Тьфу ты, и в самом деле – свои.
– Ну, заходи, заходи, Осип, – Ремезов поспешно засунул клинок в ножны и придал лицу чрезвычайно озабоченное выражение, глубокомысленно уставившись в небольшое оконце с таким видом, с каким директора бюджетных учреждений при появлении подчиненных обычно пялятся в экран компьютера – подчиненным-то не видно, что там пасьянс.
Осип Красный Кушак сегодня был назначен старшим по рейду в группе, в которую, кроме самого Осипа, еще входили Убой и Вол. Лохматого хитрована Кондратия Павел отправил к дому лекаря Тенезильо, так, на всякий случай, понаблюдать, почему-то не было у заболотского боярина сему лекаришке никакой веры. Марко же отправился, как всегда, в церковь Санта-Мария ин Трастевере, к дружку своему – священнику, кое-что уточнить.
– Садись, Осип, на сундук – больше, сам видишь, некуда – да рассказывай. Чего так рано пришли? Случилось что?
– Не, господине, что ты! – молодой человек радостно потеребил бородку. – Наоборот, слава Господу, удалось всё.
Ремезов скептически хмыкнул и покачал головой:
– Интересно, интересно, что это вам удалось?
– А все, что ты приказал, господине. Подходы мы к этому Ватикану нашли. Там клоака есть – яма поганая – как раз ко дворцу папскому. Правда, решетка кованая, так Вол с Убоем ее уже того, подвинули.
– Хм, клоака… – задумчиво шмыгнул носом Павел. – И как же я потом с таким запахом – к святому отцу? Он и разговаривать-то со мной не будет, сразу кликнет стражу… хотя…
– Так она ж заброшенная давно!
– С этого бы и начинал! Ладно, давай-ка излагай все еще раз, да поподробнее – что за клоака, где, какие подходы к ней?
Солнце еще не успело коснуться своим краем высоких пиний, росших на дальнем склоне холма, как в кабинет коммунального судьи Гоцци уже явились напарники, весельчак Валентино и вечно хмурый Луиджи. Явились, естественно, не просто так, а с подробным докладом; обоих агентов судья со всем вниманием выслушал.
Первым – по старшинству – отрапортовал Валентино:
– Сальваторе Тенезильо, господин судья, врач так себе, больше берет, нежели лечит, а иногда промышляет и самым откровенным шарлатанством. Доктор Эннио Каросо – на него и донос – его прямой и успешный соперник, о котором больные отзываются куда лучше, нежели о Тенезильо.
– То есть веры этому лекаришке, как я понимаю, никакой нет? – подняв бесцветные, словно у рыбы, глаза, уточнил мессир Гоцци.
– Почему же нет, мой достопочтенный синьор? – агент Валентино удивленно приподнял брови. – По этому делу верить-то ему, пожалуй, можно. Только проверять – каждое слово, и со всем тщанием.
– Этим вы у меня сейчас и заняты, – пригладив реденькие, растущие вкруг залысины, волосы, хмыкнул судья. – Давай теперь ты, Луиджи.
– Шведского – или швабского – лекаря Эннио Каросо я видал лишь мельком, когда то спускался в таверну, что за крепостной стеной.
– Мельком? – синьор Гоцци недовольно сдвинул брови. – Ну-ну, продолжай.
– Зато узнал – почти всё, – ничуть не смущаясь, продолжил Луиджи. – Правда, пока мало.
Судья озадаченно почесал затылок:
– Что-то я не пойму, так всё или мало? Да, и что за таверна?
– Скорей – постоялый двор. Держит его некий старик Веладжо, в прошлом – разбойник, да и в настоящем – тоже с этим делом связан.
– Ты хочешь сказать – и такие люди нам сведения не поставляют? – грозно нахмурился начальник.
Агент снова ухмыльнулся:
– Ну, почему же не поставляют? Как раз очень даже. Просто этот самый Веладжо и сам про своих новых постояльцев не знает почти ничего. Говорят они промеж собой по-своему, по-шведски, а может, по-швабски, один черт, старик никаких языков, кроме своего родного, не знает.
– Ну-ну, – судья пошевелил пальцами. – Давай уж, говори, что он там знает?
– Всего, не считая самого Эннио Каросо, их там еще пятеро, средь них по нашему говорит только молодой слуга – Марко, который как-то хвастал, что учился медицинскому делу в Болонье.
– В Болонье медицине хорошо учат, – задумчиво пробормотал синьор Гоцци. – Помнится, моя золовка недавно сломала… Впрочем, бог с ней, с золовкой… Ммм… Марко, Марко… Марко из Болоньи… Прямо так и вертится в голове, будто я слышал когда-то уже это имя, и не так уж давно! Ладно, потом вспомню. Что еще вызнал? Приметы хотя бы установил? И чем они там все занимаются, кроме того, что ходят по больным, отбивая клиентов у шарлатана Тенезильо?
– Устанавливаем, – пожал плечами Луиджи. – Старик Веладжо озадачен – теперь только ждать.
– Ждать, ждать, – судья раздраженно махнул рукой. – Вам бы всем лишь бы ждать, а не работать. Всё! Пошли вон и смотрите у меня! Да! Луиджи, что там с приметами?
– Вот список, господин судья.
– Хорошо, оставь. Ну, что встали, бездельники? Идите, работайте. Носом землю ройте!.. Хотя, очень может быть, и стараетесь вы, парни, зря…
Эти слова мессир Джанкарло Гоцци произнес уже без напускного гнева, обычным своим голосом, тихим и столь же бесцветным, как и глаза господина судьи. Выпроводив подчиненных, он встал из-за стола, походил, разминая кости и размышляя – а не пора ли уже и домой? Служба службой, а и родное семейство ведь тоже негоже забывать.
Однако – Марко. Марко… Где-то ведь это имя фигурировало! Ну, точно же. Вот только – где? Сегодня, пожалуй что, и не вспомнить – суматошный какой-то выдался день: допросы, пытки, агенты опять же… парни, конечно, неплохие, но ленивые – ужас! Все время приходится подгонять.
В дверь осторожно постучали.
– Да что еще там еще? – раздраженно обернулся судья.
– К вам посетитель, достопочтенный синьор, – почтительно доложил стражник.
– К черту посетителей! Если так нужно, пусть завтра придет, а на сегодня я никого не вызывал… Впрочем… – судья замялся. – Ты, небось, не догадался спросить, может, он из канцелярии Святейшего престола прислан по каким-то делам?
– Не догадался, – смущенно признался страж.
Синьор Гоцци глуховато рассмеялся и махнул рукой:
– Да куда уж вам, воинским людям, привыкли всегда нахрапом, а голова – для шлема только. Ладно, давай этого посетителя сюда… Может, и в самом деле, от Святого престола пришли… по тем трем колдуньям – кроме всего прочего, воровали они или нет… или по краже в ризнице церкви Святой Сесилии? Лучше бы по колдуньям, с кражей-то в ризнице полный провал…
– Доброго вам здравия, уважаемый господин судья! Я – тот самый Франдолини, Амедео Франдолини, господин судья, помните, я вам слугу своего посылал, а потом ваши люди в мой дом приходили? Вы мне велели еще доложить со всей срочностью, ежели вдруг объявится кто-то из бежавших жильцов, вот я и решил – самолично, так сказать, со всем надлежащим почтением.
– А-а-а… – наконец, вспомнил судья. – Помню, помню, как же – узник у них из замка исчез, а мы виноваты. Ну, так что, любезнейший, твои жильцы? Объявились?
