— Ерунда, — спокойно сказал Еник, выслушав мой сбивчивый рассказ. — Успокойся. Сейчас найдем твой клад. Для Дендика это что два пальца. Дендик, ко мне!
Дендиком звали любимого добермана Еника. Этот симпатичнейший и добрейший пес ни особым нюхом, ни особым умом не отличался. Но своя собака всегда лучше всех и всех умнее. В общем, Еник в Дендика верил. И, увы, переоценил его возможности.
Мы подошли к гаражам. Дендик покружился на месте происшествия, обильно пометил гаражи и полез лизаться ко мне и к Енику. Впрочем, предъявлять претензии собаке мы не имели ни малейшего права — ни один в мире пес не найдет того, чего уже нет. Ясно было, что до нас здесь кто-то уже побывал.
Чтобы утешить незадачливого валютчика, Еник повел меня в шашлычную, напоил, накормил и успокоил: плюнь, не последние. И был абсолютно прав — пропавшие доллары были отнюдь не последней в моей жизни валютой. Из-за нее я в конце концов и сел. За валютные операции.
В моем характере всегда проглядывала этакая жилка предприимчивости. Родись я на три десятилетия позже, может быть, стал бы не актером, а бизнесменом. Сейчас-то бизнес в почете, а тогда карался по закону. Как бы то ни было, первая неудачная валютная операция меняя здорово раззадорила. И мы с моим новым дружком Ленькой Лазаревым, которого я приобрел в Театре миниатюр, пустились во все тяжкие. У него было прозвище Слон, которое категорически противоречило его житейскому и деловому темпераменту. Вот уж кто был бизнесменом по призванию! Он прекрасно разбирался в живописи, в архитектуре и привил мне любовь к искусству. И к деньгам, кстати, тоже.
Ох как весело жили мы с моим дружком Ленькой в начале семидесятых! Как лихо крутились! Молодые, веселые, здоровые. Успех в театре сам собой переливался в успехи на других жизненных пространствах. Что-что, а прикидываться, дурачиться, устраивать розыгрыши мы, актеры Театра миниатюр, умели. Вся наша жизнь, жизнь столичных гуляк, была веселой игрой, которая, между прочим, требовала денег.
В театре, как я уже говорил, заработок у нас был вполне приличный. Однако на веселую жизнь этого не хватало. Пару раз гульнем с девчонками в ресторане — и пустые, как турецкий барабан. Соси лапу до следующей получки. Так и жили. Где-то могли словчить, но в конфликт с УК не вступали.
Слон был питерский и часто навещал свою матушку в Ленинграде, а я с ним за компанию. С поезда сразу направляемся к Лене домой, тетя Ася заждалась сына — стол уже накрыт: любимая Ленькина фаршированная рыбка, пышный омлет, штрудель с маком. Плотно закусываем и — в люди, на Невский. Я стеснялся подойти к девушке на улице, а Слон не мог пропустить ни одной юбки.
«Ради бога, извините, девушка. Это не вас я вчера видел на премьере в Доме кино? Нет? Странно. Ну просто одно лицо! Ой, совсем забыл, хотите, я вас с живым паном Пепичеком из «Кабачка» познакомлю? Вова, иди сюда, что же ты такой стеснительный? Это же подружка моей сестры от второго брака Людочка. Как вас зовут? Аня? А это Вова. Он у нас артист популярный, мы теперь все вместе дружить будем. Ой, я совсем забыл спросить, Анечка, как вашу подругу-то зовут, ту красивую, которой мы сейчас звонить будем, на вечер договариваться?»
Под таким натиском девчушка, естественно, теряется, смущенно хихикает, пялится на мою телевизионную рожу. Дамами на вечер мы обеспечены. Пора решать финансовые проблемы.
Перед отъездом в Питер всю свою наличность мы обратили в товар — японские часы «Сейко» с красивыми броскими циферблатами. Тогда они только появились и были большим дефицитом. Брали мы их у московских спекулянтов оптом, штук по десять, продавали поштучно и получали приличный навар.
