– Да, господин судья.
– Тогда – да поможет вам Святая Дева. К вечеру жду информации.
Разом поклонившись, агенты удалились со всей поспешностью, долженствующей отобразить их усердие в порученном деле.
Не прошло и пары часов после того, как Валентино с Луиджи покинули служебные апартаменты судьи, как юный толмач Марко Грач, поправив на голове едва не сдутый внезапным порывом ветра берет, миновал мостик Честио и направился в церкви Санта-Мария ин Трастевере. Молодой человек надеялся успеть к обедне и прибавил шагу, едва не столкнувшись с синьором Амедео Франдолини, владельцем скобяной лавки и не такого уж и старого дома. Мысли юноши были заняты совершенно другим, честно сказать, Марко и по сторонам-то не очень смотрел, все представлялась ему та девушка – Аньез. Была ли она тогда на Кампо дей Фьори? Про нее ли говорили торговцы, тот же мясник… впрочем, нет, тот как раз ничего и не рассказал.
– Простите, синьор, – не глядя, пробормотал юноша и, сняв берет и перекрестясь, вошел в храм, встретивший его приятной прохладою и загадочно-золотистым мерцанием внутреннего убранства.
Месса как раз только что началась, священник, отец Бенедикт, в надетой поверх сутаны длинной белой тунике-альбе, звучным красивым голосом читал молитвы.
Марко набожно перекрестился, устремив глаза к небу, точнее сказать – к расписанному фресками куполу – и вслед за святым отцом шептал слова молитвы, то и дело теребя рукою висевший на тонкой цепочке медальон с волосом Святой Девы, не раз уже спасавший юношу от многих бед.
Все люди в церкви, казалось, молились столь же искренне… хотя некоторые, остановившиеся у самого входа, как-то не особенно почтительно воспринимали снисходившую на них благодать, позволяя себе перешептываться, обсуждать какие-то свои мирские дела и даже потихоньку смеяться, будто бы этим нельзя было заняться в какое-нибудь другое время и в каком-нибудь другом месте. Синьор Франдолини, кстати, тоже стоял почти у самых дверей, правда, молча. Тоже молился… и словно бы искал кого-то глазами – кого? И почему-то был один, без семьи, может быть, вообще не собирался заходить в эту церковь, но вот зачем-то зашел?
После службы Марко подошел к отцу Бенедикту, и тот принял его в притворе со всем радушием, еще бы – ведь священник-то тоже учился в Болонье, в том же университете, что и молодой человек.
– Рад, рад видеть тебя, мой юный друг! Что, все еще надеетесь приложиться к туфле понтифика?
– Вы ж, святой отец, обещали сему поспособствовать, – с мягкой улыбкою напомнил Марко.
Священник тоже улыбнулся в ответ:
– Обещал – поспособствую, только и ты молись, сын мой! Знаешь, сколько там желающих будет?
– Догадываюсь, досточтимый падре.
– Ах, Марко, я ведь, грешным делом вспоминаю иногда Болонью, студенчество, наш теологический факультет… Пойдем, выпьем доброго вина. Ну, ну, не стесняйся.
– Благодарю, отец Бенедикт и… не смею отказаться.
– Ну, кто же откажется от такого вина?
– Хорошо бы – мне повезло с папой…
– В храм Святого Петра я тебя проведу, поставлю на удобное место. Уж всяко, на евхаристии, попробовав «кровь и тело Христово», к длани понтифика ты, друг мой, приложишься. Только вперед, умоляю, не лезь! Знаешь, какие там будут важные люди? Не каждого еще и пропустят в храм, потому что всех желающих ни один храм не вместит, даже такой, как Сан-Пьетро, который, между нами говоря, не такой уж и просторный.
– Я так и предполагал, что будет много народа, святой отец.
– Ха! Он предполагал!
Отец Бенедикт улыбнулся совсем по-мальчишески, широко, задорно и радостно, от чего помолодел лет на десять, а, когда сбросил альбу, так и вообще стал выглядеть немногим постарше Марко, чему юноша весьма удивился – никак раньше не думал, что священник такой молодой.
– Ты что застыл-то, мой юный друг? Идем.
– У меня еще просьба есть, падре.
– Так говори.
– На литургию в Сан-Пьетро я бы хотел прийти не один – с другом, который как раз будет в Риме.
– С другом? Ты про него ничего не говорил. Он что, тоже студент?
– Студент. Только не из Болоньи, из Реджо.
– Из Реджо? Знавал я и оттуда ребят. Что ж, приходите вдвоем, вместе с другом. Уж как-нибудь вас проведу. Успеет твой друг приехать-то, ведь всего два дня осталось?
– Не беспокойтесь, отец Бенедикт, ради такого события друг мой умрет – но будет.
Жирная навозная муха, черная, с блестяще-зеленоватым отливом, маячила под балками крыши, жужжала, как вертолет, выходящий на боевой вылет. Прибить бы ее – да чем? Башмак снимать неохота… как и руки пачкать. Может, кувшин швырнуть? Не, разобьется, да и вряд ли попадешь, муха – тварь верткая, для нее время не так, как у людей, тянется, а гораздо-гораздо медленней.
Нет, вот ведь, зараза, жужжит! Весь сон прогнала, хотя, казалось, после обеда самое для сна и время. Может, в сумке что есть… или в поясе… Потянувшись на длинном приземистом сундуке – из которого, собственно, и было устроено ложе, – Ремезов пошарил рукою под головой, вытащил пояс, потрогал… Пайцзой, что ли, швырнуть? Ага… на всякую дрянь чистое золото тратить! Хорошо хоть парни пайцзу спасли, тогда еще, во время ареста. Еще лучше, что Павел ее тогда дома оставил, а то бы… Вот и сейчас бы пайцзу где-нибудь тут припрятать, а не с собой таскать, опасно – мало ли что?
Еще раз потянувшись, Ремезов уселся на сундуке и положил пояс рядом. Так-то оно так… однако через два дня – литургия, месса в Ватикане, в соборе Святого Петра (не в том, конечно, всем известном соборе, который еще нескоро появится, но все же). Мессу служит сам папа Иннокентий, с которым – кров из носу – нужно поиметь беседу. Один священник пообещал толмачу Марко устроить встречу… но встреча может быть разной: хотя бы на той же литургии – просто причаститься из папских рук. Не это ли и имел в виду тот священник? Да и сам Марко. Эх, надо было парню-то задачу поконкретней поставить. Впрочем, а что толку-то? Ладно, хорошо будет на первый раз и просто на мессу попасть, убедиться, что папа здесь, в Риме, а дальше действовать, пусть даже – нахрапом, главное пробиться, показать пайцзу да княжеское кольцо, предъявить, так сказать, все свои полномочия.
Так вот прямо на мессе пайцзу и показать! На причастии, целуя папскую руку. Интересно только, поймет ли понтифик, что за вещицу ему показывают? Без объяснений может и не понять. И про это тоже подумать надо.
Внизу, в таверне, послышались чьи-то громкие голоса и раскатистый хохот. Для обычных здешних завсегдатаев было еще рановато, чужие сюда и не особо захаживали… значит, явились свои. Что-то быстро.
На всякий случай вытащив меч (тот самый, трофейный, вовсе не рыцарский), Павел прислушался: ага, кто-то поднимался по лестнице вверх… вот остановились перед дверью, постучались…
– Господине…
