И точно так же, выпятив губу, смотрел сейчас Марко! Нет, вовсе не на спящего, вернее – только что проснувшегося – Павла, а куда-то мимо, в стену, или даже сквозь стену! Смотрел и молился:
– Господи Иисусе, Святая Дева, святая Аньез и все святые, помогите, помогите справиться с Антихристом, дайте мне силы и волю одержать победу, поддержите, ибо я нуждаюсь в вашей поддержке… Аминь!
– А ты, я смотрю, спать не захотел, парень?
– О, нет, господин барон!
Вздрогнув, юноша обернулся, взглянув на Ремезова с таким видом, будто Павел застал его не за молитвою, а, скажем, за занятием скотоложеством или за еще каким-нибудь извращением, настолько позорным, что и не описать. В непонятного цвета, с каким-то зеленоватым отливом, глазах паренька застыл ужас.
Интересно, чего он так испугался? Или – кого? Наверное, все дело в Джованни ди Тиволи, рыцаре Золотой Чаши – это ведь в его племянницу был влюблен мальчишка!
Кто-то, вежливо постучав, заглянул в дверь. Павел повернул голову, увидев мажордома Фернана, широкие плечи которого едва помещались в дверной проем:
– Его величество император просит пожаловать вас к обеду, барон! Вашему оруженосцу тоже оказана милость – дозволено прислуживать вам за столом, а затем отобедать вместе с другими вассалами.
– Что ж, – подмигнув толмачу, Ремезов хлопнул в ладоши и поднялся с ложа. – Пошли пообедаем, что ли. Признаться, с утра росинки маковой во рту не было.
Молча поклонившись, Марко последовал за боярином. Опять коридоры, просторный двор… Мажордом важно шествовал впереди, указывая гостям путь. Солнце уже клонилось к вечеру – длинная тень донжона пересекала весь замок, причудливыми изломами пересекая стены, крыши и башни.
– Сюда, господа, – остановившись перед чуть приоткрытой дверью, щедро украшенной изящной – с позолотой – резьбою, мажордом оглянулся и, вежливо попросив чуть обождать, скрылся за створками для доклада.
Надо отдать ему должное, доложил Фернан быстро и, вернувшись, полностью распахнул тяжелые створки:
– Прошу. Император вот-вот будет.
Пиршественный стол, уставленный многочисленными яствами на золотых и серебряных блюдах, был накрыт в тенистом садике, прямо под открытым небом. Мажордом проводил Павла до отведенного ему места – по левую руку от барона ди Тиволи, даже изволившего улыбнуться – пусть холодно и всего лишь вежливо, но все-таки! Ремезов тоже улыбнулся в ответ, искоса поглядывая на уже собравшуюся за столом компанию, не такую ж и большую: по правую руку – рыжий, с небольшой бородкою, мужчина лет тридцати, одетый без всяких излишеств, рядом с ним – круглоголовый крепыш в длинной сиреневой мантии, за ним какие-то совсем непонятные смуглолицие люди в белых бурнусах, явно не европейцы и не христиане.
Неожиданно для Павла рыцарь Золотой Чаши взял на себя функцию метрдотеля, поочередно представив новому гостю соседей, начав с рыжего:
– Достопочтенный синьор Майкл Скотт из Англии, великий ученый, непревзойденный знаток трудов великого Авиценны, автор трудов по астрологии, физиогномике, метеорологии.
Привстав, англичанин слегка поклонился.
– Математик, доктор Леонард из Пизы, – барон улыбнулся круглолицему. – Смею сказать, настоящий гений!
– Ну-ну, не перехваливайте, любезный барон, – замахал рукой математик.
– А вы так не скромничайте, наш великий государь не приглашает к своему столу кого попало.
Приветственно качнувшие бурнусами смуглолицые люди оказались арабами из Египта, специалистами по животным и птицам, приглашенные Фридрихом, так сказать, для работы по профилю – изучению метода высиживания яиц с помощью солнца. Наверное, сия методика была довольно оригинальной и, без сомнения, интересной, но рассказать о ней подробнее барон Джованни ди Тиволи не сумел, его цветистую речь вдруг прервали трубы, под звуки которых к столу торжественно прошествовал сицилийский король и император Священной Римской империи Фридрих Штауфен! Один из образованнейших людей своего времени, ученый, рыцарь и полиглот, одержимый властью и неоднократно проклятый папами.
Фридрих был в белом легком плаще, наброшенном поверх бирюзовой туники, и в мягких, восточного типа, сапожках зеленого сафьяна. Красивое лицо императора украшала самая доброжелательная улыбка, по всему видно было, что сицилийский король – человек поистине благородный, чуждый всяческому коварству и интригам. По крайней мере, Павлу именно так и показалось… в отличие от стоявшего за его плечами Марко! Юноша побледнел и что-то шептал, до крови кусая губы…
– Антихрист… Антихрист…
Услыхав эти слова, Ремезов обернулся и показал оруженосцу кулак – смотри, парень, схватишь! Нечего тут шептать всякую хрень!
– Я только что написал вашему сюзерену письмо, любезный барон, – подняв наполненный вином кубок, Фридрих поощрительно взглянул на Павла. – В котором изложил все свои взгляды на нашу дальнейшую дружбу. Вы получите письмо вечером от моего верного слуги, сейчас же давайте есть, пить и веселиться, ибо нет ничего лучшего, нежели вкушать пищу в обществе знающих и умных гостей, а вино, сдобренное доброй беседой, становится еще крепче!
За это и выпили. То ли за дружбу, то ли за компанию, то ли за вино, оказавшееся весьма приятным… в чем, впрочем, не было ничего странного.
– Ешьте, дорогие гости, не стесняйтесь! – император радушно заботился о своих гостях, говоря то на латыни, то на греческом, а то – на каком-то непонятном языке, скорее всего – на арабском.
– Это утка в шафране с оливковым маслом, – с видом гурмана перечислял король. – А там – зажаренная на вертеле цесарка. На том серебряном блюде – карпы в соусе из белых грибов – ешьте, ешьте, их еще принесут – рядом – паштет из соловьиных язычков, жареные куропатки, дрозды с дикими ягодами… Ого! Я вижу, вы умеете пользоваться вилкой, господин смоленский барон!!! Не думал, что свет цивилизации достиг уже и ваших отдаленных краев. Еще вина? А, пожалуй! Эй, слуги! А налейте-ка… Да сходите на кухню еще… кстати, барон, оруженосца вашего там и покормят, а то ведь трудно ему сейчас, бедолаге – все едят, а он только смотрит. Ничего, любой оруженосец рано или поздно станет рыцарем, если, конечно, его до этого не убьют… Выпьем за храбрость! Верный мой Джованни! – опростав очередной кубок, Фридрих повернулся к рыцарю Золотой Чаши. – Давно хотел спросить, как поживает твоя очаровательная племянница Аньез? Что-то я ее давно не видел, как и Марцелина… Слышал, они от тебя сбежали, да? Что, красавице Аньез не понравился жених? Понимаю ее, очень понимаю – ну кому может понравиться старый мосластый тип, к тому же – глуховатый на оба уха? Но этот тип очень важен для нашей борьбы, надеюсь, ты этого не забыл, мой верный Джованни?
Барон ди Тиволи побледнел, едва удерживаясь от охватившего его гнева.
– Мои племянники вернутся ко мне в самые ближайшие дни, государь, – негромко промолвил рыцарь. – Клянусь Святой Девой! Я уже послал верных людей в Рим, и уже совсем скоро Аньез станет женой достойнейшего и верного нам человека…
