– А-а-а, так это вы, видно, со старой смоковницы шлепнулись! – Маргарита со всей серьезностью ахнула. – Я-то и думала – кто там шуршит? А Марио сказал – птицы. Вот какая птица, оказывается – целый врач!
– Разбойники отобрали у меня всё, – со вздохом признался беглец. – Все деньги, что были, все снадобья. Боюсь, мне даже нечем платить за жилье, а я ведь намеревался не сегодня-завтра снять что-нибудь приличное…
– Так снимете! – молодая женщина снова расхохоталась. – Я даже вам подскажу – где.
Павел не удержался и хмыкнул:
– Подсказали бы лучше – на что!
– Если вы хороший лекарь…
– Очень хороший! Правда вот, больные разные попадаются, так уж на все Божья воля.
– Синьор Симонтакки, тот самый, у которого мигрень, очень богатый человек – у него ювелирная мастерская и лавка.
Не прошло и двадцати минут с момента знакомства Ремезова с чудесной парой любовников, как они все трое уже плыли по Тибру в небольшом челноке, принадлежащем Марио. Сидевший посередине лодке беглец опасливо косился влево, на медленно проплывавший мимо берег, когда впереди показался мост Элиа, и совсем пригнул голову, как только мог низко.
Похоже, зря прятался – в замке Святого Ангела, насколько можно было судить со стороны, пока все было спокойно и тихо. Видать, нового тюремщика еще никто не хватился, еще не забили тревогу, еще…
Мост Элиа и замок остались позади, за излучиной, и Марио, проплыв еще немного, повернул челнок вправо, к низкому, густо заросшему ивняком берегу, за которым белели античные руины и виднелись какие-то здания, в большинстве своем сложенные из старого кирпича цвета поблеклой охры и травертина.
От небольшой – как раз для челнов – пристани. Вверх, в город, вела хорошо утоптанная тропинка, тянувшаяся через заросли магнолии, олеандра и дрока. Тропинка, по которой, привязав челн, и зашагали все трое, быстро расширилась, ручейком вливаясь в неширокую, но весьма многолюдную улочку, приведшую путников к небольшой площади близ какого-то явно старинного здания – большого и буровато-хмурого, – в котором Павел лишь с большим трудом смог опознать знаменитые термы Диоклетиана. Они, они… а вон там, рядом, лет через семьсот будет пьяцца Чинвеченто, за ней – железнодорожный вокзал Термини. Все правильно – здесь же, чуть севернее, и Тибуртинская улица, и сквер Тибуртина.
Маргарита на ходу обернулась:
– Скоро придем. Я, господин лекарь, сразу покажу вам тот дом, где сдают приличные комнаты. Будьте покойны, дом еще не старый и крепкий. Да вот он, слева, гляньте-ка!
Ремезов повернул голову, увидев невдалеке, рядом с маленькой церковью, возвышавшийся над всеми остальными дом в четыре этажа с покатой, крытой коричневой черепицей, крышею.
– Марио, до скорой встречи… А вы, господин лекарь, идемте! – махнув рукой, решительно скомандовала женщина. – Представляю, как моя подруга обрадуется! Ладно, сейчас вот устрою вас… Эй, синьор Чинизелли! Синьор Чинизелли! Это я вам, вам кричу.
На первом этаже дома располагалась лавка зеленщика и довольно просторная, как можно было бы догадаться, таверна с вывеской в виде красного сапога, из дверей которой показался осанистый, довольно важного вида, мужчина. Невысокого роста, с округлым брюшком, в длинном, из дорогого синего бархата кафтане, щедро украшенном серебряными пуговицами…
– Синьор Чинизелли!
– Ах, это вы, почтеннейшая госпожа Маргарита, – солидный толстячок повернулся со всей любезностью, тонкие губы его приветливо скривились, черная, с седоватыми прядями, аккуратно постриженная бородка выпятилась вперед, даже небольшой тюрбан на голове – дань восточной, возникшей благодаря крестовым походам, моде – дрогнула. – Как поживает ваш дражайший супруг, синьора Маргарита? Еще не вернулся?
– Нет еще. Но сегодня должен бы уже быть. А я к вам вот с чем, – женщина кивнула на Павла. – Этот уважаемый господин – врач из далекого Стог… в общем, издалека, но очень хороший, и думаю, что не такой шарлатан, как напыщенный баран и глупец Тенезильо, что едва не залечил до смерти многих достойных господ.
– Ах, врач?! – господин Чинизелли с уважением посмотрел на Ремезова. – Хорошее дело.
– Доктор Энгельс Карлсон из Стокгольма, – со всей, приличествующей высокому врачебному званию, важностью представился молодой человек. – В Рим я не надолго… но с удовольствием попрактикуюсь… на что есть высочайшее дозволение святейшего папы… То есть было – но его украли разбойники, о чем я уже рассказывал любезнейшей госпоже Маргарите.
– Понятно, понятно, – Чинизелли наморщил лоб. – Так, стало быть, уважаемый, вы хотите остановиться у меня? Правильное решение, могу вам предложить самые лучшие апартаменты, каких тут у нас, на Тибуртине, вряд ли кто предложит. Нет, нет, не сомневайтесь – только ко мне! Идемте же, я лично вам все покажу, в цене, думаю, сойдемся.
– Я как раз и хотел насчет денег…
Об оплате договорились, ушлый хозяин доходного дома любезно согласился подождать с оплатой, однако заломил за «апартаменты» – узкую, как пенал, комнатку на третьем этаже – вполне приличную цену, которую человек более скандальный, чем Ремезов, мог бы назвать и бессовестной, и даже людоедской.
Впрочем, беглец сейчас был согласен на всё. Наскоро перекусив в таверне (все так же, в долг) молодой человек привел себя в порядок и сразу после полудня отправился по указанному любезнейшей Маргаритой адресу – к страдающему мигренью ювелиру.
Дом страдальца – целая вилла – располагался неподалеку, на поросшем ивами холме Виминал, где в более древние времена располагались усадьбы богатых и знатных людей. С тех самых пор еще оставалась вполне приличная брусчатка, и даже подновленные и вновь приспособленные для жизни развалины, большей частью, конечно же, уже растащенные на годные в строительстве блоки.
Красивые ворота, едва Ремезов, постучав, назвал свое новое имя, тут же распахнул проворный слуга, юркий такой парнишка, скорее всего – невольник, ибо работорговля и в средние века вовсе не умирала, благополучно дожив и до Нового времени и даже до куда более поздних дней.
– Господин Эннио Каросо? Лекарь? – на свой манер переиначив трудное для произношения имя, переспросила вышедшая во дворе встретить гостя хозяйка – на взгляд Павла, очень даже симпатичненькая – темненькая, смуглявая, с блестящими маслинами-глазками, но… увы – вовсе не дородная, без полагающихся пышных бедер, если бы не приличная – размер, верно, пятый – грудь, так можно сказать – уродина.
– Проходите, господин лекарь, – гостеприимно пригласила хозяйка. – Мы вас ждем – Маргарита, подружка, предупредила. А меня зовут Лусией.
– Очень приятно! – вежливо поклонившись, «господин лекарь» прошел вслед за молодой женщиной в расположенные анфиладой покои.
Синьор Стеццони – такой оказалась фамилия несчастного ювелира – с видом страдальца лежал на широкой кровати под зеленым, украшенным шелковыми фестонами и тесьмой, балдахином и стонал. Круглое, вовсе не выглядевшее таким уж изможденным, лицо его с левой стороны казалось припухшим и покрасневшим, как видно, от подушки.
