ты издаёшь этот милый тонкий звук…
Вижу все твои билетики Лежат разорванные на полу,
Вся твоя одежда, и тебе нечем укрыться.
А твои глаза сверкают в моём самом тёмном углу.
Вторая — более закрытая и несентиментальная:
Я не могу уследить за каждой упавшей птичкой… Я думаю о тебе не так уж часто
Так их встреча предстаёт более рутинной — особенно в сравнении с гиперболой стихотворения «Празднование», в котором оргазм, полученный при оральном сексе, сбивает лирического героя с ног, «как тех идолов на крыше, обрушенной Самсоном». Позже Леонард неоднократно раскаивался в том, что раскрыл личность женщины, сделавшей ему минет и вдохновившей его на песню. «Она бы не возражала, — сказал он однажды. — Но моей матери это бы не понравилось» [3]. Нет причины сомневаться в его словах, но на самом деле это не понравилось самому Леонарду — не только редкое для него нарушение правил хорошего тона, но и раскрытие тайны творчества, обнажение скрытого механизма. Связь с Дженис была случайной и больше не повторялась, и мы с уверенностью можем сказать, что она была не единственной женщиной в «Челси», сделавшей Леонарду минет, но было что-то в ней самой или в её судьбе (менее чем три года спустя в возрасте двадцати семи лет Дженис Джоплин умерла от передозировки в лос-анджелесском отеле), что не оставляло Леонарда в покое.
* * *
Дэвид Кросби впервые увидел Джони Митчелл в Майами, когда его уже уволили из The Byrds, но он ещё не стал сооснователем Crosby, Stills & Nash. Джони пела в кофейне, и Кросби был «сражён». Он увёз её с собой в Лос-Анджелес, и они стали жить вместе. Кросби принялся искать для своей новой возлюбленной контракт с лейблом и назначил себя продюсером её будущего альбома. «Она была величественная и волшебная, и хотя я не был настоящим продюсером, я просто знал, что кто-то должен помешать всему миру переформатировать то, что она делала, в стандартное звучание: бас, барабаны, клавишные. Это была бы грёбаная катастрофа». Несмотря на благие намерения Кросби, записывать альбом с Джони «было не очень-то весело»: работать с Бетховеном не проще, чем жить с Бетховеном. Когда работа была закончена и кровь смыта со стен, Джони удивила Кросби, предложив ему стать продюсером второго альбома её друга — Леонарда Коэна.
