– Расскажут, – польщенно хлопнув ресницами, заверил Провор. – Сотник-то тамошний меня уже знает. Искать, госпожа моя, что?
– А что этот парень, борец, пил – выясни. Откуда взялся напиток, кто приносил, пил ли его кто-то еще и сколько именно… Да ты запомнишь ли?
Отрок обидчиво покусал губы:
– Госпожа моя, я еще не то запомню!
– Ну, ладно, ладно, надулся… Еще выясни, кто там на борьбу смотрел… ну, сколько гостей было. Всех запиши поименно, не пропусти ни единого!
Ремезов все это время находился в опочивальне, думая, где бы раздобыть денег на пристань. Тех, что уже имелись, как-то оказалось мало, что и доказал еще в обед пришедший с подробной описью тиун Демьянко. Вот где взять-то?! Попросить у Ирчембе в качестве отсроченной дани? Или снова взять с горожан? Так сколько уже можно брать-то! Так и до классовой борьбы недалеко… Господи… Господи… Да с купцов, с торговцев транзитных и взять, сборы за переправу повысив. Ненамного – на медяху всего, – а купцов-то много, вот и хватит… Хватит-то, наверное, хватит, да вот только больно уж долго собирать. Но другого выхода нет, похоже.
– А ты что скажешь, милый?
– Думаю, все ж за перевоз повысить налог.
– Чего-чего? – заглянувшая в опочивальню боярышня удивленно захлопала ресницами. – Какой перевоз? Я тебя про смертоубийство спрашиваю.
Ремезов в ответ отмахнулся – и без того заботы имелись:
– Лучше вечера подождем, милая. Как раз и Провор явится, чего-то разнюхает.
Провор явился. С таким огромным списком гостей, что даже непосвященному в тайны следственных дел человеку было безоговорочно ясно – искать здесь убийцу все равно, что иголку в стоге сена – без магнита никак не найдешь. А чтобы здесь могло бы стать таким вот магнитом?
Похоже, именно над этим и размышляла сейчас до крайности озабоченная Полинка.
– Может, еще разок списки сравнить, ну, с этим, новым, – молодой человек старательно прятал ухмылку.
– Составила уже, – отмахнулась боярышня. – Кое-кого себе выписала. И все же… что-то иное надо искать. Что эти убийства вместе связывает?
– А вдруг не убийства, а убитых?
Павел даже немного обиделся – его родная супруга посмотрела на него с таким видом, будто столь мудрую мысль неожиданно изрек обеденный стол или лавка. Глянула… и улыбнулась:
– А ведь верно! Я ж про то уже и думала. Ты прав, прав, милый – именно тут и надо порыться, именно тут и искать.
Забыв про заметно округлившийся животик, женщина пулей бросилась в горницу:
– Провор! Эй, Проворе! Завтра к кипчакам сбегай – про Хыбаза их, покойничка, все узнай. Хыбаз Атанлы – запомнил?
– Язм, госпожа моя, и не забывал. Лютика с Горем можно с собою взять?
– Бери, конечно. Ключнику скажи, чтоб отпустил – мол, я велела.
Убитый Хыбаз Атанлы оказался одним из самых метких лучников! Этот – лучник, другой покойник – Минган – ловкий джигит, третий – борец… Вот что их вместе связывало! И все трое – то есть каждый по отдельности – уже заявились на олимпиа… тьфу – на состязания.
Тут же возник законный вопрос – а кто заявился еще?
Узнать это никакого труда не составило – еще пятеро. Целых пятеро, из которых один – и являлся убийцей. Или не один, а несколько…
А что связывало этих вот оставшихся пятерых? Тут уже и сам Ремезов вновь заинтересовался всем этим странным делом. Уж конечно, пятерку связывало одно: желание состязаться и победить, чего бы это ни стоило.
– Вот именно, – тихо повторила Полинка. – Чего бы это ни стоило.
Павел задумчиво потеребил бородку:
– А можно ведь и немножко иначе поставить вопрос. Кто из этих пятерых обладает в своем роде выдающимися качествами, не оставляющими соперникам практически никаких шансов на победу?
Боярышня радостно хлопнула в ладоши:
– А ведь верно! На живца предлагаешь ловить?
– На живца.
Никаких особых качеств у оставшихся пятерых багатуров не нашли, как – в меру сил – ни приглядывались, сколько ни расспрашивали сотников. Вся пятерка оказалась просто великолепной – молодцы один к одному. И на конях мчались отчаянно, и стрелы клали метко, и боролись – то один победит, то другой, то третий. Все – одинаковы, равные. Тем интереснее будут состязания, да только вот Ремезову от этого не легче: трое воинов погибло насильственной смертью, не простых воинов – из монгольской «тысячи», если не найти и покарать убийц, Ирчембе-оглан за своих спросит сурово.
Пока, правда, слава богу, не спрашивал, наоборот – прислал приглашенье на пир. Вот и отправился Павел, без жены (в ее-то положении только по пирушкам и ездить!), но с «верхушкой муниципальной администрации», как Ремезов называл старых своих друзей – Демьяна. Окулку-ката, Микифора… Еще и сотники с лучшими своими воинами поехали, а как же – участников перед состязаниями показать!
Добрались быстро – за полдня: переправились через Днестр на правый берег, а там уж и рукой подать. Выстроенный – точнее сказать, строившийся – на месте древнего поселения даков, город так и назывался – Новый, или даже – Новгород, по-татарски – Янги-Шехр или Шехр-аль-Джедил по-арабски – будущий молдавский Орхей. Еще не были выстроены великолепные мечети и минареты – ислам еще не стал государственной религией завоевателей – однако уже шумели базары, голосили, расхваливая свои товары, торговцы, а солидные купцы выставляли на продажу рабов из Польши, Венгрии и многих русских земель. Шумели сады, яблоневый цвет разливался в воздухе сладчайшим медом, сияло в небесах яркое майское солнце.
Минган-у нойон собрал всех своих вассалов не в городе, а в степи, близ дубовой рощицы, под высоким каменным истуканом, безмолвном наследии невообразимо древних времен. Кругом стояли бело-голубые войлочные юрты-гэры, меж ними расстелили кошму, а многочисленные невольники уже таскали яства.
Как всегда, элегантный – в приталенном длинном халате цвета степных трав, в белых мягких сапожках, при золоченом поясе с привешенной к нему саблей в изысканно усыпанных самоцветами ножнах – Ирчембе-оглан встречал всех приветливо, каждому улыбался, каждого похлопал по плечу, а Ремезова так самолично проводил до отведенного на кошме места, довольно престижного – справа от самых важных и почетных гостей, кои – как только что узнал Павел – приехали из далекой Монголии. Не от хана ли Гуюка, так и не оставлявшего надежды стать с помощью своей матери, хитроумной регентши Туракины-хатун, верховным правителем обширной империи. Об этом все хорошо знали, как и том, что хан Улуса Джучи (будущей Золотой Орды) великий Бату и в грош не ставил ни Гуюка, ни Туракину со всеми их претензиями. Враждовали, да, и совсем скоро дело могло дойти до большой войны.
– Вот, рядом со мной, купцы, – сюзерен все же счел необходимым представить почетных гостей. – Почтеннейшие работорговцы, богатейшие люди – Ли Чань, Суань Го, Игдорж Даурэн с племянником своим, Бару.
