– Габриэль, хорошо. Носите и не снимайте. Без бейджа никого не пускаю.
Я машинально кивнул в ответ и нерешительно шагнул в зал. Невидимая преграда исчезла. Оказавшись внутри, я рассмотрел карточку поближе.
Посередине чернел круглый оттиск. Поверх него были напечатаны две строчки:
Зовите меня ГАБРИЭЛЬ
или платите пять долларов
Забавно, но куда забавнее другое. Эта карточка никак не могла попасть ко мне в карман. Подсунуть ее тоже никто не мог. Я только вчера забрал костюм из химчистки и сегодня с утра надел.
– Габриэль, – пробормотал я себе под нос. Архангел. Вестник Божий с трубой. Дьявол, вот это имечко.
Сначала «ковент», потом металлические двери с глазами, невидимая стена, теперь ангелы… Я поежился. Это входило в привычку.
Хрустальный зал производил приятное впечатление. Не самый большой конференц-зал в отеле, но точно самый красивый. Стены выкрашены густо-розовым. Ковер – темно-бордовый. С потолка свисают люстры: одна – огромная – в центре, а по бокам две поменьше. Сверкающие хрустальные подвески переливаются всеми оттенками красного и, покачиваясь, издают мелодичный звон.
В дальнем конце зала установлен импровизированный помост. Он накрыт черной тканью, сзади – черный занавес. Вдоль него аккуратно выстроились несколько кресел, перед ними – пюпитр. От помоста расходятся ряды деревянных стульев (я насчитал тринадцать рядов по тринадцать мест в каждом). На некоторых уже сидели, но в основном присутствующие стояли и беседовали, разбившись на группки. «Моего» человека среди них не было.
В целом это сборище ничем не отличалось от сотен других тематических конгрессов, которые каждый день проходят в отелях по всей стране. Раз в год мужчины и женщины собираются вместе, чтобы обсудить общие интересы, решить насущные вопросы, послушать о новых достижениях, утвердить новую планку качества. Не забывая, конечно, о возлияниях, подковерных интригах и невинном – или не столь невинном – флирте.
Все мужчины представительного вида, хорошо одеты, правда, не в вечерние костюмы. Женщины – их меньше – молоды и привлекательны. Признаться, ни разу не видел столько очаровательных особ в одном помещении, даже когда выслеживал гулящего мужа за кулисами бродвейского театра.
Но кто все эти люди? Врачи, адвокаты, преподаватели?.. Да, это слет – но чей?
Чтобы получше рассмотреть рыжеволосую красотку с роскошной фигурой, нужно было сместиться вправо. Я сместился вправо, но вдруг запнулся и потерял равновесие. Заваливаясь вперед, я выставил руки и за что-то ухватился – за что-то мягкое и округлое. Кто-то охнул. Я поднял голову и встретился с парой голубых глаз, сощуренных от смеха. Я прижимал к себе обладательницу самой прекрасной фигурки из всех, к которым мне случалось прижиматься.
– Видите? – произнес тихий, бархатистый голос. – От рыжих все беды.
– Какие беды? – прошептал я.
– Ну что, подержались? – спросила девушка. – Можете отпускать.
Я выпрямился и убрал руки.
– Простите, наверное, споткнулся.
Я с подозрением посмотрел на ковер, однако спотыкаться там было не обо что.
– Лучше споткнуться, чем упасть, – сказала девушка. – Особенно в объятья к Ля-Вуазен. Она ведь на самом деле карга. Ей сто лет в обед.
Я снова взглянул на рыжеволосую.
– Не верю.
Девушка повела плечами, и я наконец смог ее рассмотреть. По сравнению с прочими красавицами в зале она была всего лишь милой. Голубые глаза своеобычно контрастируют с черными волосами, а вот лицо немного нескладное. Глаза великоваты, а нос, наоборот, маловат, да еще слегка вздернут; губы полноваты, подбородок чересчур выступает. Ростом – на голову ниже меня. Зато кожа гладкая, молочно-белая, а фигурка… ну, об этом я уже говорил.
На вид ей немногим больше двадцати, то есть лет на десять младше меня. Да, остальные женщины выглядели не сильно старше, только в них ощущалась зрелость, а в ней – юный задор, который выдавала озорная ухмылка. Девушка знала, что я откровенно ее разглядываю, но совершенно не противилась.
– Вот вам программа, Габриэль.
Она снова засмеялась милым девичьим смехом и вручила мне буклетик со стоявшей рядом подставки. Я подивился тому, какое у девушки острое зрение, если она сумела прочесть имя у меня на бейдже. Я ведь его даже еще не нацепил, а держал в руке.
Слегка нагнувшись, я прочел ее имя. Карточка висела там, где, белое вязаное платье волнительно вздымалось.
Зовите меня АРИЭЛЬ
или платите пять долларов
– Ариэль? – спросил я. – А где же Просперо?
[28]
– Умер, – коротко ответила она.
– Хм, – только и смог произнести я. Типичная беда непосвященного: или не знаешь, что сказать, или брякнешь глупость. – Спасибо за программу, Ариэль. И за поддержку.
– Обращайтесь.
Я было отошел, но тут передо мной возник крупный, добродушный мужчина с белыми волосами.
– Ариэль! – пробасил он мимо меня. – Весьма опечален известиями о твоем отце. Наш круг уже не будет прежним.
Ариэль буркнула что-то в ответ, а я взглянул на бейдж, прикрепленный к широкой груди, загородившей мне дорогу. Его обладателя следовало звать Самаэлем.
– Должно быть, унизительно стоять здесь и раздавать программы, будто неофит какой-то, – сказал Самаэль. – Твое место среди нас, на сцене.
– Я сама вызвалась, – возразила Ариэль. – И кем бы ни был мой отец, я всего лишь ученик.
– Полноте, – произнес он. Я с интересом прислушался: неужели кто-то до сих пор говорит «полноте»? – Ты самый что ни на есть настоящий адепт. Готов поспорить, ты здесь никому не уступишь.
– Прошу прощения. – Я снова попытался уйти.
– Познакомьтесь, Самаэль, – сказала девушка. – Это Габриэль.
Он обратил свое широкое красное лицо ко мне.
– Габриэль, значит? Слышал о вас немало лестного. Вас ждут великие дела, воистину великие.
О чем это он?..
– Не торопитесь с выводами, пока не услышите, как я протрублю.
– Именно, именно, – сказал он и снова повернулся к Ариэли: – Так как же умер твой отец, дитя мое?
– Он… – произнесла девушка. – Он просто увял.
– Увял?! – Краснота на лице Самаэля сменилась белизной; видимо, это слово означало нечто ужасное. – Какой кошмар… – проговорил он, отступая и ошеломленно тряся головой. – Печально, воистину печально. Что ж, прошу простить, но мне пора. До свидания, дитя.
