«Что бы ты отдал, Гил, чтобы на самом деле в это поверить?
А что бы ты отдал, чтобы отказаться от этой идеи?»
– Эй, Эскиат. Собираешься вечно стоять тут и хныкать?
Рингил резко оборачивается, не веря своим ушам. Каменный круг вспыхивает вокруг него, словно гранитная молния, въевшийся рефлекс – раз, другой, в такт с внезапно ускорившимся пульсом.
– Эг?
Определенно, он самый. Знакомая, широкая как бочонок грудь, железные талисманы проглядывают в спутанных седеющих волосах. Грубое обветренное лицо расплылось в улыбке. Над плечом торчит копье-посох, словно маячащий сзади долговязый старый приятель. Эгар каким-то образом обзавелся стальным зубом и шрамом на подбородке, которого Рингил не припоминает, но в остальном перед ним тот же Драконья Погибель, живее всех живых – стоит на тропе в той стороне, откуда Рингил пришел, с виду не более материальный, чем камни, которые то появляются, то исчезают между ними двумя.
– Эгар?
Маджак хмыкает.
– Знаешь, когда ты оказываешься по шею в дерьме, всегда появляется кое-кто другой, чтобы тебя вытащить?
Рингил слабо взмахивает рукой.
– Я не…
– Да что ты? – Эгар делает шаг вперед и хватает его за плечи. Сильные пальцы степного кочевника впиваются в мышцы, оставляя синяки. – И все равно выглядишь дерьмово, Гил. Хочешь знать правду? У тебя вид пони, которого десять дней гнали галопом и почти не кормили. Тот, кто едет на тебе верхом, должен подумать об отдыхе.
Мелькает мысль о Даковаше, и он быстренько выкидывает ее из головы. Нету ее, нету, честное слово – хоть проверяй.
– Никто на мне не едет, – тянет он.
– Надо же, какая новость. – Драконья Погибель прижимает его к себе в сокрушительном медвежьем объятии, которого Эгар в настоящем мире себе не позволил бы. Рингил кашляет для пущего эффекта, и маджак его отпускает. Отдалившись на более привычное расстояние вытянутой руки, широко улыбается. – Рад тебя снова видеть, Гил.
– Ага, я тоже. – Как с Шендом и Ишиль, он знает, что лучше не вступать в разговор, но ничего не может с собой поделать. Он устал от отчужденности и устал стоять в стороне. Что ж, пусть теперь его друзьями станут призраки. – Что ты здесь делаешь?
Драконья Погибель пожимает плечами.
– Да просто решил пройтись с тобой чуток.
Рингил успевает заметить, как морщинистый лоб маджака хмурится: эта версия его старого друга пытается отыскать воспоминания, которых в Серых Краях у него не может быть. «Как я сюда попал, что это за место, что было раньше?» Рингил проклинает себя за несдержанность и быстро ищет повод отвлечься. Он замечает на груди Драконьей Погибели тонкую серебряную цепочку, на которой после их объятий слегка покачивается какой-то плоский предмет.
– А это что такое? – Протянув руку, он берет штуковину в ладонь. – Я и не знал, что ты из мужчин, которые носят медальоны.
– Э-э-э, ты же сам его мне дал, дружище.
Рингил моргает. Сплющенный диск – монета в три элементаля, с изображением лица Акала Великого, потускневшая от времени. Концы цепочки к ней припаяны, и, похоже, сама монета сильно пострадала в ходе превращения в медальон. Когда он жил в Ихельтете, такие кругляши бывали у него в руках не реже, чем он эти самые руки мыл. Но чтобы подарить один Эгару? Нет, он такого не помнит.
«Да ладно тебе, Гил. Не занимайся ерундой. В Серых Краях не нужно заморачиваться на деталях. И спутников не надо расспрашивать слишком тщательно. Или задаваться вопросом, какие они на самом деле.
А также куда все это тебя приведет».
Он отпускает руку, и монета возвращается на грудь Драконьей Погибели. Торс маджака внезапно делается более темным и твердым, похожим скорее на кривой ствол дуба, чем на человеческую плоть. Будто перед Рингилом одушевленная статуя, а не живое существо.
Он сдерживает дрожь. Натянуто улыбается. Хлопает этого как бы Эгара по мощному плечу, которого не постыдился бы и тролль.
– Значит, хочешь со мной прогуляться? Тогда иди следом.
– Ага, умел бы я ходить как ты, зарабатывал бы себе на жизнь, участвуя в представлениях мадам Аджаны.
Старые глупые шутки – всегда лучшие. Но от услышанного Рингилу будто вонзается колючка в глаз, и он, быстро отвернувшись, моргает, взмахом руки указывая на то, что простирается вокруг тропы.
– Видел черепа?
– Да уж. Гребаные двенды.
В воспоминаниях Рингила мелькает Ситлоу: прохладный на ощупь и великолепный, с очами, полными знаний, в которых можно утонуть.
– Ага, – соглашается он. – Гребаные двенды.
Конечно, он теряет Эгара, как и остальных, не успев пройти с ним и пару миль. На этот раз все происходит медленнее, Драконья Погибель то исчезает, то появляется вновь, как свеча на сильном сквозняке, будто где-то за пределами этого неба, похожего на серый шатер, бушует шторм, и короткие злобные порывы ветра время от времени прорываются внутрь. Это длится какое-то время, степной кочевник исчезает, а потом внезапно возвращается, словно решив что-то сказать напоследок, будто не может определиться, безопасно ли оставлять Рингила одного в этом месте.
– Слушай… тот драконий кинжал, который я тебе подарил, все еще с тобой?
Рингил хлопает себя по рукаву, под которым спрятано оружие.
– Не теряй его, это хороший клинок.
– Знаю.
Рингил не сопротивляется происходящему – а что еще можно делать в Серых Краях? Он сохраняет выверенное спокойствие и ведет беседу, будто ничего особенного не происходит, замолкая, когда остается в одиночестве, и вновь подхватывая нить разговора, как только Эгар появляется вновь.
– Да, ты говорил про шамана Полтара.
– Старый хрен сам напросился, Гил. Если я не вернусь туда и не выпущу ему кишки за то, что он сделал, то кто?
– Может, он им надоест. Если не сумеет вызвать дождь весной, или когда степные упыри опять нагрянут, невзирая на все его пляски с трещотками.
– Никто уже не пляшет с трещотками, Гил. Это романтические бредни, выдуманные неведомым засранцем-писакой для какой-нибудь пьесы про «благородных дикарей из степи», которые часто ставят в этих ваших театрах. Ну, честное слово, до жути надоело видеть, как чернильные душонки, ни разу в жизни не разжегшие походного костра, вещают об испытаниях и невзгодах, выпавших на долю воинов с железными мускулами, и…
И он исчезает.
Рингил остается в обществе уходящей к горизонту безликой тропы и ветра.
Он идет вперед.
Драконья Погибель возникает снова, продолжая идти, и хмурит брови в попытке что-то вспомнить.
