– Какого черта? – спрашивала Эльза снова и снова. – Где мы?
– Понятия не имею, – все так же отвечал Давид.
– Поняла, что не знаешь. Хочу услышать твое мнение.
– Мое мнение забилось в уголок и жалобно хнычет. Глянь снаряжение еще раз, вдруг там завалялся компас? Знать бы хоть направление.
– Проверила уже. Нет ничего. И в метро компасу доверять нельзя, ты забыл? И зачем он вообще, если тут коридор без развилок?
– Ты права, компас тут не нужен, – сказал Давид. – Я прикидывал, что делать, если получится выбраться наверх при случае. Хочу знать, откуда бежать к любому спуску в Крест, если придется этим заниматься.
– Тогда можешь подумать, как превратить нашу кофту в два надежных комбеза, спасающих от пыли.
– Думал уже. Взаправду думал, не смейся… – Парень снизил мощность фонаря, убедившись, что глаза уже привыкли к мраку. – Ладно. Мы не на нашей ветке точно. Думаю, это вообще не Крест уже.
– А что тогда?
– Сколько лет живу на Бориспольской, а не знаю ни одного ответвления, – сказал Давид с досадой. – Мог хотя бы выучить историю места, так бы сами вычислили, куда идем. Может, тут собирались что-то строить и забросили.
– А может, и не забросили, – предположила Эльза.
Теперь ей было очевидно, что туннель, по которому они шли, не имел отношения к привычному перегону. Уже минут шесть как Давид и Эльза быстро двигались по прямому коридору с заплесневелыми бетонными стенами. Нигде не было и намека на дверь или люк. Кроме того, под ногами не было рельсов.
Давид поискал верных обитателей малопосещаемых подземных мест – старых добрых крыс. Не нашел ни единой, хотя порой ему казалось, что он видит в потрескавшейся земле характерные маленькие скелеты. Или это отражение от рассыпанной щебенки? Наклоняться и проверять особо желания не было. Если грызунов нет, то бойся места как огня. Или даже хуже. Так поговаривали на станциях. Хорошо Датаполису, там проблемы крыс давно решили – Давид подозревал, что никто этим вопросом не занимался и на самом деле четвероногих все время просто тайком съедают. В конце концов, берутся же иногда на рынке поджаренные тушки.
Не было здесь и того хлама, который всегда остается в туннелях, через которые ходят хотя бы раз в неделю. Здесь работало обратное правило: чем реже посещается туннель, тем больше в нем мусора. И даже часто посещаемые не могли хвастаться чистотой. Всегда что-то, да валялось под ногами. Севшие и безнадежно испорченные батарейки, использованные медикаменты, фрагменты подошвы стоптанных ботинок. Здесь же ничего подобного не было.
Зато имелась классическая затхлость туннелей. Но и она была своеобразной, со специфическим запахом окислившейся электроники. В Кресте такому запаху уже взяться неоткуда, все ценное давно вытащено из стен. А тут осталось в изобилии. Если этот коридор не успели сдать в эксплуатацию, то он был очень близок к этому.
– Одно мы знаем точно – это не еще одна ветка, – сказал Давид. – Ни путей, ни труб, ни проводки – ничего. Сплошная дыра в земле. Что здесь вообще должно быть? Может, кому-то понадобился грунт?
– На такой глубине? – усомнилась Эльза. – Черт, как же мне не хватает набора художника. Здесь такая шикарная плесень.
– Ага, – согласился Давид. – И набор биохимика.
– Точно. Взяла бы пробу воздуха. Может, им вообще дышать нельзя.
– Воздух как воздух, сырость повышенная.
– Повышенная? А почему?
Давид задумался над этим вопросом.
– И в самом деле, не понимаю, – сказал он. – Историю станций я не учил. Сомневаюсь, чтобы кто-то ее сейчас помнил. Но вот географию мы с тобой должны знать лучше, чем все, кто живет под землей.
– Озеро, – догадалась Эльза. – Над нами же Вырлица течет… ах да. Совсем забыла.
– Пересохло твое озеро, – напомнил Давид.
– Зато часть воды могла уйти ниже. Но выше, чем эта труба. Над нами может бежать подземная река.
Давид посветил вверх. Из бетонных блоков над головой то и дело торчали старые полуистлевшие светильники, которые, похоже, не горели ни единого дня своей печальной жизни.
– При водном набухании потолка страдает в первую очередь проводка, – сказал Давид. – Вода течет по желобу и просачивается в районе ламп. Со временем она разъедает бетон, и растут трещины. Если над нами водяные пласты или хотя бы лужа – то здесь будет очень сыро, хуже, чем в метро.
– Я говорила о том же.
– Хорошее место для засады, – признался Давид. – Если эти лампы заминировать…
– Может, они уже заминированы, – высказала Эльза встречное предположение. – Найти бы миноискатель…
– И сухие тапочки. Надо было в свое время у генерала разжиться фургоном с научным оборудованием.
Эльза помолчала, о чем-то думая, и сказала:
– Не помню, чтобы нам вообще платили за нашу работу.
– О чем ты?
– Мы согласились в то время шпионить за Крестом в пользу Метрограда. Смутно, но припоминаю. Но я совсем не помню, почему мы это делали. Требовали ли мы что-то взамен?
– И я не помню, – признался Давид. – Хорошо, что ты спросила. Я не хотел вспоминать то время, но сейчас вижу – не вспомнил бы, даже если бы захотел. Может, Шестаков нам не полностью память восстановил.
– Уверена, что Ион помнит все.
– Он тоже ничего не получил, кроме места в команде «Птиц».
– Надеюсь, он от этого счастлив, – пожелала Эльза. – Он из нас троих единственный, кто в плюс вышел. Мы с тобой просто вернулись домой.
– Вернуться домой – уже много.
– Но нас и оттуда выгнали.
– Бориспольская попала под генератор шума. Они себя не контролировали. Если их вылечить…
– Вылечить? – Эльза повернулась к Давиду, позволяя лучу фонаря скрывать ее лицо. – Я четыре года потеряла! Четыре! Кто-то постарался меня вылечить?
– Да, – сказал Давид. – Ион.
Эльза нервно поправила свой рюкзак.
– Снова все к нему возвращается, – сказала она. – Нам надо встретиться и поговорить.
– Надо, – согласился Давид. – Если он… тихо!
Коридор внезапно кончился просторным подземным ангаром. Ни разницы температур, ни легкого дуновения ветра. Никаких признаков, что здесь происходит что-то такое, чего не было ранее.
Давид подавил желание выключить фонари. Нападет кромешная тьма, все равно ничего не увидишь. Его подруга была права насчет снаряжения – Давид сейчас многое бы отдал за ночное видение.
Эльза схватила его за руку, показала лучом в сторону. Впереди застыл покосившийся метровагон, упираясь в отбойник, за которым начинались рельсы.
– Думаю, тут можно говорить, – тихо сказал Давид. – Если за нами следят, мы все равно выдаем себя светом.
