Интересно, к яме приставили стражников?
– Эге-гей! – запрокинув голову, закричал Ремезов. – Тут есть кто-нибудь?
– А кого тебе надо? – в яму заглянула чья-то усатая морда в круглом железном шлеме с бармицей.
Страж отозвался по-русски, значит, кипчак, половец или татарин, но татарин местный, из Улуса Джучи, вовсе не из далекого Каракорума. Ага… пост-то доверили все тем же стражничкам, что охраняли и караван. Своих людей гнуснопрославленный извращенец Суань Го не выставил… или ему не дали. И это уже хорошо!
– Хотел передать пару слов достопочтенному господину Халеду ибн Фаризи, торговцу лю…
– Знаю я, кто таков почтенный Халед! – не дослушав, перебил воин. – Говори, что ты хочешь ему сказать, я передам, как сменюсь.
Согласился он как-то слишком охотно, быть может, был специально проинструктирован? Или Павел все же сгущал краски, ну, кто такой этот Суань Го? Папаша Мюллер?
– Скажи, я очень виноват перед ним, о чем сожалею.
– Поздновато спохватился! – гулко расхохотался изнывающий от безделья страж.
Ремезов улыбнулся:
– Лучше поздно, чем никогда.
– Думаю, купец будет доволен твоими словами, – похоже, воин вовсе не боялся выражать свое мнение.
Ну, точно – караванный страж. Охранная контора какого-нибудь бывшего десятника. А что? Тут много таких.
– Он-то будет доволен, – Павел подергал ус. – Только вот и я бы хотел получить удовольствие перед казнью…
Молодой человек внезапно осекся – с чего он вообще взял, что его казнят? Для работорговца, да, он теперь ненужный свидетель, а вот что касается киданя…
– Так что ты там хотел получить?
Ладно. Черт с ним, с киданем, все равно ничего хорошего от него ожидать не приходится. А вот от купца…
– Понимаешь, я девок очень люблю…
– А кто их не любит? Гы! – стражник глумливо ухмыльнулся и поправил съехавший набок шлем.
– Так вот, ты б передал, мол, не мог бы достопочтенный торговец прислать мне сюда девчонку… он знает, какую.
Воина перекосило от хохота:
– О, ты совсем обнаглел! Девчонку тебе в яму?!
– Да не в яму. Просто поплясала бы здесь, на решетке… Я б хоть последний раз на женскую красоту поглядел. Умирать было бы легче.
– Ишь ты какой. А как ты красоту увидишь-то? Стемнеет скоро уже.
– Так, всяко, факел можно зажечь. Или свечечку.
– Свечечку ему, хэ!
– Так ведь не восковую прошу, сальную.
Светила в небе половинка луны. Загадочно мерцали звезды. А узник все говорил, говорил, нес всякую чушь… и так вот, помаленьку, уговорил стражника. И еле дождался, когда тот сдаст напарнику пост.
А почему б купцу не исполнить просьбу, тем более последнюю? Он ведь должен подспудно испытывать какое-то чувство вины, и именно это чувство заставит его… А, может, и не заставит. Может, зря все… Может, и зря – но попробовать-то надо!
Устало привалившись спиной к земляной стене, Ремезов смежил веки, ненадолго погрузившись в дрему… прерванную нежным знакомым голосом.
– Господин Аки-им. Да откликнись же!
Вот тут Павел вздрогнул, вскочил, задирая голову:
– Господи! Маша!
– Я пришла танцевать для тебя. Купец дал и свечку, и бубен.
– Ты надолго отпущена?
– Купец сказал – хоть на всю ночь.
– Тсс!!! На всю ночь – это слишком.
– Мне начинать?
– Начинай, но… – Павел понизил голос. – Вокруг много стражников?
– Целая дюжина.
– Что ж, пляши и… сделай так, чтоб мы могли бы перекинуться парой слов. Чтоб ты бы меня услышала, а они – нет, поняла?
– Поняла, господин Аким.
Выпрямившись, девушка стала на прутья решетки и, ударив в бубен, запела:
Ай-люли, ай, люли,
Во поле с тобой пошли…
Ничего себе оказалась песня, веселая, даже, можно сказать, танцевальная. А уж какая заводная! Особенно, когда в такт песне невольница стала скидывать с себя одежду – не дура, быстро сообразила, чем можно отвлечь стражников!
Ай-люли, ай-люли… – полетела наземь накидка.
Ай-люли… – следом отправился и пояс…
Ай-люли… – девчонка задрала платье почти до бедер… Стражники одобрительно взвыли.
Ай-люли!
Оп! И на девчонке уже ничего не осталось, даже самого дешевенького ожерелья или браслетика. Да и что могло быть у рабыни? Только душа… и еще – юное, соблазнительно красивое тело!
Изогнувшись, танцовщица подхватила брошенный бубен, ударила… бум-бум…
Припала к решетке… бум-бум… бум-бум-бум…
Стражники внимали, как зачарованные.
Павел увидел сверкнувшие сверху очи. Улыбнулся:
– Теперь слушай меня, девочка…
Сказал все, что хотел, ну точь-в-точь, как Штирлиц и радистка Кэт, слава богу, еще только что родившегося младенца не было.
Закончив танец, Маша подняла с земли длинную штопаную рубаху из выбеленного на солнце льна – вот и все платье. Натянула. Улыбнулась стражникам:
– Может быть, я еще сегодня приду… если купец отпустит.
– Ого! – воины оживились, захлопали по плечам своего сотоварища, коему, видать, и выпадала очередь нести сейчас службу. – Повезло тебе, Аксалык, повезло. Этакая пери пляшет!
– А купец может и не отпустить.
Да отпустит. Отпустил уже! Павел слал в небо молитвы. Лишь бы теперь получилось все, лишь бы Маша все, как надобно, сделала… как уговорились только что. Да сделает. Сладит. Что ей терять?
С момента ухода невольницы прошло не так уж и много времени, а боярину показалось – годы. Откуда-то сверху доносились чьи-то отдаленные голоса, смех… потом все стихло, остались лишь луна да мертвенно-холодные звезды, презрительно смотревшие вниз.
Чу!
Чьи-то шаги… шорох… и резко оборвавшийся крик!
Скрипнув чуть сдвинулась в сторону решетка… Показалось все? Нет, точно – сдвинулась!
– Маша, ты?
– То я, Яцек, пан. Маша вокруг посматривает… Ага! Идет уже. Сейчас мы вдвоем…
Вдвоем дела пошли куда лучше, решетка еще немного покочевряжилась и, наконец, со скрипом отъехала в сторону.
– Уфф!
Упала к ногам веревка – положенный всякому погонщику аркан. Ремезов поплевал на руки… и тут же оказался наверху, улыбнулся:
– Спасибо, родные мои! А теперь – помоги нам Бог.
Они стояли втроем, в темноте, смутными, освещаемыми тусклой половинкой луны, тенями, чуть согбенные, словно знаменитые «Три тени» Родена. Вокруг стояла мертвая тишина… нет, вот за оградою резко закричал ишак.