Вот Слон видит усатого, хорошо одетого кавказца и без всякой подготовки бросается к нему. Я понятия не имею, что мой дружок станет лепить на этот раз, но верю в его неисчерпаемую фантазию и знаю, что мне предстоит с ходу включиться в придуманный Слоном этюд. Итак, Ленька подлетает к кавказцу и с ходу начинает тараторить: «Прости, Резо, что опоздали, но с красным циферблатом, как ты просил, не было, пришлось ждать. Зато смотри, какие красавцы, как ты просил для папы, “Сейко” пятый номер». И вертит перед растерянной физиономией кавказца красавцами часами. Растерянная жертва хлопает глазами. Слон ойкает и бьет себя ладонью по голове: «Ради бога, простите, я вас за нашего знакомого принял, ради бога, простите». Но усач уже на крючке: «Слушай, ара, покажи мине часы, я тоже такой хочу». — «Что вы, что вы! — смущается Слон. — Это нехорошо, мы ведь уже с Резо договорились, нельзя человека подводить. Он своему папе на день рождения хочет несколько штук подарить, просто, наверное, опаздывает, сейчас подойдет». — «Какой Резо, зачем Резо? — кипятится кавказец. — Несерьезный он человек, если опаздывает. Покажи их мне, у меня тоже папа, тоже родился». — «Нет, нет, — упирается Ленька, а сам вертит часы перед его глазами. — Вы что! Резо грузин, человек богатый, ему такие часы нужны, иностранные, японские новые, “Сейкой” называются, очень дорогие. У вас и денег не хватит». Это уже удар в пах. «У кого не хватит, у меня не хватит? У Резо хватит, а у меня не хватит? Я пять куплю». — «А у нас пяти нету, — твердым голосом заявляет Слон, — у нас только шесть». Тут вступаю я: «Знаешь что, Леня, нельзя таким быть, что ты все Резо да Резо, может быть, человеку нужнее. У него тоже папа». — «Вот! Друг верно говорит! Тебе как зовут?» — «Вася», — застенчиво отвечаю я. «Вася верно говорит, он тебе настоящий друг, идем в сторону, часы смотреть будем».
Через пять минут сделка завершена: три пары часов по пятьсот рублей каждая переходят в собственность счастливого покупателя. Нам они обошлись в триста, так что мы со Слоном с ходу заработали по шестьсот. Неслабо. Через пару часов, сыграв несколько этюдов, мы с не меньшей выгодой избавляемся от остального товара и возвращаемся к тете Асе отобедать.
После обеда Ленька минут двадцать отдает сыновний долг, рассказывая маме о своих трудовых буднях. Но вдруг спохватывается и кричит: «Доля, ну ты чего сидишь? Мы же так в театральную библиотеку опоздаем». Он чмокает мать, и мы снова мчимся в центр. В антикварном магазине покупаем каминные часы или парные канделябры. Мы оба неплохо ориентируемся в антиквариате и твердо знаем, что в столице это уйдет по меньшей мере в полтора-два раза дороже.
Вечером ресторан с девчушками, а потом жаркая ночка у них дома. На следующий день отдых, банька, вечерний поход в БДТ или к Акимову, после чего, попрощавшись с тетей Асей, ночной «Стрелой» в спальном вагоне отбываем в Белокаменную.
Как говорится, красиво жить не запретишь.
Впрочем, ездили мы не только в Питер. Ленькины познания в иконописи очень пригодились нам на гастролях по городам и весям провинциальной России. В каком-нибудь захолустном городке мы первым делом спускались в гостиничный ресторан и так, между прочим, спрашивали у официанта: как пройти в самый старый район, с сохранившейся дореволюционной архитектурой, где раньше проживало духовенство и купечество?..
Мы шастали по домам, представляясь то сотрудниками киностудии, покупающими иконы и предметы старинного быта для исторического фильма «Тайная страсть Ивана Грозного», то погорельцами, не мыслящими дальнейшей жизни без сгоревшего иконостаса, то увлеченными своей работой музейщиками, которым для какой-то новой экспозиции не хватало самой малости — из красного дерева сервантика запрошлого века. Да мало ли кем мы представлялись! Мы были добытчиками. Ведь все равно это добро — канделябры, фарфор, иконы — гнило в чуланах, на чердаках, выбрасывалось на помойки.
