– Лови. – Эльза подала Давиду смотанные изолентой спарки.
– Тут восемь рожков, а не четыре, – заметил Давид, принимая ценный подарок. – Поштучно надо считать.
– В полутьме не заметила, бывает… так, тут еще один фонарь, и три… нет, четыре батарейки. Слушай, это не может быть просто товар челноков. Это же минимум снаряги туннельного сталкера. Смотри, тут все есть, что нужно, и ничего лишнего: патроны, вода, фонари, которые светят недалеко, затем экономно. В туннеле же далеко не надо светить. И все это почти ничего не весит. Даже сложено было аккуратно. Не пойму, зачем он все это делал.
Давид прикинул вес и размер рюкзака Тростникова. В самом деле, Эльза верно описала все странности, и Давид даже мог добавить от себя парочку. В частности, рюкзак был оснащен внешней системой ремней и подсумков, которые увеличивали общий вес всей конструкции, зато повышали прочность и удобность при длительной переноске. Даже челноки так не поступали, предпочитая пользоваться тележками. Никто не любит таскать на себе лишние тяжести. А данный рюкзак был собран так, словно с ним готовились к пешему путешествию через все метро, включая возможные вылазки наверх. Конечно, с поправкой на то, что со снаряжением для внешней вылазки на Бориспольской всегда было туго.
Кроме того, приоритет укладки груза тоже имел значение в опытных руках. Обычно фонари, которыми не собирались пользоваться, запихивали в середину как невозобновляемый тактический запас. Но некоторые, вроде охраны «скифов», предпочитали таскать их внутри лямок – сложно запихнуть на самом деле, зато удобно вытащить, не снимая рюкзак. Для этого требовалось нашить на лямки надежные чехлы, и мало кто этим заморачивался. Здесь же все это было.
– Думаю, наш дядя Вася себе тревожный рюкзак собирал, – предположил Давид. – На случай, если придется рвать когти. Таскал его с собой по всей станции и снял, когда работал с дрезиной. Было ваше, стало наше. Оставим себе, не пропадать же добру.
– Отлично, – согласилась Эльза, сортируя отобранное барахло.
Давид посмотрел в обе стороны туннеля. Тревога в его сознании немного снизилась. Уже было понятно, что со стороны Бориспольской никто и не думал отпирать гермоворота так рано. Похоже, они в самом деле будут выжидать минимум час.
Давид опустил автомат, взял небольшой рулон ткани из купеческих запасов. Оторвал часть, промокнул покрасневший от крови лоб, и из второго куска сделал себе повязку. Стало почти хорошо, если бы не ноющая боль.
– Там таблеток нет? – спросил он.
– Есть. – Эльза подала ему набор персональной помощи. – Тростников не зря лекарства со станции собирал. Вот, сделал себе аптечку. Видел бы ты, что еще он там таскает. Я и не знала, что он запорами мучается.
– Надо было прямо там рюкзак разворошить, вывели бы начальника на чистую воду, – предположил Давид, отправляя в рот пару таблеток. – Аспирин, надо же. Интересно, от Метрограда или «Птиц»?
– Какая разница?
– Действительно, никакой. Что там еще нашла интересного?
– Наверх Вася не собирался точно, – ответила Эльза, копаясь в самом низу рюкзака. – Даже противогаз не добавил. Но я нашла два штуки в другом рюкзаке, так что по туннелям пройдем куда угодно.
– Фильтры?
– Всего три.
– Все равно их никогда не хватает. Ты закончила?
– Погоди. – Копающаяся в рюкзаке Эльза нахмурилась. – Что-то твердое нащупала. Секунду…
Она открыла боковое отделение рюкзака и вытащила револьвер.
Не особо тяжелый, но и не маленький, так как был по меньшей мере вдвое больше женской ладони. Эльзе приходилось видеть такие, оснащенные кучей обвесов, полезных и переоцененных. Обычно технари добавляли им удлиненные стволы, полноценные приклады, прицелы. Девушка даже видела лазерный. Никто не ходил с такими револьверами, кроме откровенных бандитов в первые годы Креста. Когда с преступностью почти покончили, оружие куда-то растворилось. Поговаривали, что все скупила «Киммерия» и складировала в подземельях Славутича на светлое будущее. Оказалось, что кое-что из той партии тайно гуляло по туннелям – конечно же, как всего лишь товар.
Конкретно данный револьвер, похоже, не раз побывал в неприятных историях – дуло все еще хранило следы содранного ствола, наспех заполированное наждачкой. Из него давно не стреляли, хотя, судя по смазке, хотя бы пытались ухаживать.
Эльза отодвинула барабан, высыпала на ладонь шесть тусклых патронов, зарядила снова. Давид подошел, посветил поближе.
– Тебе повезло, – сказал он.
– Лучше мне, чем тому, кто меня подставил. – Девушка быстро осмотрела оставшиеся отделения рюкзака и нашла кулек с запасными патронами. – Жить можно.
– Разгреби все поровну и пошли.
– Не важно, поровну или нет, – сказала Эльза, запихивая в рюкзаки все полезное. – Я не собираюсь разделяться.
– Никогда не знаешь, что случится.
– Я не собираюсь разделяться!
Давид не стал спорить.
– Держи спину, – сказал он. – Я пойду первым.
– Тебе легко говорить. Впереди один противник, а сзади много.
– Мой любимый монстр – это ты, – подмигнул Давид. – Я согласен иметь за спиной только тебя. Ха-ха!
Эльза накинула на себя тонкую кофту из купеческого добра, распихала по карманам фильтры, батарейки и запасной фонарь. Перехватила револьвер в правую руку, чувствуя его тяжесть и привыкая к ней как к продолжению себя.
– Давно не стреляла? – спросил Давид.
– Из такого? Никогда.
– Курок взводить не забывай, так легче. Остальное сообразишь.
– Я помню теорию.
Давид накинул на себя более тяжелый рюкзак, распинал оставшийся валяться хлам, чтобы не блокировал рельсы. Возможно, как раз их блокировать и стоило, но он все еще мыслил категориями жителя метро, а не бойца.
– Надо нагнать твоего Толика и допросить как следует, – сказал он. – Думаю, он нам ничего сделать не сможет. Разве что он не таскает с собой еще один генератор шума.
– Зачем он на станцию приходил? – спросила Эльза. – Почему дал такое указание?
– Мы не знаем, что он хотел. Может, думал, что тебя захотят расстрелять у этих часов. Радио – штука важная, за серьезную поломку могли бы и казнить, в самом деле. Видела, как они все на взводе были?
– Наверное, ты прав, – подумала Эльза. – Блин. Получается, меня спасло только то, что этот кретин не сумел даже нормально сломать приемник. Там это радио починить на раз-два можно. Если бы было нельзя – Василий мог бы отдать другой приказ, а если глушилка работала на всю станцию…
– Не думай об этом.
– Я о другом думаю. С каким пор на станции практикуется такое дурацкое наказание – побиение камнями?
– Вопрос унижения? – предположил Давид. – Ни разу такого у нас не было. Расстрел мог лишь подорвать дисциплину и породить страх. Если речь идет о молодой здоровой женщине – тем более. А когда народ сам лично участвует – как бы другое дело. Если кто добрый попадется, так тот просто рядом постоит, ну или кинет чем-то вроде скомканной бумажки.
