Павел аж чуть водой в бочке не захлебнулся от подобной мысли. А ведь верно – не в холопку, в боярыню целились! Господи… Вот ведь лезут мысли… Да ведь не так все! Все проще гораздо – увидала девка кого-то, кого могла потом опознать, вот и…
– Эй, друже боярин! Ах, хороша у тебя банька-то!
– Кто бы спорил!
– Что, бражки-то не осталось больше?
– Да есть. Ты погодь, Ирчембе, скоро в хоромы пойдем – там и попируем.
Как всякий степной витязь, сотник спиртного пил много – пил да не хмелел, только все веселей делался, да на девок-челядинок, что яства в глубоких блюдах таскали, серо-зелеными глазами своими посматривал да подкручивал ус. А потом, улучив момент, сказал вполне трезво:
– Думаю, Павел-друг, девчонку ту не так просто убили. Слишком уж она на супругу твою похожа, Полину-хатун.
То же думал и Ремезов, и у него роились в голове подобные неспокойные мысли, которых боярин от себя старательно гнал – а гость вот, наоборот, вызвал заново. Да еще и подначил:
– Врагов у тебя, я так понимаю, хватает? Кто самый ближний?
– Боярин Телятников – Битый Зад.
Ирчембе-оглан насмешливо приподнял бровь:
– Битый Зад – это ты его?
– Да бывали дела, – хмыкнув, кивнул Павел. – И ведь главное – было за что! Но об участии моем Телятников наверняка не знает. Так, догадываться только может.
– Телятников, – негромко причмокнув, сотник пристально посмотрел на собеседника. – И больше врагов нет?
– Как нет? А братцы родные? Но эти далеко, под Смоленском. А на Полинку у Телятникова тоже зуб – и большой.
– Впрочем, кто – покуда не так уж и важно, – поставив кружку на стол, пробормотал гость. – Телятников – он далеко от тебя?
Ремезов почесал голову:
– Да не так уж и близко – за болотами, за дальним лесом… В иную пору – полдня пути.
– Во! – прищелкнул пальцами Ирчембе-оглан. – А я о чем тебе толкую? Если чужих в вотчине твоей не видали, значит – кто-то из своих пакостит.
– Рад, что у нас с тобой мысли схожи, – кисло улыбнувшись, боярин громко позвал тиуна. – А ну-ка, Михайло, вели еще браги тащить!
Выкрикнув, Павел тяжело уселся на лавку и вытянул ноги:
– Вот и я так думаю – кто-то из своих. Предатель завелся, злодей! Или – злодеи. Кстати, не так и давно, раньше-то ведь никаких таких пакостей не было.
Гость вскинул глаза:
– Не было, или ты просто не замечал? Внимания не обращал, так ведь бывает.
Ремезов надолго задумался, припоминая – а что, если прав сотник? Вспоминал, вспоминал… так ничего и не вспомнив, снова позвал тиуна. Тот тоже ничего припомнить не смог.
– Ну, значит, недавно все началось, – покладисто покивал степняк. – Кто-то чего-то – Телятников или братья твои – кому-то посулил. Вот и началось! Раньше ведь не было? Ни пожаров, ни мертвяков, да и коров не резал никто.
– Не, не, ничего такого.
– Вот я и говорю – посулили… Или ты просто кого-нибудь в вотчине заобидел сильно?
Скривившись, боярин мотнул головой:
– Да нет, никого.
– А никто в последний месяц-два в вотчину к тебе не наезжал? – продолжал допытываться Ирчембе.
– Не наезжал, – уверенно отозвался Павел. – Ежели б кто объявился, доложили бы. О волхве вот – узнал почти сразу же.
Гость усмехнулся в усы, уверенно, по-хозяйски, правда, эта усмешка его тут же переросла в такую открытую и дружескую улыбку, что и Ремезову, несмотря на затронутую тему беседы, тоже вдруг сделалось весело! А, может, это просто бражка сыграла в крови.
Встрепенувшись, Павел хлопнул в ладоши:
– Сейчас, друже, сказительниц да певуний позовем! Уж распотешим душу… как раз и женушка моя из бани придет – уж та-то песни послушать любит!
– И я люблю, – Ирчембе-оглан улыбнулся еще шире, еще обаятельнее, хотя, казалось, куда уж еще-то?
Глянув на полупьяного дружка, Ремезов не выдержал, рассмеялся:
– Ой, дружище – ты так на двадцать первую «Волгу» похож! Или – на двадцать первую – у нее тоже облицовка радиатора широченная, как наша родная страна!
– Чтой-то ты говоришь как-то непонятно, – озадаченно фыркнул найман. – Хотя я вроде бы русскую речь понимаю…
– А тут и нечего понимать!
Павел веселился все больше, вот уже намахнул еще одну кружку, хлопнул гостюшку по плечу, обнял за шею:
– Эх, дружище, оглане! Все ж хорошо, что ты ко мне заехал! Сейчас, погодь песни петь будем… А я похож на новый «Икарус», а у меня такая же улыбка, и как у него – оранжевое настро-ени-е-е-е-е!!! Эй, Михайло! Окулку покличь с гуслями!
Заглянув на зов из людской, тиун быстро исчез – загрохотал сапогами по крыльцу – видать, побег искать Окулку-ката, знаменитого на всю вотчину палача, гусляра и композитора-песенника, личность насквозь романтическую, правда, с неким авантюрно-циничным уклоном. Что греха таить, Ремезову люди такого пошиба нравились, да и – к слову сказать – Окулко человеком был верным. И не дурак – посоветоваться можно во всех делах, не хуже, чем с Демьянкой Умником, оруженосцем Нежданом да родной супружницей…
Которая еще допрежь ката-гусляра из баньки с сенными девками припожаловала, да, на пороге встав, очи жемчужные округлила насмешливо:
– Во, молодцы! Так и знала – сидят уже, пьянствуют.
Схватив кружку браги, Павел тут же ринулся к жене:
– Садись, садись с нами, роднуля! На-кось, выпей с баньки.
Ирчембе-оглан тоже приветствовал:
– С легким паром, Полина-хатун. А мы тут уж тебя заждалися – все важные дела решаем.
– Уж вижу, какие важные…
Боярышня долго уговаривать себя не заставила, махнула девкам сенным – чтоб по своим делам шли – уселась рядом с мужем на лавку, кваску хлебнула, прищурилась:
– Ну, пока нет никого, скажите – про Малинку-несчастную говаривали? Ну, ту, что на меня похожа?
Бражники удивленно переглянулись.
– Вот! – уважительно молвил Ирчембе-оглан. – Я всегда знал, что у моего друга Павла жена – очень умная. Сразу сообразила всё!
– Ну, не так чтоб очень уж сразу, – устроившись поудобнее, Полинка обвела глазами стол. – Оп! Лопушиный-то студень зачем вам? Как бы не пронесло потом.
– Не пронесет! – довольно расхохотался Ремезов. – Зато он от похмелья помогает добре.
– С утра поглядим, – усмехнулась боярышня. – Тогда же и списки составим. Тех, кто хоть куда-то с вотчины уходил-ездил. Не с давних пор – с начала лета хотя бы.
Сотник восхищенно присвистнул:
– Ага! И я о том же – кто-то куда-то ездил, ходил – где-то со вражинами встретился, получил посулы…