И внезапно вооруженные бойцы пришли в неистовство: они топтали ногами по земле, бешено стряхивали что-то с себя, пытались разорвать кольчуги, стонали и вопили от ужаса. Только Монарший гонец стоял неподвижно и, не веря своим глазам, смотрел на подчиненных, а Рингил тем временем прошел сквозь них и занял позицию на расстоянии десяти ярдов, посреди улицы.
Меч офицера со звоном покинул ножны.
– Колдун!
Рингил обнажил зубы в оскале.
– Это точно.
Но сквозь бурлящее, колючее ликование, которое пробудила в нем икинри’ска, чувствовались пределы возможностей. «Мудрые люди не сдадутся, – сказал ему Хьил, и эти слова затерялись в путанице невнятных воспоминаний, запечатлевших наставления князя-бродяги. – Бегущие псы и головорезы, животные и дураки – их это искусство ослепит и искалечит. Но человек, владеющий собой и своим разумом, – другое дело». По лицу стоящего перед Рингилом человека читался проницательный интеллект, а также холодный расчет и самообладание. С этим ему не справиться так просто.
– Хочешь умереть? – крикнул Рингил будничным тоном.
– Я Монарший гонец, – отозвался офицер. – Я рука Джирала Химрана и Блистающего Трона, я императорский приказ во плоти.
– Я Рингил Эскиат, педик – истребитель драконов. – Веселье вскипело в нем, будто внезапно вырвавшаяся на волю сила, что-то осклабилось, глядя его глазами, предвещая недоброе, и вот он поднял руку – меч прыгнул в ладонь, как гончая за куском мяса, который хозяин держит перед ней на весу. Клинок рванулся в сторону из податливо раскрывшихся ножен, прочертил размытую дугу над плечом и оказался в защитной позиции; сталь блеснула в лучах солнца, словно чей-то смех. – Я задал тебе вопрос, монарший слуга. Хочешь умереть?
Они на несколько мгновений застыли посреди улицы друг против друга, в то время как стражи бегали вокруг с криками или лежали на брусчатке, дергаясь и бормоча. Позже кое-кто из жителей Килевого Ряда, выглядывавших в окна, скажет, что вокруг этой сцены вспыхнули черно-синие огни, формой напоминающие людей, и горели, словно прохожие на улице, не принадлежащей этому миру – улицы, наложенной поверх Килевого Ряда, – чье внимание привлекло происходящее, и они собрались, чтобы поглядеть, что произойдет дальше.
– Драконья Погибель разыскивается за преступления против Империи, – крикнул Монарший Гонец. – Ты не посмеешь встать на пути имперского правосудия.
– Я уже стою. Если тебе нужен Драконья Погибель, единственный путь – через меня.
– Гил!
Он позволил себе мельком оглянуться в ответ на зов. Эгар шагнул вперед и наклонился, чтобы выхватить короткий меч у одного из сраженных колдовством воинов. Он сильно хромал.
Рингил предостерегающе поднял руку.
– Я разберусь с этим, Эг.
– Гил, все не так просто. Гребаные двенды, они здесь, они прямо в…
– Я знаю, Эг. Давай убивать проблемы по очереди, хорошо?
Он заметил движение краем глаза. Монарший слуга готовился – он все равно собирался атаковать. Что-то внутри Рингила от этой мысли оскалилось, как череп.
– Постой!
Глухой звон и лязг клинка, брошенного на мостовую. Монарший слуга бросил взгляд туда, где раздался звук. Вид у него сделался озадаченным.
И тут Драконья Погибель оказался рядом с Рингилом, повернулся к нему, положил теплую, тяжелую ладонь на грудь и плечо друга. Приблизил лицо достаточно, чтобы коснуться щетины на щеке Рингила.
– Придержи коней, Гил, – пробормотал Эгар. – Есть другой способ с этим разобраться.
Рингил взглянул на него, прищурившись.
– В самом деле?
За массивным плечом Драконьей Погибели он увидел, как Монарший слуга опять дернулся, и предостерегающе поднял острие Друга Воронов.
– Эй. И думать забудь.
Эгар повернулся к имперцу. Поднял пустые руки.
– Достаточно, – сказал он официальным тоном, на таком хорошем тетаннском, что Рингил моргнул от удивления. – Я сдаюсь. Веди меня к своему императору.
Монарший слуга по-прежнему пристально смотрел на Рингила и воздетый хладный палец Друга Воронов. Какой-то имперский воин полз по мостовой, бормоча что-то невнятное и хватаясь за булыжники, будто мог упасть с них в пропасть, которая этого только и ждала. Плач и скулеж остальных оглашали улицу. Друг Воронов поблескивал в лучах солнца.
– Гил!
Рингил пожал плечами и опустил меч.
– Ладно, – сказал он. – Я хочу поглядеть на это.
Глава тридцать девятая
– Ты вздумал со мной шутить?!
Джирал вскочил со своего резного сандалового кресла, тараща глаза, словно им выстрелили из катапульты. От силы его внезапного движения весь плот под шелковым навесом покачнулся на воде. Вокруг императора, в окрашенном в разные цвета свете, падающем сквозь шелка, люди схватились за опоры навеса, чтобы не потерять равновесие. Плавучее святилище Палаты разоблаченных секретов не было создано для необузданных поступков.
Рингил стоял, как каменный, словно посреди бального зала с мраморным полом, не замечая, что плот качается. Он не был вооружен, но никто бы об этом не догадался, посмотрев ему в глаза.
– А разве я смеюсь? – тихо спросил он.
Арчет шагнула вперед.
– Повелитель…
– Заткнись, Арчет! – Император, не глядя на советницу, ткнул пальцем в ее сторону. – Я наслушался от тебя советов на год вперед. Ты, северянин… ты правда думаешь, что я соглашусь? Безоговорочно помилую твоего друга-варвара?
– Да, правда.
– Помилую – после убийства имперского рыцаря в его собственной спальне, изнасилования его жены, смерти трех городских стражей прошлой ночью, императорского соглядатая этим утром, и еще не забудем о шестерых, кто, как мне сказали, навсегда утратил здоровье?
Рингил нетерпеливо дернулся.
– Да.
– Ты действительно думаешь, что имперское правосудие можно так покупать и продавать?
– Я думаю, имперское правосудие за горсть мелочи позволит вашей императорской светлости отыметь себя в зад. – Придворные, свидетели сцены, ахнули. Рингил не обратил на это внимания. – Я думаю, в любой день недели имперское правосудие представляет собой то, что говорите вы, и еще я думаю, что двор, да и все аристократы, вместе взятые, покорятся ему, поджав хвосты, что и соответствует их сути.
От такого грубого нарушения приличий все присутствующие застыли. Таран Алман, командующий Монаршими гонцами, коснулся эфеса своего придворного меча. Гонец, который привел Эгара и Рингила, наклонился к уху своего командира и что-то быстро ему шептал. Алман едва заметно с недоверием покачал головой, но передумал хвататься за оружие и сложил руки. При этом он не сводил с Рингила сурового взгляда.
