Эгар разогнул два пальца на руке, которой сжимал нож, ухватил Харата за воротник и рванул ближе. Прищурился, стиснул зубы. Прошипел, как змея, готовая к атаке:
– Тебе же заплатили, маджак.
Харат вырвался. Отвернулся, облизнул губы.
– Глянь… кажется, это Алнарх там, внизу, – пробормотал он.
– Славно. Тебе же легче будет. Отплатишь за все это дерьмо. Разберись с ним, двух других я беру на себя.
Молодой человек нерешительно кивнул. Эгар не смог сдержать неистовое чувство удовлетворения. «Такие вот долбаные последствия твоих действий и денег, которые ты согласился взять, малец». Он взмахнул рукой с ножом, и они тихонько спустились по ступенькам, прячась в тени балюстрад. Добрались до последней лестничной площадки и последнего угла, за которым можно было спрятаться. Харат замер. Опять облизнул губы.
Эгар широко раскрыл глаза, дернул подбородком. «Ну же, за дело».
Харат встал. Спустился по последним ступенькам к игрокам в кости, не пытаясь спрятаться.
Увидев его, они вскочили и схватились за оружие.
– А ну, стоять!
– Ни шагу больше, говнюк!
Харат фыркнул.
– Ух ты, ребята, какие у вас большие ножики.
Потрясенная тишина. Вглядываясь через балюстраду, Эгар рассмотрел короткие мечи и, кажется, топор. Но копья остались прислоненными к стене. Убийственные семифутовые маджакские копья с двойными лезвиями пока были вне игры.
Один из ишлинаков чуть опустил меч.
– Харат… это ты, приятель?
– Заткнись, Элкрет. Он изгой. Какого хрена ты сюда явился, Харат? Кто тебя впустил?
Харат спустился с лестницы, широко разведя руки. Он, похоже, начал получать удовольствие от происходящего.
– Привет, Алнарх. Как делишки? Трахнул какую-нибудь одобренную Откровением телочку?
Алнарх дернулся в сторону копья, прислоненного к стене.
– Я спрашиваю, кто тебя впустил?!
– «Впустил»? Ты, мудак тупорылый, считаешь, что мне нужно чье-то разрешение? Я же тебе говорил, Алнарх. То, как ты устроил охрану этого места, не спасет твою гребаную…
«Пора».
Эгар перепрыгнул через перила, пролетел десять футов, словно камень из катапульты, с ножами наизготовку. Он приземлился прямо за спиной Элкрета, замахнулся, рубанул, и ишлинак с воплем упал. Алнарх развернулся на звук, и времени ему как раз хватило, чтобы заорать:
– Нас атакуют!
Эгар тем временем повернулся к третьему ишлинаку, который так и остался безымянным. Противнику повезло, он блокировал удар рукоятью топорика – Эгар запыхтел, напрягая предплечье, а потом толкнул в ответ, отбил защиту и ткнул наотмашь куда-то вниз. Лезвие ножа воткнулось выше бедра и ушло по самую рукоять. Ишлинак дернулся и завопил. Краем глаза Эгар увидел, как справа от него Алнарх схватил наконец свое копье и повернулся к Харату, который как раз атаковал. Копье взметнулось наискось, блокируя удар, и двое мужчин превратились в вихрь, извергающий ругательства. Эгар повернул нож и вытащил – кровь брызнула на руку, такая горячая, что почти обжигала. Ишлинак, которого он заколол, упал с выражением мольбы на лице, хватаясь за рукав Драконьей Погибели. Они пристально смотрели друг другу в глаза – оба инстинктивно знали, что произошло.
Позади возник Элкрет.
Эгар быстро обернулся. Элкрет держал в левой руке длинный нож, но двигался медленно, потому что был ранен. «Видать, повезло мне с первым ударом». Эгар не видел раны, но такую атаку он отбил бы и во сне. Он шагнул в сторону от ножа, ухватил противника за запястье, дернул и зажал. Поднял правую руку, сжимая рукоять своего ножа в кулаке, и ударил по левому локтю Элкрета, сломав ему сустав. В помещении, озаренном мерцающим светом фонарей, раздался приглушенный треск, за которым последовал сдавленный вопль ишлинака. Длинный нож выпал из его хватки. Эгар подобрался ближе, схватил противника за волосы и рванул назад, обнажая горло…
– Нет, постой!
Это был хриплый голос Харата. Эгар с усилием прервал удар. Развернул Элкрета, чтобы увидеть, откуда раздался крик. Нож продолжал прижимать к шее ишлинака.
– Не рыпайся, – пробормотал он и почувствовал, как Элкрет напрягся от прикосновения стали.
– Не надо, не убивай его. – Харат, пошатываясь, выпрямился над бездыханным телом Алнарха, тяжело дыша после битвы. – Хватит, друг. Ты не обязан так поступать.
– Вообще-то, я думаю, мы оба обязаны.
Но Драконья Погибель уже чувствовал, как ускользает решимость. Сражение вышло слишком коротким, чтобы пробудить в нем боевую ярость берсеркера, и теперь случившееся казалось грязным и бессмысленным.
Харат шагнул вперед, протягивая руки и пытаясь выровнять дыхание.
– Да ладно тебе, брат. Он друг.
– Мне он никакой не друг, мать твою. – Эгар вздохнул и толкнул Элкрета прочь, чуть ли не в объятия Харату. – Ладно, брат. Он видел твою физиономию. Делай, что хочешь.
Харат упустил собрата – Элкрет упал мимо него. Раненый ишлинак рухнул на колени, его здоровая рука повисла так же безвольно, как и раненая. Он глядел, не отрываясь, на труп Алнарха.
– Блядь, мужик, что ты натворил… – пробормотал он. – Что ты натворил?
Было непонятно, к кому он обращается. Так или иначе, Алнарх не мог ответить: Харат раздавил старому товарищу горло древком копья, которое все еще лежало поперек шеи трупа. Глаза вылезли из орбит, язык вывалился наружу. В мерцающем свете фонаря лицо ишлинака казалось комично-уродливой маской демона из Шактура.
– Нам лучше убраться отсюда, – пробормотал Харат.
– О нет. Мы сюда пришли не просто так. – Эгар кивком указал на дверь. – Открывай. У кого-то из них должны быть ключи.
– Харат, что ты натворил?
– Послушай, мы сильно нашумели. Они…
– Мне что, опять напомнить, под чью дудочку ты должен плясать, раз взял деньги? Ищи гребаный ключ.
Харат дернулся, но начал ощупывать труп Алнарха. Эгар некоторое время за ним наблюдал, потом подошел к третьему ишлинаку, которого заколол насмерть.
На пыльном полу вокруг мертвеца натекло много крови; вид был такой, словно он упал с взбрыкнувшей лошади в лужу стоячей воды посреди дороги в полночь. Драконья Погибель присел, чтобы поискать в одежде ключи, наклонился и увидел смутное отражение собственной головы и плеч на поверхности кровавой лужи. На один головокружительный миг ему показалось, что кто-то глядит на него оттуда.
– …что ты натворил, Харат…
– Да заткнись наконец, – прошипел Харат, чье разочарование и угрызения совести вот-вот должны были перейти в гнев. – Ты, блядь, живой? Живой. Это, чтобы ты знал, Драконья Погибель. Хоть понимаешь, что он мог легко перерезать тебе глотку, словно какой-нибудь скотине? Нашел! Вот он, этот сраный ключ!
