Леонард же, сидя в самолёте, летевшем в его, как он выражался, «мифический дом», чувствовал себя свободным. Он был «снова худ и не на привязи» [9]. Приехав в Тель-Авив, он вскоре познакомился с израильским певцом по имени Ошик Леви, который собирал команду артистов, чтобы выступать перед солдатами: в этом проекте приняли участие Матти Каспи, Мордехай «Пупик» Арнон, Илана Ровина, и Леви с удовольствием включил в этот список Леонарда. У Леонарда были другие планы. Он запротестовал, говоря, что пишет печальные песни, которые плохо подходят для поднятия боевого духа. Но Леви умел убеждать, и, кроме того, от израильской армии не поступало более интересных предложений. В течение следующих недель Леонард на грузовиках, танках и джипах объезжал аванпосты, бивуаки, ангары ВВС, полевые госпитали — они останавливались везде, где видели солдат, и играли для них до восьми раз за день. Солдаты собирались тесным кругом — иногда их было не больше десятка — и, если дело было ночью, светили на него фонариком, пока он пел.
- Куда бы мы ни приезжали, он спрашивал о том, чем занимается тот или иной солдат, и всякий раз он хотел записаться добровольцем и выполнять ту же работу, — рассказывал Леви репортёру из газеты «Маарив». — Я дразнил его: «Ты уж определись, кем хочешь быть — пилотом, артиллеристом, боевым пловцом? У тебя каждый день новое увлечение».
Музыканты жили вместе с солдатами и разговаривали с ними ночи напролёт.
- Он был скромным человеком с душой философа и искал, в чём предназначение человека, — говорил Леви. — Он часто беседовал с Арноном о философии, астрологии, Библии. Он часто говорил о сущности иудаизма и о своём еврейском имени, Элиезер [10].
В блокноте, который Леонард постоянно носил с собой, он писал заметки о том, что видел в Израиле: о красоте пустыни, о солдатском братстве, об убитых и раненых, при виде которых он плакал. Как и на Кубе, он записывал свои фантазии о необычайных проделках: например, украсть пистолет и застрелить офицера, который достал его «постоянными просьбами спеть «Suzanne» [11]. Он также удивительно быстро написал в Израиле новую песню под названием «Lover Lover Lover». Каспи вспоминает, что Леонард сымпровизировал её перед солдатами во время их второго выступления.
Пусть дух этой песни Да вознесётся он, чист и свободен,
Да будет он щитом тебе Щитом от врага
Во время тура 1974 года Леонард будет представлять эту песню как «написанную в синайской пустыне для солдат на обеих сторонах» [12]. В том же году, рассказывая о своём опыте журналу ZigZag, он сказал: «Война чудесна. Её никогда не вытопчут окончательно. Это редкий случай, когда люди могут совершать лучшее, на что они способны. В ней есть экономия жеста и движения, каждый жест точен, каждое усилие максимально. Никто не сачкует. Это возможность ощутить то, чего ты просто не можешь почувствовать в современной городской жизни» [13] — все эти мысли, особенно последняя, уже давно занимали его.
Из Израиля Леонард полетел в Эфиопию, которая тоже находилась на грани войны. Казалось, что он нарочно подвергает себя опасности, искушает судьбу. На этот раз он не пытался взять в руки оружие и поселился в отеле «Империал» в Асмэре. Снаружи лил ливень, а оказавшийся на свободе Леонард писал. «У меня с собой была гитара, и именно тогда я почувствовал, что наконец-то появляются песни — конечный результат черновиков, которые я последние четыре или пять лет носил с собой из одного отеля в другой» [14]. Он отредактировал «Lover Lover Lover», поменяв её начало с «I saw my brothers fighting in the desert» («Я видел, как мои братья сражаются в пустыне») на
I asked my father…»Change my name.»
The one I’m using now it’s covered up With fear and filth and cowardice and shame («Я попросил отца… «Дай мне новое имя».
