В июне, через четыре месяца после последней февральской сессии в Whitney (тогда были записаны «Fingerprints’ и «I Guess It’s Time”), состоялась ещё одна сессия — они снова работали в Gold Star; записывали «Paper-Thin Hotel». Эта песня, с коронными для Леонарда темами расставания, супружеской неверности и капитуляции, получила трогательную романтичную аранжировку с хорами, несколькими фортепиано и слайд-гитарой. Вот и всё. Спектор, как всегда, под неусыпным наблюдением вооружённой охраны забрал плёнки к себе домой и затем приступил к процессу сведения; где он это делал, не разглашалось.
Леонарду, видимо, никто не сказал, что запись закончена. Он считал, что партии, спетые им из последних сил в рассветные часы, — всего лишь черновой вокал, который он позже сможет переделать начисто. Он ошибался. Услышав готовый альбом, Леонард содрогнулся от ужаса. Из больших колонок пел человек совершенно обессиленный и потерянный, словно его ударили пыльным мешком по голове. «Я подумал, что он выхолостил нашу пластинку, и послал ему телеграмму, где написал, что думаю», — вспоминал Леонард [13].
Он спросил Спектора, нельзя ли ему снова прийти на студию и спеть свои партии заново, но тот сказал, что нельзя. «В последний момент, — говорил Леонард, — Фил не смог удержаться от того, чтобы уничтожить меня. Думаю, он не может терпеть других призраков в своей тьме» [14].
В интервью «Нью-Йорк Таймс» Леонард сказал, что в новом альбоме ему не нравится ничего. «Местами в музыке есть настоящая мощь, но в целом она, мне кажется, слишком громкая, слишком агрессивная. Эти аранжировки мне мешают. У меня не получилось передать смысл песен» [15], а среди них были некоторые из лучших песен Леонарда о любви — отчаянной, удушающей, истинной, безбожной, нежной, но чаще убийственной. Впрочем, что бы он ни думал о Death of a Ladies’ Man, трудно отрицать, что Спектору удалось поймать ощущение погибели, которое сам Леонард испытывал в то время. Леонард действительно был потерянным и обессиленным, он действительно остался ни с чем. Сюзанна от него ушла. Мать тоже собиралась его покинуть.
У Маши была лейкемия в терминальной стадии. Леонард постоянно летал в Монреаль, он всё время страдал от джетлага, и на сердце у него было тяжело. Параллельно он вносил последние правки в новую книгу, Death of a Lady’s Man. Тем временем Марти Машэт поручил своему сыну Стивену, новоиспечённому юристу, убедить Warner Bros. выпустить пластинку. Глава лейбла Мо Остин не хотел с ней связываться. Больше того: связываться с новым альбомом Леонарда не хотели и на «Коламбии».
«На этом альбоме, — говорит Стивен Машэт, — два алкоголика ведут себя так же, как все люди, они сделали альбом о том, как кадрить девушек и забираться к ним в постель. Это самый честный альбом, когда-либо записанный Леонардом Коэном». Стивену Машэту удалось переманить на свою сторону продакт-менеджера Warner Bros., и так он «заключил сделку для [своего] отца». Стивен не скрывал, что сделал всё это не ради Леонарда, которого не любил, — хотя он мог получить своеобразное удовольствие от всей этой истории, зная,
что Леонард «не хотел, чтобы этот альбом увидел свет». В своей книге Gods, Gangsters and Honor («Боги, гангстеры и честь») Стивен Машэт сообщает, что Леонард сказал ему: «Этот альбом — мусор. Это мастурбация твоего отца. Я люблю Марти, он мой брат. Но я больше никогда в жизни не хочу видеть этого Спектора. Он — худший человек, которого я когда-либо встречал».
- У себя Фил был чудесный — если не считать кондиционера и того, что он не выпускал тебя из дома. Когда мы с ним были вдвоём, это было очень приятное время. Знаете, в Филе есть что-то очень симпатичное; его нельзя не полюбить. Спектакли, которыми он знаменит, он устраивал только если у него была большая аудитория.
