Она качает головой.
– Выручка упала. Некоторые кафе работают в убыток.
– Понятно, вам нужно просто обрезать жирок. Оставить лишь те, что приносят вам деньги, – говорю я. – Пойдем чего-нибудь выпьем. Я угощаю, – говорю я. – У меня в сумочке лежит «ксанакс», можешь взять его себе.
Ее бледно-голубые глаза в упор смотрят в мои, и я понимаю, что превратилась в одну из тех домохозяек с таблетками, которые щелчком своих наманикюренных пальчиков исхитряются получить у семейного врача любое лекарство, какое только захотят.
– Шутка, – говорю я. Хотя на самом деле нет. – Но пойдем. Давай выберемся отсюда. В любом случае Харрис просто невыносим.
– Я не могу иметь дело одновременно с вами двумя, – говорит она. – Только не сегодня.
– Я шучу. – Это моя очередная ложь. – Он просто прелесть. На самом деле мы говорили о тебе.
Десяток слов – их оказалось достаточно, чтобы завладеть ее вниманием и отвлечь от отчаяния. Взяв сестру под руку, я вытаскиваю ее из кресла и хватаю ее сумочку.
– Пойдем. Выпьем чего-нибудь, и я тебе все расскажу.
Глава 26
Грир
День восьмой
Сайт FindMeredithPrice сегодня буквально гудит. С тех пор как вчера обнародовали новость про Ронана, каждый кабельный новостной канал мусолит и пересказывает одни и те же несусветные версии, а телезрители требуют новых. Согласно опросу Си-эн-эн, восемьдесят четыре процента зрителей считают, что за исчезновением Мередит стоит Ронан.
Я кладу телефон на кухонный стол, когда в кухню входит моя мать, ведя на буксире Уэйда. Утро, и они спустились на завтрак. И как только они могут набивать желудки в такое время? Это выше моего понимания, но мать как будто спрятала голову в песок и не желает ничего знать.
Это ее способ не сойти с ума.
Впрочем, мы не лучше.
Но у меня, в отличие от нее, отшибло аппетит. Так обычно бывает, когда я нахожусь в состоянии стресса. Мое тело отключается. Оно не спит и не ест. Оно входит в режим выживания, посылая время от времени сигналы о жажде, напоминая, что нужно хотя бы изредка пить воду.
– Грир, не хочешь тостов? – спрашивает мать, вытаскивая из кладовой каравай хлеба ручной выпечки.
– Нет, спасибо.
– Тебе нужно что-нибудь съесть, – говорит она. – Ты худая, как жердь.
– Просто я думаю о куда более важных вещах, – говорю я.
– Мы все о них думаем, Грир, – говорит Уэйд. Ненавижу, когда он называет меня по имени. Такое впечатление, будто он втирается мне в друзья. – Ты ведь знаешь, что мозг лучше работает на полный желудок. Это доказано. Тебе это скажет любой ученый.
Вчера вечером, после того как проснулась в два часа ночи с урчанием в животе, я попыталась съесть немного овсянки, но в ту секунду, когда я отправила в рот третью ложку, овсянка пригрозила выйти наружу тем же путем, каким попала в желудок, и я была вынуждена отодвинуть тарелку.
– Приготовлю себе что-нибудь попозже, – говорю я, просто для того, чтобы они отстали от меня, и краем глаза замечаю силуэт Эндрю.
– Доброе утро, Эндрю! – Моя мать сжимает губы. Так обычно говорят с карликовым пуделем или двухлетним ребенком. – Как спалось, мой дорогой?
Она потирает ему спину, словно он ребенок, хотя разница в возрасте у них всего лет пятнадцать. Он сонно бормочет «доброе утро» и направляется к кофеварке рядом с холодильником. Налив себе маленькую чашку, он садится рядом со мной за стол.
– Есть какие-то известия от нового детектива? – спрашиваю я. – Черт, забыла его имя.
Он поворачивается ко мне. Тени под его глазами в последнее время стали намного заметнее.
– Биксби. И да, вчера, – говорит он. – Они все еще работают над этим.
– Это все, что они вам сказали? Они все еще работают над этим? – В последнее время от этой безнадеги у меня уже сводит челюсти. – Что они делают? Что конкретно? Что они предпринимают, чтобы найти ее?
Глядя на живописный задний двор, Эндрю делает глоток эспрессо. Горы вдали укутаны туманной дымкой, скрывающей их заснеженные вершины. Для такого ужасного дня это слишком прекрасный вид.
– Всю неделю поисковые группы прочесывали леса в нашей местности, – говорит он. – В основном это волонтеры, работающие круглосуточно. Люди прилетели со всего мира. Поисково-спасательные самолеты оборудованы инфракрасными камерами, тепловыми датчиками и все такое прочее. Они не сидят без дела в ожидании телефонного звонка. Это я тебе гарантирую.
Похоже, я раздражаю его, но ведь это он дал уклончивый ответ, так что мне нет причин в чем-то себя укорять.
– Сегодня они берут с собой собаку, – говорит он.
– Натасканную на поиск трупов?
– Что-то вроде того.
– То есть они ищут тело. – У меня ноет сердце, но не потому, что я думаю, что она мертва, а потому, что они это делают. Похоже, они утратили надежду найти мою сестру живой.
– Они ищут все, что смогут найти. – Он вздыхает, отказываясь посмотреть мне в глаза.
– А почему ее не ищешь ты? – спрашиваю я. – Если не ошибаюсь, с тебя сняли все подозрения и спихнули их на Ронана. Теперь тебе можно спокойно выходить из дома.
– Грир! – одергивает меня мать, но на меня это никак не действует, ни сейчас, ни в детстве. Даже тогда я не могла уважать ее или воспринимать серьезно. А сейчас тем более.
Терпение Эндрю лопается. Стукнув кулаком по дереву, он встает из-за стола.
– Прекрати!
Мои брови едут на лоб.
– Что именно? Прекратить указывать на то, что все остальные в упор не видят? Прекратить искать мою сестру? Что, Эндрю? Что прекратить?
Он готов испепелить меня взглядом.
– Прекрати быть такой стервой.
Подойдя к двери кухни, Эндрю останавливается, потрясает в воздухе кулаками и открывает рот, словно хочет что-то сказать. Но, похоже, одергивает себя и, весь обмякнув, безвольно опускает руки.
Затем за стол садится Изабо. Словно принцесса, проведя ночь в кровати под балдахином, она еще не успела причесать свои темные волосы. Она зевает, наблюдая за нами, как будто мы собрались здесь, чтобы развлекать ее.
– Сейчас не место, – говорит Уэйд, кивком указывая на девочку. – Может, вам двоим стоит закончить этот разговор наедине?
– Здесь больше не о чем говорить. – Эндрю рассекает рукой воздух. – Моя жена пропала, Грир. Я живу под громадным давлением, каждый мой шаг на виду. Ты хотя бы представляешь, каково это? Ты же сидишь сложа руки, и судишь меня, и смотришь на меня так, как будто ее исчезновение – это моих рук дело. И после всего этого я должен терпеть тебя в своем доме?
– Эндрю… – Моя мать впервые за десятилетия встает на мою защиту. – Давайте не будем говорить ничего, о чем могли бы потом пожалеть.
