Ремезов не стал добивать скорчившегося врага – пускай себе живет инвалидом. Оглянулся – остальные вражины уже ретировались, похоже – побежали за помощью. Из ополченцев тоже двое валялись.
– Что с ними? – Павел посмотрел на шляхтича.
Тот махнул рукой:
– Наповал. Войцех, я полагаю, тоже?
– Ну да… Хватайте Якова – уходим. Эй, Оба Глаза! Хватит кусать губу – скажи-ка лучше, как побыстрей к костелу Святого Анджея выбраться?
Парень улыбнулся, повеселел:
– Во-он тот проулок.
Боярин кивнул:
– Скорее!
Едва ополченцы нырнули в узкий проулок, как позади промчался конный отряд. Отовсюду доносились крики и ругань, а вот послышался женский визг. Все правильно – подавив сопротивление, победители тут же перешли к грабежу.
– Яков, долго еще?
– Туда, панове.
– Что, прямо через забор?
– Там лаз, дырка.
Пробравшись через лаз, промчались чьим-то задним двором, выскочили меж еще голыми вербами и сиренью прямо к приземистому, с мощными стенами, костелу, около которого уже ошивалось с десяток татар. Пытались приникнуть внутрь – да не тут-то было! Дубовые, окованные толстыми железными полосами, ворота даже издали выглядели солидно – просто так не возьмешь, даже с тараном повозишься… разве что просто облить их смолой да поджечь.
– За воротами – кованая решетка, – пояснил Яков. – И не одна.
Ремезов задумчиво кивнул:
– Не думаю, что они тут долго возились, хватает в городе и более доступных ценностей. Провозятся – другие все подберут. Другое дело – как нам самим туда проникнуть?
– Условный стук, – Оба Глаза Целы улыбнулся. – Я его знаю – сам и придумывал. Не один – с причетником Янеком. Вот так!
Он постучал по подставленному кем-то из ополченцев щиту.
Ремезов невольно улыбнулся: слишком уж придуманный парнями сигнал напоминал SOS. Что ж, легко запомнить.
– Как твоя рука, пан Петр? – поглядев на шляхтича, осведомился Павел.
Тот шмыгнул носом:
– Терпимо. Однако долго здесь сидеть нельзя – нас очень скоро заметят.
Боярин хмыкнул:
– А мы здесь сидеть и не будем – пойдем в костел.
– В костел? – шляхтич хлопнул глазами. – А татары?!
– А татар я отвлеку, только вы будьте наготове. Помогите лучше кольчужку снять.
– Чего?!
– Достать одну вещицу.
Бегавшие вокруг костела вражеские воины в коротких доспехах из войлока и лисьих хвостов уже складывали перед воротами ветки, обломки досок и всякий прочий хлам, который явно намеревались поджечь – как и предполагал Павел. Насвистывая попурри на темы «Битлз», молодой человек выбрался из кустов и не торопясь зашагал к храму. Поглощенные своим делом монголы – а, скорей, их союзники – обратили на него внимание далеко не сразу, а когда подскочили с копьями, Павел гордо показал пайцзу… ту самую, что обронил Охрятко. Интересно получается – холопу рыжему пайцзу дали, а ему, боярину, нет! Выходит, не так уж и доверяли. Или просто Ирчембе-оглан у Орда-Ичена не в полном фаворе был.
Ладно, что гадать… Лишь бы хоть кто-то из этих чертей знал русский! Хотя бы пару слов…
– Я – смолянин. Смоленская рать – Михайло Ростиславич, князь молодой…
– Ай, ай! Михайло-коназ? Знаем, знаем. Что хочешь?
Ну, слава те, господи.
– Там, у башни – враги. Воины, много. Помощь нужна.
– Помощь?
– И казна там, казна – золото, серебро, каменья. В подвале, в башне.
Известие о сокровищах произвело на захватчиков куда более благоприятное впечатление, нежели просьба о помощи. Вражины сразу же залопотали промеж собой, засобирались, подзывая коней.
– Веди, веди, бачка, показывай!
– А во-он туда пошли.
Монголов пришлось проводить до самой башни, а уж потом, улучив удобный момент, сбежать, сгинуть. Кругом все было в дыму, и народу по улицам рыскало множество – и конных, и пеших – поди, сыщи.
Нырнув в знакомый проулок, Ремезов быстро прошмыгнул через двор… и вдруг, невдалеке от костела, услыхал чьи-то крики, похоже, что – девичьи. Выхватив саблю, боярин осторожно выглянул из-за забора, увидев, как трое узкоглазых воинов, без всяких доспехов и сабель, лишь с луками за спиной, тащили на аркане молодую темноволосую девушку в длинном темном платье. На спине платье было разорвано, вернее – разодрано ударами плети, да так, что из дыр сочилась кровь.
Боярин приготовил пайцзу:
– Эй, что там у вас?
Монголы оглянулись, а вслед за ними – и девушка. У Павла екнуло сердце – Полина! Откуда она здесь? Как? Ведь должна бы уже сидеть за стенами костела – так ведь и договаривались. Договаривались. Однако, видимо, что-то пошло не так.
– Вот! Пайцза! Я из смоленской рати. Боярин! А князь мой – Михайло Ростиславич. Слышали? Ми-хай-ло ко-наз!
Дикие какие-то попались монголы. Особого внимания не обратили ни на пайцзу, ни на ремезовские слова. Отмахнулись, как от надоедливой мухи, один что-то гортанно прокричал, все трое подскочили к пленнице и, повалив девушку в грязь, принялись срывать с нее платье.
– Ах, вы ж сволочи! – Павел выхватил саблю, пластанул одного…
Тот завизжал, отпрыгнул, двое других тоже сиганули в стороны, схватились за луки. Ремезов не дал им выпустить ни одной стрелы – просто бегал быстрее, даже в кольчуге. Не повезло бедолагам, не повезло… Каждому – по удару. Добрая сабелька. И главное – никаких сожалений, никаких покаянных мыслей, гуманизма – ноль. И почему так?
Впрочем, сейчас молодой человек в подобные размышления не вдавался – не до того было.
Вытерев саблю от крови, сунул в ножны. Наклонился, помогая Полинке встать. Та, наконец, узнала:
– Господи! Ты!
– Родная…
Они обнялись, словно и вправду близкие и родные люди. Павел даже не удержался, поцеловал девушку в губы… та не противилась. Ах, как пылали ее глаза – большие, жемчужно-серые, такие знакомые, такие…
Позади донесся вдруг стук копыт – молодые люди не слышали. Что-то такое нахлынуло вдруг на обоих, хотя, казалось бы, и не время было здесь, и не место.
– Смотри-ко – целуются! – громко и с некоторым удивлением произнесли рядом. – Эй, вы что там?
Говорили по-русски. Ремезов медленно обернулся, не выпуская из объятий Полину:
– Она – моя добыча, полон.
– Видим, какой полон, – сидевший на коне незнакомый ратник ухмыльнулся. – Ты сам-то кто будешь?
– Боярин Павел Петра Ремеза сын, из смоленской рати. Вот пайцза.
