Все изменилось, когда она встретила Харриса. Он отрезвил ее, уравновесил, дал ей стабильность, какой она никогда не знала раньше.
– В любом случае, где Грир? – спрашиваю я, постукивая по стойке и оглядываясь вокруг. – Мне казалось, она приходит в девять?
– Она приходит, когда захочет, – отвечает он. – Я больше не слежу за ней. Предполагаю, что она не спала прошлой ночью, пытаясь сделать работу наперед. Недельный отпуск жутко ее нервирует, но только не говори ей, что я тебе это сказал.
Похоже, фраза «только не говори Грир» стала обычной для нас.
– Теперь я чувствую себя обманщицей, – говорю я.
– Не нужно. Так лучше для нее самой. Ей позарез нужен перерыв. А мне – перерыв от нее. – Он смеется, и я понимаю. Грир может быть жуткой занудой. И, похоже, она все еще зациклена на нем. Бьюсь об заклад, она при первой возможности липнет к нему, и эта взаимная зависимость развилась в ходе их отношений.
– Хватит перемывать мне косточки, – раздается рядом голос Грир, и ее теплые ладони ложатся мне на плечи. Я даже не заметила, когда она вошла, и не знаю, слышала ли она что-нибудь из нашего разговора, но, судя по хитрой улыбке на ее губах, она меня просто дразнит. – Ты уже кончил грузить мою сестру? – спрашивает она Харриса, строго глядя на него.
Мы с Харрисом обмениваемся взглядами.
– Да, – говорит он. – Наш разговор окончен.
Соскользнув с табурета, я иду за сестрой в ее кабинет. Она пообещала мне, что сегодня будет работать только полчаса, максимум час, после чего мы отправимся с ней по своим делам.
– Я должна пожить с тобой в твоем шикарном номере. Могу поспорить, что он в два раза просторней моей квартиры, если не больше, – говорит она мгновение спустя, включая компьютер. – Не каждый день получаешь возможность увидеть, как живет один процент моих соотечественников.
Я закатываю глаза и качаю головой.
– Давай, если хочешь. Лично я не возражаю. Если не ошибаюсь, там есть раскладной диван.
Рассматривая всякую всячину в ее тесном кабинетике, я задерживаю взгляд на нашей детской фотографии на колесе обозрения в приморском парке развлечений в Нью-Джерси, которого, я почти уверена, больше не существует.
Она обнимает меня за плечи, и у нас обеих улыбки до ушей.
Тогдашний бойфренд матери сделал этот снимок своей навороченной камерой в попытке произвести на нее впечатление. По крайней мере, мне так кажется. Он вечно трепался о своем фотографическом бизнесе, о том, какой он талантливый, но я ни разу не видела, чтобы он ходил на работу. Он был постоянным украшением дивана у нас в гостиной и весь день, пока мать работала, смотрел спортивные передачи.
– Я помню этот день, – говорю я, снимая со стены снимок в серебряной рамке и поднося ее ближе к глазам.
– Ты помнишь свой конфуз? – спрашивает Грир, борясь с улыбкой.
– Еще бы, как такое можно забыть? – Я со стоном закатываю глаза. Она никогда не позволит мне его забыть. Даже когда мы будем старыми и седыми, сидя в доме престарелых, она наверняка спросит меня, помню ли я этот мерзкий, дурацкий конфуз.
– Фу, это было так отвратительно, – говорит она, высовывая изо рта язык. – Никогда не забуду эту вонь.
С животом, набитым мясным фаршем и жареным кукурузным хлебом, я забралась на самые быстрые американские горки в парке, на какие только пускали детей моего возраста. Когда мы слезли, Грир сказала, что я позеленела, и, прежде чем ответить, я обрызгала рвотой ее белое платье от Чака Тейлора. Но вместо того, чтобы распсиховаться, как большинство сестер-подростков, она отвела меня в туалет и придерживала мои волосы, пока меня рвало. А потом сказала, что мы можем уйти, если мне все еще плохо.
Мать закатила истерику, причитая, сколько денег она выбросила псу под хвост, чтобы добраться сюда на перекладных – на метро, поезде и автобусе, на что пришлось потратить почти целое утро. Но Грир встала на мою защиту, как всегда огрызаясь на мать и требуя, чтобы мы ушли.
День был жарким и влажным, но я дрожала и потела, а мой живот сводило болью. Как потом оказалось, это был не конфуз. Я заболела гриппом. Но мать настаивала, чтобы я взяла себя в руки и, как будто ничего не случилось, каталась на горках и каруселях и дальше. Она сказала, что если мы уедем всего через два часа, то уже никогда сюда не вернемся.
Грир взяла меня за руку и повела к выходу, и моей матери и ее бойфренду-фотографу ничего другого не оставалось, как последовать за нами.
– Ты всегда заботилась обо мне, – говорю я.
Сестра пожимает плечами: мол, подумаешь!
– Ты мой самый дорогой человек.
Я ставлю фотографию на место, обхожу стул и, обняв за плечи, зарываюсь лицом в шею Грир.
– Это еще за что? – спрашивает она, притворяясь, будто не поняла.
– За то, что я тебе небезразлична, – говорю я. – За то, что ты беспокоишься обо мне, когда остальным до меня нет дела.
– Можно подумать, у меня есть выбор, – говорит она. – Ты моя сестра. Беспокоиться о тебе – это моя работа.
– Я люблю тебя, Грир.
– А я тебя еще больше.
Глава 30
Грир
День девятый
– Джейк, где Харрис? – Я ожидала, что, войдя этим утром в кафе, застану Харриса за кассовым аппаратом болтающим с кем-то из наших завсегдатаев. Но вместо этого я вижу только Джейка, татуированного парня из колледжа, которого он нанял полтора года назад, после того, как я сказала, что ему нужен клон либо помощник, потому что нормальный человек столько работать не может.
Джейк берет у мужчины в кожаной шляпе десятидолларовую купюру, шепотом подсчитывает сдачу, после чего переключает свое внимание на меня.
– В каком смысле?
– Он в кабинете?
Джейк морщит нос.
– Ничего не понимаю.
– Нет, это я ничего не понимаю. – Я щурюсь и тычу себя в грудь указательным пальцем.
– Я подумал, что он был с вами. Вы искали свою сестру?
Я медленно качаю головой.
– Нет… он оставался на работе, заменял людей в других точках.
Джейк обслуживает другого клиента. Мое терпение вот-вот лопнет. Он подходит ближе, взбивает чайный латте и смотрит на меня.
– Он уехал дня четыре назад. – Джейк застывает на месте и задумчиво наклоняет голову. – Позвонил рано утром, назначил меня главным, сказал, что не уверен, когда вернется, но будет держать меня в курсе.
– Он выходил на связь?
– Нет. – Он подает чайный латте мужчине в шляпе. Тот высыпает в банку для чаевых горстку мелочи. Крохобор. – Но я следил за новостями, старался не отставать от событий. Сочувствую вам по поводу вашей сестры.
– Она жива. – Не хочу быть грубой, но почти для всех «пропавшая» равнозначна «мертвой», и пока точно неизвестно, жива она или нет, я не намерена делать скоропалительных выводов. – Я хотела сказать, что пока еще ничего не известно.
