Дойдя до него, он театрально остановился, повернулся лицом туда, откуда пришел, и раскинул руки крестом.
– Есть кто дома?
Эхо его голоса затихло, будто безуспешно попытавшись выбраться наружу через одно из окон в крыше. Вообще-то он собирался крикнуть громче. Он задал этот вопрос в шутку, но эхо прозвучало без тени иронии – так, словно Рингил был обычным прихожанином, призывающим своих богов.
Он поморщился. Опустил руки.
«Все прояснится, Гил. Ну да, конечно».
Сзади захрустел мусор под чьими-то ногами.
Он резко повернулся, вскинув руку к эфесу Друга Воронов. Нахлынуло горячее желание кого-то убить, наполнило внутренности и каждую мышцу. Старый танец, прогоняющий неопределенность в голове.
Никого.
Он застыл, вглядываясь во тьму вокруг алтаря. Ее никто не потревожил. Рингил все еще вязнул в воспоминаниях о Садах королевы-супруги. О Ситлоу и двендах, ужасном синем пламени, о чем-то темном и бесформенном, догоняющем его.
Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от всего этого.
Его взгляд остановился на каменной перегородке с барельефом. Похож на тот, что был на стене храма в Хинерионе – еще одно упорядоченное собрание Темного Двора, чьи образы, сообразно местным вкусам, больше напоминали людей. Только на этот раз в ряду каменных фигур отсутствовал Хойран, а пустое место, которое бросилось ему в глаза в Хинерионе, занимала…
Занимала…
У него закружилась голова, пол ушел из-под ног.
Недостающей темной придворной в Хинерионе была госпожа Квелгриш – сумеречная банши, безнадежный стон вечерней порой, владычица волков. Квелгриш, которая носила шкуры женщин и зверей с одинаковой уверенностью, страдала от древней незаживающей раны на голове и любила обмениваться свирепыми шутками с демонами, прежде чем одержать над ними победу в схватке, полной воплей и рычания. Квелгриш, которая здесь, в Храме Красной Радости, стояла на барельефе среди собратьев-богов, одной рукой прижимая полотенце к кровоточащей голове, а другое плечо покрывала волчья шкура с оскаленной головой – казалось, зверь одновременно свисает с нее и кусает ее.
– Скажем так, ты мне будешь должен, Рингил Эскиат…
Голос прозвучал в его голове, будто кто-то прошептал эти слова на ухо, будто что-то проползло вдоль хребта. Квилиен из Гриса, где-то за каменной перегородкой во мраке, обходила по кругу его и алтарь, не сводя сияющих волчьих глаз с…
Вопли с улицы.
Рингил бросил взгляд назад, вдоль приподнятого прохода на каменном полу, туда, откуда пришел. От внезапной перемены фокуса перед глазами все поплыло, будто он стоял в лодке на неспокойной воде. В щель между приоткрытой дверью и косяком врывался солнечный свет, разливаясь лужей на пыльном полу, и внезапно Рингилу показалось, что выбраться отсюда он сможет, лишь преодолев долгий путь во мраке.
– Да, беги, – сказал другой, более низкий голос, не принадлежащий Квилиен. – Беги, пока можешь. Помни, кто ты такой. Кем ты был. Кем ты станешь.
Снова топот, скрип пыли и мусора позади, и он действительно побежал – помчался во всю прыть по центральному проходу, будто спеша успеть к закрывающимся вратам некоего внезапно предложенного спасения.
Позже, вспоминая о случившемся, Рингил не мог честно сказать, бежал навстречу шуму на улице или прочь от того, что только что вышло из тени у него за спиной. Он думал о движении, импульсе, который гнал его вперед, через каждую из стрел солнечного света, падающего сквозь дыры в крыше – пятна на его плечах обжигали, словно только что отчеканенные монеты, – сквозь косые беспорядочные полосы света и тьмы, еле дыша, все ближе к дверям, которые должны были – он знал, что должны! – захлопнуться в тот самый момент, когда он их достигнет. Он уже слышал долгий, визгливый скрежет дерева о камень…
Но вышло иначе.
Он схватился за дубовую створку, протиснулся в щель и выбрался на солнце. Друг Воронов на миг застрял, будто не желая покидать храм, но потом сдался – когда Рингил неистово задергался туда-сюда, меч вышел вместе с хозяином.
Он остановился, моргая от яркого солнца и пытаясь понять, что происходит.
По мощенной булыжником улице носились мужчины в мундирах, повсюду раздавались крики и топот; с полдюжины вооруженных стражников бегали туда-сюда, указывая вверх, запрокинув головы в шлемах – дешевый металл ярко блестел на солнце, – а потом внезапно с грохотом и звоном разбилось окно на втором этаже дома с противоположной стороны улицы. Осколки стекла посыпались кратким, но смертоносным дождем, сломанная оконная рама вылетела наружу. Рингил, успевший отследить источник шума, прикрыл глаза как раз вовремя, чтобы мельком увидеть вылетевших в дыру двух мужчин, которые и в воздухе продолжали бороться. Один из них был в мундире стражника, без шлема. Другой…
Двое упали на мостовую с глухим хрустом, как раз напротив храма. Пыль столбом поднялась над дерущимися. Они все не унимались, хотя стражник упал на спину, и от этого у него явно поубавилось бойцовского пыла. На глазах у Рингила противник его оседлал, замахнулся и воткнул в глаз что-то длинное и тонкое. Раздался пронзительный вопль, сражение резко прекратилось. Победитель сломал свое странное оружие и неуклюже поднялся. Ветер подхватил пыль, унес ее прочь.
Рингил вытаращил глаза.
– Эг?
Эгар Драконья Погибель, покрытый пылью, с безумными глазами и обломком фландрейновой трубки в кулаке, с сильно кровоточащим порезом на лице…
– Гил? Рингил?!
– Взять его!!!
Рингил повернулся на голос, расслышав в нем жесткие нотки, свидетельствующие о привычке командовать. Среди растущей толпы стражников появилась стройная фигура в черно-серебряном мундире Монарших гонцов. Пока Рингил смотрел, гонец крикнул с восходящей интонацией:
– Арбалетчики!
Их было трое, и два арбалета уже оказались заряжены. На таком расстоянии стрелки едва могли промахнуться. Драконья Погибель присел на корточки и оскалил зубы, сжимая осколок трубки в кулаке, словно нож. Он мог бы достать одного, прежде чем прозвучит приказ, но второй…
Рингил поднял руку и начертил в воздухе символ икинри’ска.
Никаких размышлений – это был импульс, инстинкт, все равно что первый вдох ныряльщика на поверхности. Все равно что тошнота или голод.
– Арбалетчики! – Он украл приказ у командира, выхватил из воздуха и скопировал, отправил в обратную сторону. – Ваше оружие – змеи!
Будто на солнце упала вуаль, будто по Килевому Ряду пронесся внезапный холодный ветер. Даже Драконья Погибель, казалось, опешил. Стрелки завопили и отшвырнули арбалеты. Рингил двинулся прямо на них, как черный призрак, тень, отделившаяся от храмовых стен. Меч был все еще у него на спине.
– Пауки, – сказал он, быстро рисуя вокруг себя еще три символа. – Глубинные ползуны. Трупоклещи.