- Что изменилось, когда вы пришли на студию?
- На него нашло такое вагнеровское настроение. В студии было полно оружия и море спиртного. Там была атмосфера опасности. Оружия было много. Он любил оружие. Мне тоже нравилось оружие, но я обычно не ношу пистолет с собой.
- Были ли случаи, чтобы из этих пистолетов стреляли?
- Не стреляли, но трудно забыть о пушке 45-миллиметрового калибра, лежащей на консоли. Чем больше людей было в комнате, тем более неуправляемым становился Фил. Я против собственной воли восхищался экстравагантностью его выходок. Но в моей личной жизни был хаос, я был в не очень хорошем состоянии психологически, и я там не мог постоять за себя.
Альбом Death of a Ladies’ Man вышел в ноябре 1977 года, причём на конверте значилось: «Песни Спектора и Коэна». Неудивительно, что Спектор поместил своё имя наравне с именем Леонарда, но всё же странно видеть имя продюсера перед именем артиста на обложке альбома, который Леонард в беседе с Харви Куберником назвал «самым автобиографичным альбомом в [своей] карьере» [16]. На конверте также была помещена большая фотография цвета сепии, снятая в одном лос-анджелесском ресторане: Леонард сидит за столом между Сюзанной и её подругой, он похож на оленя в свете фар автомобиля, и на лице его видно нечто среднее между обдолбанностью и ошеломлённостью. Эта сцена максимально непохожа на единственную другую обложку альбома Леонарда с фотографией его немузыкальной возлюбленной: Songs from a Room, где Марианна, прикрытая одним лишь полотенцем, сидит за его письменным столом в доме на Гидре и застенчиво улыбается.
Критики не знали, что и думать. Новый альбом был совершенно не похож на то, что все привыкли ожидать от Леонарда. При этом рецензии в целом не были такими уж негативными. Более того, в США рецензии были в основном положительные, особенно в сравнении с рецензиями на его предыдущие пластинки. Рецензент «Нью-Йорк Таймс» писал: «Эта пластинка, возможно, один из самых странных и не сразу нравящихся гибридов в истории поп-музыки» [17]. Роберт Хилберн в «Лос-Анджелес Таймс» признавался: он «убеждён, что это главный альбом 77-го года. Всё здесь сделано с замечательным чутьём на интенсивность и нервную эмоциональность». Пол Нельсон в Rolling Stone: «[Этот альбом] либо колоссально несовершенный, либо колоссальный и несовершенный, и бьюсь об заклад, что верно второе»;
он также отметил, что, несмотря на всё своё несходство («самый вызывающий экстраверт в мире продюсирует самого фаталистически настроенного интроверта в мире»), Спектор и Леонард имеют много общего: оба входят в «этот эксклюзивный клуб поэтов — одиноких волков», оба остро осознают, «что такое слава и страстная тоска» [18].
В Великобритании рецензент музыкальной газеты Sounds сравнил новый альбом Коэна с Desire Боба Дилана, а его заглавную песню — с «Imagine» Джона Леннона и с «Hedda Gabler» Джона Кейла, прибавив также: «Преданным поклонникам не стоит волноваться; [альбом] всё равно звучит как [альбом Коэна], но рассчитан на гораздо более широкую аудиторию» [19]. Теперь видно, что Death of a Ladies’ Man неплохо выдержал испытание временем. Многие люди, сначала возненавидевшие его за неуместную помпезность, позже стали относиться к нему теплее. Леонард тоже со временем стал более снисходителен к этому альбому, хотя, за исключением «Memories», почти не играл песни с него на концертах. Этот альбом не укрепил позиции Леонарда в США; в чарты он не попал. Но словно чтобы доказать, как сильно Леонарда любят в Европе, в Великобритании он занял 35-е место.
