Бон, естественно, нарушал закон уже много раз до этого, с женщинами или без них. Однажды местный мельбурнский таблоид Truth запестрил заголовком: «ПОП-ЗВЕЗДА, БРЮНЕТКА И КРОВАТЬ: А ПОТОМ ЗАШЕЛ ЕЕ ОТЕЦ!» В статье цитировали Бона, который рассказывал, как был в постели с девушкой-подростком, когда ее отец вернулся домой. «Я подошел к двери… Вдруг он стал бить меня по голове и телу. Он толкнул меня в розовый куст и перебросил через него». Вся группа посмеялась над такими публикациями, думая, что это не принесет никакого вреда.
Зубы, которые Бон потерял во время аварии на мотоцикле, стоили ему 500 австралийских долларов, то есть две месячные зарплаты. Но с Джуди ситуация обстояла иначе. Сначала был случай с порнографией. «Однажды утром, – рассказывал Бон позже популярному тогда новому австралийскому музыкальному журналу RAM, – я был в кровати полностью голый, и девушка, которая в то время жила со мной [Джуди], пыталась собраться на работу – тоже полностью голая – ее забрала полиция. Полицейские хорошо знали тот дом. В итоге меня обвинили в порнографии!»
Но худшее было впереди. Когда Бон однажды ночью возвращался из пригорода, он попросил водителя высадить его около квартиры Джуди и ее сестры Кристин. Когда он приехал, они были в полном неадеквате. Бон тоже хотел расслабиться в своей привычной манере при помощи наркотиков и виски. Но девчонки стали насмехаться над ним и не давали дозу.
Это случалось и раньше, и Бон обычно сопротивлялся, в особенности тому, чтобы колоть себя самостоятельно, даже если в итоге он и позволял себе подобное. Но этой ночью, однако, ему было наплевать, он взял свой ремень, перевязал себе левую руку и позволил Джули проколоть ему вену.
Она сразу же нашла ее, улыбнулась, посмотрев ему в глаза и воткнув иглу в руку. Вместо того чтобы поймать самый большой кайф, который у него когда-либо был, как обещали девчонки, Бон просто отключился и посинел.
Джуди не знала, что делать, но Кристин, которая уже видела такое, сказала, что надо проветрить в комнате, пока она проверяет его дыхание – он все еще дышал, но слабо. Она проверила глаза, которые Бон закатил. Джуди начала кричать, Кристин заправила еще один шприц, на этот раз почти мгновенно, в надежде, что это возымеет контрэффект. Она воткнула шприц в верхнюю часть руки и надавила на него, но это не подействовало. Обе девушки были в панике. Кристин позвонила в «скорую». В ожидании ее приезда они сидели и пытались не допустить полной отключки Бона. Казалось, что к тому моменту он уже перестал дышать, поэтому Кристин попыталась сделать ему искусственное дыхание рот в рот. Это не помогло. Они продолжали ждать…
«Я помню, что все закончилось в больнице, – говорит Майкл Браунинг, – но для меня новостью стало то, что это был героин. Я всегда был уверен, что это какие-то амфетамины. Но я, на самом деле, старался держаться от всего этого подальше. Я навещал Бона в больницу, но не думаю, что кто-то рассказывал мне о том, что действительно произошло тогда, потому что все полагали, что это может оказать какой-то негативный эффект».
Сам Бон уж точно не хотел рассказывать никому, а в особенности группе, о том, что его чуть не убила наркотиками его же девушка-наркоманка. Это уже были не Fraternity, чьи отношения с наркотиками были неотъемлемой частью любого турне. Это были братья Янг, и даже при том, что Малькольм пил и употреблял наркотики, Бон был не настолько дураком, чтобы поверить в то, что тот одобрит нового вокалиста-героинщика. Он видел, что случилось с Дейвом Эвансом, чьи проступки были гораздо менее серьезными. И Малькольм уже распрощался с одним менеджером и двумя музыкантами, в чьих поступках не был до конца уверен. «У братьев уже был опыт со Стиви Райтом, сидевшем на героине, поэтому они бы такого больше не потерпели. Героин в принципе означал саморазрушение и конец существования всей группы, понимаете?» Никто из братьев Янг этого бы не допустил, поэтому Бон вернулся к репетициям с группой на той же неделе.
Альбом High Voltage и песня Love Song (Oh Jene) были выпущены в одно и то же время в Австралии на лейбле Alberts 17 февраля 1975 года. Практически сразу же стало понятно, что в основном все слушают не сторону A, а сингл Baby, Please Don’t Go на стороне B. В этом случае люди были правы. Baby, Please Don’t Go говорила обо всем, что нужно было знать об AC/DC: тяжелая, быстрая, не слишком серьзная, она была настоящим воплощением рока середины семидесятых. Сообщение, которое доносилось с первой стороны альбома: большая ржавеющая субстанция, позади которой можно было увидеть пустые банки с пивом и маленькую опорожняющуюся собачку с поднятой ногой. Крис Гилби, который выступил с данным концептом, сейчас смеется над маленьким «спором», который возник, когда команда продаж впервые получила альбом. «Все говорили: “Вы не можете этого сделать! Помещать писающую собаку на обложке! Это отвратительно!” Это все казалось таким невинным, однако за этим сообщением стояла мысль о том, что AC/DC – настоящая рок-н-ролльная группа, и, конечно же, публике это нравилось». В течение нескольких недель сингл вошел в Топ-10 национальных чартов, а High Voltage тоже достигла достаточно хороших результатов среди альбомов. AC/DC вдруг стали новой популярной группой.
Чтобы отметить данное событие, Майкл Браунинг организовал концерт в Hard Rock Café. Встреча называлась «Специальное выступление AC/DC, новый альбом», билет стоил всего один австралийский доллар или был бесплатным. Аналогичное выступление проводилось в Сиднее, сопровождаясь четырьмя концертами в Chequers, первое из которых стало началом тура High Voltage из 25 концертов. К тому времени группа взяла Полла Мэттерса, блондина из Armageddon, в качестве басиста. Его кандидатура была предложена Джорджем. Он точно умел играть, но ключевую роль сыграло другое: он постоянно напоминал о том, что все знает и что все уже делал в Armageddon. Для Малькольма это был второй Дейв Эванс. Мэттерс продержался в группе ровно 11 концертов.
Бон чувствовал себя как дома и быстро закрутил роман с еще одной фанаткой-тинейджером, 16-летней Хелен Картер.
Глава 7
Немилая группа
В марте 1975 года Бон Скотт дал интервью журналу RAM, в котором рассказал о сложностях в поисках хорошего басиста для AC/DC. «Группе нужен достаточно редкий типаж музыканта. Он должен быть ростом до 5,6 фута, а также обязан уметь достаточно хорошо играть на басу». Он шутил, но на самом деле это было правдой. Пока что партии басиста играл Джордж Янг, которого позже заменил Малькольм, а Ангус остался единственным гитаристом. Они понимали, что нужно найти хоть кого-нибудь, кто будет в состоянии продержаться с ними на репетиции больше пяти минут. Они оставались репетировать в том же доме, постоянно были окружены фанатками, и все это могло показаться «старыми временами рок-н-ролла», но, несмотря на то, что Джорджу было столько же лет, сколько и Бону, он чувствовал себя слишком старым для такой тусовки. Кроме того, он уже все это проходил. Его цели лежали в другой плоскости. «Это было бы неправильно, – говорил он. – Они занимались своими делами, и я просто не хотел вмешиваться в их музыку». Тут он, однако, чуть-чуть лукавил. Вряд ли Джордж полностью контролировал музыку AC/DC, но он точно был своего рода частью группы.