То, под которым я живу сейчас, покрыто Страхом, и грязью, и трусостью, и позором»)
Там же в Эфиопии он «разгадал шифр» «Take This Longing» — песни, которую он написал много лет назад для Нико и которую Баффи Сент-Мари записала под названием «The Bells», — чтобы «сделать версию для» себя [15]. Ещё он сделал окончательную редакцию второй версии песни об отеле «Челси»; в «Chelsea Hotel К2» рассказывалось о сексуальном эпизоде, произошедшем у Леонарда с Дженис Джоплин. Музыку он написал вместе с Роном Корнелиусом на последнем туре — во время трансатлантического перелёта из Нэшвилла в Ирландию. «Это было ещё когда в самолётах разрешалось курить в хвосте салона, — вспоминает Корнелиус, — и большую часть тех восьми с половиной часов, которые продолжался полёт, мы с Леонардом сидели, курили и сочиняли эту песню. Когда мы приземлились в Шэнноне, она была готова». Леонард рассказывал Биллу Доновану, тур-менеджеру, что это первая песня, которую он написал вместе с другим человеком. Ещё одна песня, написанная в Эфиопии, — «Field Commander Cohen», ироническое повествование о вымышленных подвигах Леонарда на войне. В реальности, путешествуя по районам боевых действий, он избегал войны с Сюзанной, ожидавшей его дома.
Впрочем, Леонард очень устал и был готов заключить мир. В Израиле он видел слишком много крови, смерти и ненависти. Он чувствовал, что должен вернуться домой, чтобы ухаживать за садиком, который он засеял, и постараться каким-то образом справиться с семейной жизнью. Но прежде он побывал в монастыре, чтобы провести время с Роси. Когда в конце года он наконец вернулся домой к Сюзанне и Адаму, в его доме в Монреале воцарился мир — достаточно долгий, чтобы Сюзанна забеременела снова.
В июле 1974 года в Лондоне состоялась премьера исправленной версии концертного фильма Bird on a Wire. В прокате фильм был недолго. «Би-би-си» к тому времени отказалась от идеи его показывать. Его показали по немецкому телевидению, но вообще, если не считать редких пиратских копий, фильм исчез почти на сорок лет. Леонард прилетел в Лондон на премьеру.
Журналисту из ZigZag он показался «очень весёлым» и даже спел три новых песни, параллельно рассказав о том, что из-за грядущего рождения второго ребёнка ему пришлось отказаться от кабинета и писать в сарайчике в саду. По сравнению с прошлым визитом в Лондон настроение Леонарда кардинально изменилось: в тот раз из его интервью следовало, что он планирует оставить музыкальный бизнес. «Я не хочу, чтобы у вас создалось впечатление, как будто я тяжело болел, а теперь выздоровел; это не так, — сказал Леонард. — [На самом деле] два месяца назад у меня была удачная неделя, моя гитара хорошо звучала, и многие из неоконченных песен подсказали мне идеи, как их завершить» [16].
Леонард возобновил свой контракт с Columbia Records. Только что он почти месяц провёл в студии в Нью-Йорке, работая над новым альбомом New Skin for the Old Ceremony. После первых четырёх пластинок он экспериментировал с новым звучанием, полностью сменил музыкантов и нашёл нового молодого продюсера. Джон Лиссауэр был на пятнадцать лет моложе Леонарда и недавно окончил Йельский университет, где изучал классическую музыку и джаз. Они случайно познакомились в Монреале в ресторане и музыкальном клубе, расположенном в старом здании отеля «Нельсон», на концерте Льюиса Фюрея; Лиссауэр играл в его группе и только что спродюсировал его первый альбом11091. Леонард был в тот вечер в аудитории. Он знал Фюрея с 1966 года, когда тот, шестнадцатилетний скрипач и начинающий поэт, попросил Леонарда оценить его стихи, и Леонард стал его ментором в поэзии и дал ему домашнее задание: прочесть Ирвинга Лейтона и написать сонет.
