Глава тридцать пятая
Стук в ворота. Приглушенные голоса.
Рингил завозился на широкой кровати, притупленные вином чувства безуспешно подыскивали подсказки относительно того, где он находится, уже не говоря о происходящем снаружи. Ему снился Эгар – какая-то бессвязная чушь: они сидели ночью в степи, слушали, как потрескивает хворост в походном костре, и Рингил смотрел на бородатую физиономию Драконьей Погибели посреди испещренной искрами тьмы, видел, как шевелятся его губы, но как не тянулся ближе, не мог расслышать, что говорит друг.
Он вырвался из этого сна, охваченный смутным темным беспокойством и таким чувством, словно время и место непоправимым образом пошли наперекосяк…
Комнату, где он находился, пропитал влажный земляной запах недавнего секса. За закрытыми ставнями все еще было темно.
И кто-то колотил в…
…распахнули дверь, ввалившись в комнату одновременно, пьяные. Он толкнул Нойала Ракана к деревянной панели и прижался к нему. Ухмылки, тихое рычание – а потом Гил запустил напряженные пальцы в пышные кудрявые локоны молодого капитана, ухватил и привлек лицо Ракана поближе, для первого пронзительного поцелуя…
«А-а-а».
Долгожданное, благословенное освобождение от длинного, торжественного и невероятно скучного банкета, который Шанта затеял в честь клана Ньянар. Отец и старший сын означенного клана выступали перед гостями за пиршественным столом, как умели делать только придворные. А за другим концом стола Шанта и Нетена Грал сыпали колкостями, выступая учтивым контрапунктом. Витиеватые тосты опережали друг друга, словно растущие ставки в самодовольной игре, основанной на лести и внешнем лоске. Напыщенные, выверенные речи следовали чередой: о великой славе Империи, императора, имперской хартии и «несомненном, гарантированном успехе нашего текущего предприятия», который обязательно должен «возвеличить безграничную мудрость его императорской светлости в том, что касается…»
Он заметил, как Арчет пытается не зевать и не хмуриться. После не смел встречаться с нею взглядом – боялся не сдержать нарастающее внутри веселье. Вместо этого он поймал взгляд Нойала Ракана и осторожно удержал его, чувствуя легкий трепет – будто мотылек бился в сомкнутом кулаке.
Под атласной драпировкой скатерти в паху нарастал жар.
«Поднимем бокалы, прошу вас, господа и дымы, еще раз поднимем бокалы и выпьем. За священную мощь Ихельтета и его предначертанную Господом миссию по выводу человечества из тьмы…»
Он зевнул.
Позже, когда Шанта отправился провожать Ньянаров и их свиту до дверей и попрощаться с ними, Рингил пошел следом за Раканом по тускло освещенным коридорам виллы на берегу реки, направляя молодого человека к покоям, которые ему выделил Шанта. Это был изысканный интимный театр. Они то и дело останавливались, чтобы оценить вкус морского инженера в искусстве или скульптуре, обменивались бессмысленными короткими замечаниями на грани возбужденного смеха, задевали друг друга будто случайно, внезапно поворачивались, чтобы встретиться взглядами, а потом отвернуться, и беспокойное чувство в животе Рингила из нарастающего веселья превратилось в нечто совершенно иное…
А потом взорвалось.
Лишь один-единственный раз, в дюйме от того первого поцелуя, Ракан поколебался и сказал:
«Я… мой брат, он… Он бы не…»
«На хрен твоего брата, – прорычал Рингил, в сладострастном бреду проведя кончиком языка по зубам. – Я трахаю тебя, а не его».
Затем, когда дверь за ними захлопнулась, все было восхитительно, жарко, и раскаленная плоть прильнула к плоти. Они целовались, не выпуская друг друга из рук, сдирали одежду, а потом он наконец опустился на колени перед мускулистым телом Ракана, телом воина, и взял в рот его набухший член, и ощутил вкус, и втянул, заглотил всю эту бархатистую плоть, словно измученный жаждой человек, которому наконец дали напиться.
Молодой капитан едва не заплакал, когда кончил. Он снова и снова ощупывал ладонями голову Рингила, похлопывал, прижимал, будто пытался накинуть какую-то вуаль или, может, водрузить диадему на мужчину, который с ним это делал.
Рингил поднялся, ухмыляясь как вампир и смакуя вкус, поднял на руки все еще дрожащего Ракана, опустил на кровать, перевернул…
Какой идиот долбится в эти гребаные ворота?!
Голоса, теперь разборчивые: кто-то орал по-тетаннски.
– Откройте немедленно, именем императора!!!
Рингил сел в постели. Пошарил рядом, нащупал гладкий вздымающийся торс Ракана – капитан приподнялся на локте.
От соприкосновения с плотью юноши внутри проснулся отголосок ноющей боли. Он моргнул, сглотнул, потрясенно осознавая, что это за чувство: смутная благодарность за то, что Ракан остался. Не покинул место преступления, чего Гил привык ждать в таких случаях.
– Что за хуйня там творится? – проворчал он, пытаясь скрыть свои чувства.
– Похоже, из дворца… – угрюмо проговорил Ракан.
Кто-то отодвинул засов и открыл ворота. По брусчатке двора застучали подкованные копыта. Рингил выбрался из постели и подошел к окну. Осторожно, на полдюйма отодвинул край занавески.
Во внутренний двор Шанты заехали верхом на беспокойных лошадях императорские посланники в охряно-черных мундирах, и теперь вокруг них суетились проснувшиеся слуги. Рингил наблюдал достаточно долго, чтобы увидеть, как выбегает Шанта собственной персоной – с непричесанными седыми волосами, кутаясь в халат. Он остановился перед главным гонцом, устремил на него взгляд и что-то сказал, но было слишком шумно, чтобы расслышать. Позади него появилась Арчет, полностью одетая – она выглядела так, словно вовсе не ложилась спать.
Рингил опустил занавеску и повернулся лицом к комнате. Ракан уже встал с кровати, тусклый свет озарил его худое и крепкое тело. Гил вздохнул.
– Кажется, веселье закончилось, – сказал он. – Наверное, лучше одеться.
Им это удалось примерно наполовину, когда в коридоре снаружи раздался стук каблуков Арчет, и она нетерпеливо постучала в дверь.
– Гил? Ты все еще в постели? Этот гвалт тебя не разбудил? Сколько же ты выпил?
Он отодвинул засов, приоткрыл дверь на ширину ладони и проверил, одна ли Арчет, прежде чем распахнуть ее шире.
– Какого демона ты… – Она увидела Ракана, голого по пояс, который сидел на краю кровати, наклонившись, чтобы надеть сапоги. – А-а. Понятно.
Рингил облокотился о дверной косяк, демонстративно держа ее в коридоре.
– Не хочешь рассказать, из-за чего шум и гам?
Она скривилась.
– Ага. Драконья Погибель только что расправился с отрядом Городской стражи в наемническом притоне под мостом.
– «Удачливом пони»?
– «Удаче погонщика пони» – но его теперь называют «Головой ящера».
