Все что мог Ремезов сделал еще до визита к больному – тщательно, до синевы, выбрился и почистил костюм – теперь же настала пора заняться более искусной маскировкой, для чего здесь же, рядом с домом, на рынке, были куплены длинный, напоминающий монашескую сутану, плащ, изящный, отливающий лаком посох и большая заплечная сума, с которой не стыдно было бы ходить по домам каждому уважающему себя врачу. Кроме того, проходя мимо ряда восточных купцов, молодой человек приобрел еще и хну для окраски волос, чем и занялся, вернувшись в свои «апартаменты» и предварительно заглянув к цирюльнику – завить волосы.
Глянув внизу, в таверне, в привинченное к стене медное зеркало, Павел остался вполне доволен имиджем – с полированной металлической пластины на него смотрел вовсе не скромный польский пилигрим, а нечто среднее между манерной звездой японского хэви-метал-рока и артистом советского цирка. Даже отличавшиеся недюжинной наблюдательностью средневековые люди вряд ли могли бы опознать в сем важном, с аристократическими манерами, господине узника, только что сбежавшего из, пожалуй, самой страшной римской тюрьмы.
Аристократические манеры Ремезов добирал не столько внешностью, сколько походкою, благодаря использованию трости, изменившейся весьма сильно – не забывать бы еще про эту самую трость!
– В общем – пижон дешевый! – плюнув, резюмировал Павел и, улегшись на ложе, вытянул ноги, глядя, как летают за окном ласточки.
Лежал, смотрел, думал.
Сбежать удалось – повезло! – но ведь это было еще полдеда, оставалось главное – встретиться с папой и – по возможности – отыскать своих. Одно другому не мешало, если, конечно, парней-дружинников не арестовали сразу вслед за их вожаком. Если же все-таки они схвачены – что ж, такова судьба, самой главной целью посланца смоленского князя был и оставался папа… и Фридрих Штауфен! К последнему, кстати, наметился хоть какой-то подход через… через все того же барона Джованни ди Тиволи! Осталось только этого барона найти…
Лучше, конечно, отыскать своих – вместе-то веселее, да и дела делать куда как легче. Вдруг да не схвачены они еще, прячутся где-то? А где прячутся? Ясно, где – там, где укажет Марко, он один тут все знает, владеет языком, ему и карты в руки; самые умные – Осип Красный Кушак и Кондратий Жердь – наверняка рассуждали бы так же, остальные же – Вол с Убоем – молча подчинились бы большинству.
Итак, нужно было действовать немедля, хоть что-то узнать, ибо до приезда папы оставалось всего несколько дней – именно такие слухи почему-то ходили по всему городу, и Ремезов не видел оснований не принимать их в расчет. К тому же подгоняло и еще одно обстоятельство, так сказать, меркантильного свойства – как человек опытный и умный, Павел не мог не понимать, что нагло вторгся на чужую поляну, и очень скоро следовало ждать враждебных действий местных коллег-лекарей… того же пресловутого «глупца» Тенезильо. Лишний раз осложнять свою жизнь заболотскому боярину что-то не очень хотелось, и без того было нескучно – только жить успевай!
Явиться в дом Франдолини самому, даже с учетом маскировки, означало совершить явную глупость – даже если в доме не устроили засады, то та же Франческа, во время случайной встречи, запросто могла бы Ремезова узнать и невольно выдать. Да еще муженек ее, да слуги… А не начать ли со слуг? Или лучше – с детей! Они ведь всегда ходят гулять к церкви Святой Марии. Сколько лет малышам – четыре, пять? Вполне, можно сказать, сознательный возраст… да и вряд ли судья наводнил шпионами все Заречье-Трастевере – шпионов не хватит.
Сказано – сделано. Уже на следующий день, как и положено, с раннего утра, молодой человек, купив по пути широкополую – от солнца – шляпу, какие обычно носили в городе летом, отправился в Трастевере. Ночью прошел дождь, и сейчас, поутру, в воздухе еще ощущалась приятная свежесть – как ни крути, а настоящая осень приходила в Рим поздно, ближе к ноябрю, сейчас же, по меркам Ремезова, стояло самое настоящее лето – теплое, солнечное и в меру жаркое.
Проплутав по узеньким улочкам часа три и едва не заблудившись, молодой человек все же вышел, наконец, к Капитолийскому холму, откуда уже было близко. Господи, как много всякой кривизны, узости, грязи – построили б поскорее широкую виа Национале! А ведь построят… правда, не скоро еще.
Миновав остров Тиберину, Павел перешел по мостику Честио на другой берег и улыбнулся – ну, наконец-то добрался! Никого из знакомых беглец по пути не встретил, да и откуда им взяться, знакомым? Нет ведь никого… разве что синьора Франческа, ее слуги, да муж.
Интересно – а вдруг дети узнают, расскажут? Хотя в таком-то прикиде – не должны. Еще бы на тросточку не забывать опираться, этак манерно, как страдающий хроническим несварением желудка лощеный английский лорд. Вот так – палочку вперед – стук! – дальше ножками, снова палочку вперед… Ишь ты – простолюдины-то расступаются, некоторые даже кланяются! Ну, точно чувствуют – лорд! Или как тут у них называют – нобиль?
Ремезов прогуливался у церкви Санта-Мария ин Трастевере довольно долго, наверное, часа три, а два-то уж точно. За это время он помолился, полюбовался изысканным церковным убранством, да, выйдя на улицу, бросил мелкую монетку сидящему на паперти нищему – судя по тщательно подобранной убогой, но вместе с тем весьма удобной одежке – явному профессионалу.
Немного пошатавшись по площади, молодой человек, любопытствуя, подошел к на глазах увеличивающейся толпе, собравшейся посмотреть на странствующих певцов и акробатов, или, как их называли в средние века – жонглеров. Честно говоря, жонглеры собрались те еще – тощие, грязные, в каких-то невообразимых – разноцветными лоскутами – лохмотьях, да и представление оставляло желать лучшего – дурацкие прыжки и ужимки что-то не вызывали в толпе особого энтузиазма.
Ремезов разочарованно отошел и тут увидел детей Франдолини. В сопровождении старика Матроса они как раз подошли посмотреть только что начавшееся представление, да так, в передних рядах, и остались.
Павел нетерпеливо закусил губу – ну, старик! Ты что же, совсем не хочешь выпить? Ну, зайди в таверну, ведь недалеко, за углом, прополощи горло – а дети пусть рядом, на улице постоят, на фонтан посмотрят, точнее – обольются с ног до головы водицей.
Так и случилось, старый Матрос выдержал жонглеров недолго – постоял, помялся и, сдвинув на лоб круглую суконную шапку, решительно направился к забегаловке.
– Эй, эй! – недовольно закричали дети. – А жонглеры как же?
Щурясь от солнца, старый слуга махнул рукой:
– Так они уходят уже – не видите? Пошли-ка к фонтану, ребята! Я вам в таверне пышек куплю.
– И медовых палочек!
– И медовых палочек, – послушно кивнул Матрос. – А как же!
Ремезов, кстати, давно уже расположился у фонтана, напился, ополоснул лицо, и, как только избавленные от излишнего контроля детишки подбежали ближе, тут же поинтересовался, а не сдают ли, случайно, родители «таких славных малышей» дом или хотя бы комнаты?
– Не, не сдают, – засмеявшись, ответил мальчик.
