– Кондор, не надо! – воскликнул Ион, глядя, как грузовик на полном ходу въезжает в ворота «Сто первой» башни. Права была Альбина. Козырек от солнца никого не может защитить.
Взрыв сотряс видимое пространство, превратив его в сплошную поражаемую область. Веспертил случайно заслонил грузовик, принимая на себя заряд шрапнели, чтобы тут же с ревом взмыть в небо навстречу огненному шару и дымовой завесе. По башне пробежали несколько вертикальных трещин, следом отвалилась часть несущей стены, и все здание целиком принялось оседать.
Жар от огня пробивал даже на таком расстоянии, грозя расплавить костюм прежде, чем разберется с основной задачей – поглотить рушающееся здание. Из тумана падали обломки. Опутывавшие башню корни прогибались, отказываясь ломаться, крушили уцелевшие плиты, испещряя улицу трещинами. Летающий монстр над головой не решался подобраться к последней движущейся живой добыче на земле, оглашая пространство ревом с высоты.
Ион скатился в ближайшую канаву, увлекая Альбину за собой. Мир сотрясался и безумствовал в агонии, а он все прижимал к себе съежившуюся фигуру и чувствовал, как колотится ее сердце.
И разом все вспомнил.
Ион продолжал лежать, не разжимая глаз, стараясь не упустить неуловимый огонек прозрения. Когда мир вокруг немного стих, он, не вставая, повернул к себе лицо Альбины, и две маски прижались лбами.
– Я помню тебя, – сказал он.
Глаза Альбины увлажились сильнее.
– Где же ты пропадала? – спросил Ион.
– На Красной линии, – ответила Альбина. – Я пропадала на Красной ветке вашего метро. Вместе со всеми.
Ион плавно отсоединил шнур ставшей бесполезной рации, оттолкнулся от земли и помог Альбине встать.
– Проводишь? – спросил он.
– Да, – ответила она. – Теперь – да.
Часть 2
Огород
Глава 1
Комната
Ион очнулся в кромешной тьме. Разлепил глаза, похлопал ресницами, поднялся, стараясь не производить особого шума. Темнота была ненормальна – что на Лукьяновской, что в Шлюзе. Если вокруг нет света – значит, он не дома. Хотя где его дом сейчас?
Он похлопал себя по одежде, которая все еще была на нем. Оружия нет. Стоп, он же сам отдал его «Птицам» перед расставанием. Покопавшись в карманах, Ион нашел один из трех своих миниатюрных фонариков, каждый не длиннее спички, сохранившихся еще с довоенных времен и работавших на часовых батарейках. Остаться полностью без источника света – это не про него. Вдавил кнопку, посветил по сторонам.
Он находился в комнате – закрытой, тихой и теплой. Разницу в давлении и влажности Ион чувствовал без особых проблем. Сейчас он определенно был под землей.
В луч света попали железный стол с облупившейся краской, всякий хлам, выдававший чье-то личное жилище, и электрическая лампа с выключателем под зеленым абажуром. Ион дотянулся до него, нажал – и комнату озарил оранжевый свет.
Убранство комнаты больше напоминало сон. Раньше Ион видел по отдельности и ковры, и гобелены, и даже предметы довоенной мебели, бывшие в Кресте редкостью среди топорных и неказистых коробок, которые мастерили станционные умельцы. Здесь же перед ним все это великолепие предстало воедино. Такие комнаты встречались разве что на чужих фотографиях. Лишь дверь со штурвалом по центру свидетельствовала, что он не в чьей-то старой квартире.
Обернувшись, Ион увидел Альбину на второй половине кровати. Она была тоже в одежде, только уже не в снаряжении для выхода. Колготки ручной вязки, целиком закрывавшие всю нижнюю половину тела, короткая юбка, пуховый свитер, шерстяные носки и даже платочек поверх шеи, не имевший никакого практического смысла, кроме красоты. Вся одежда была старой и немного тесной, словно ее обладательница провела в ней все отрочество и юность, чтобы после надевать по праздникам.
Словно почувствовав внимательный взгляд учителя, Альбина приоткрыла глаза, потерла нос о подушку. Увидела Иона, улыбнулась и села на кровати со смущением.
– Привет, – сказала она.
Ион обнаружил, что все еще держит включенным фонарик, и погасил ненужный свет. Тронул рукой дверь, из-за которой раздавался приглушенный шум станции. Убрал руку, сел на обтянутый тканью стул.
– Я помню тебя, – сказал он. – Мы с тобой были друзьями детства. Там, на Лукьяновской. Уже не знаю, родился ли я до Катастрофы или уже после, в метро. Мне рассказывали знакомые старшие, но сам я не помню этого, потому что был слишком мал. Моя осознанная жизнь начинается с момента, где я лежу на бревне, а вокруг запах крови, металла, аспирина и пороха. И пусть я ничего из этого тогда не знал, но вот как оно пахнет – запомнил на всю жизнь. Никто не заботится, кроме случайных взрослых, нет дома, нет еды и воды по три дня. Нет ни единой игрушки. Зато там была девочка, которая все время ходила со мной. Мы вместе искали пропитание, вместе учились смотреть в глаза взрослым. Мы собирали все, что могли утащить, и хранили где попало. А потом мы нашли свиную ферму и выпросили одну из шкур, чтобы спать на ней. Даже не знаю, почему нам ее отдали. Ведь из нее можно было наделать шесть палок колбасы. А с опилками и все девять. И мы с девочкой спали рядом, чтобы согреться. Я вытягивал ноги, чтобы закутать их в вечно лежавшие там мешки, а она всегда сворачивалась калачиком и прижималась ко мне. И долго смотрела на…
– Свиной глаз, – закончила за него Альбина. – Нам выдали шкуру с мертвым глазом. Я неотрывно смотрела на него и быстро засыпала. И он мне потом снился. Странно, что я не могла заснуть, если не смотрела. Ты пытался отвадить меня от этой привычки. В конце концов я научилась просто закрывать глаза и ждать. Раньше я и не знала, что так можно. Без тебя я бы навечно осталась там, на той шкуре.
– Альбина…
– Ты дал мне это имя. – На ее лице мелькнуло мимолетное выражение счастья. – Ты спрашивал, как меня зовут. Я сама не знала. Кто-то научил меня разговаривать, а я даже лиц их не помню. Ты сказал, что это имя красивое, и я его оставила.
Ион снова подошел к кровати, сел на край.
– Мы были детьми, – сказал он. – Однажды ты просто пропала, и я даже не пошел тебя искать. Наверное, мне было стыдно, и я просто обо всем забыл.
– Ты и не сумел бы найти свою Альбину. Меня просто забрали.
– Кто? – спросил Ион. – Куда?
Женщина на кровати горько усмехнулась. Отвернулась к гобелену, поднесла пальцы к дрожащим губам.
– Здесь настал мой черед забывать, – ответила она. – Не спрашивай того, о чем спрашивать нет смысла. Тяжело быть женщиной на войне, Ион. А быть ребенком – и вовсе неблагодарно.
– Прости меня, – сказал учитель, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Я не должен был оставлять тебя одну.
– Что случилось, то случилось. – Альбина встала, подошла к тумбочке, на которой находился примус. – Давай чай попьем.
