Вместо этого ответ на проблемы группы лежал практически на поверхности. Девятнадцатилетний Марк Уитмор Эванс начинал как гитарист, а потом переключился на бас – «меньше струн» – и обнаружил, что у него есть способности в ритме и блюзе, вдохновляясь музыкой Рори Галлахера и Джонни Винтера, а также Фредди Кинга, Rolling Stones и Хаулина Вулфа, последний из которых был «величайшим из них всех». Но если его энтузиазм был реалистичным, то опыт был ограничен и дошел до уровня школьных групп и полупрофессиональных музыкантов, выступающих в пабах. К тому времени его старший приятель Стив МакГрас, которого недавно наняли в качестве одного из помощников группы, рассказал ему о том, что AC/DC ищут басиста, и за несколькими бокалами пива уговаривал его попробоваться на эту роль. У Марка «особо не было других вариантов», он работал клерком в местной администрации. «Поэтому я подумал: почему нет? Я жил в дешевом отеле с моим огромным “басом” и чувствовал себя виноватым в том, что не играю в хорошей группе», – рассказывал он.
Стив дал ему адрес дома на Lansdowne Road. Старшая сестра Марка Джуди жила прямо в доме напротив. На следующий же день Эванс просто постучал в дверь этого дома. К его радости, «очень привлекательная молодая леди» открыла дверь. Представившись девушкой Ангуса, она объяснила, что группа играет дневной концерт в отеле Matthew Flinders в Чадстоуне на окраине Мельбурна, но он может подождать их в доме, если ему будет удобно. Эванс прошел сквозь коридор, через который можно было попасть в спальни, и оказался в большой комнате, представлявшей собой что-то вроде гостиной, но, как оказалось, это была комната Бона, и девушка Ангуса предупредила, что нежелательно было бы там оставаться, когда «хозяин» вернется. Тогда парень вернулся в холл и расположился как дома, стараясь излишне не пялиться на «милашку» хозяйку.
Ему не пришлось долго ждать. Малькольм первым вошел в дом, следом за ним – Фил и Ангус. Увидев Фила, о котором он узнал от Бастера Брауна, Эванс понял, что теперь они не просто барная группа. Но Бона не было.
Эванс позже напишет в своих мемуарах Dirty Deeds, что первая вещь, на которую он обратил внимание – насколько братья низкого роста. «Мой рост 5,6 фута, но эти ребята заставили меня почувствовать себя реально высоким. Я не могу припомнить, что встречал кого-то ниже Ангуса».
Он также обратил внимание на школьную форму и «холодность со стороны братьев, которую он ранее никогда не замечал». Отвечая сейчас на вопрос, что под этим подразумевается, он говорит: «Я думаю, они просто такие сами по себе. Они похожи на большинство шотландцев, с которыми я вместе рос, которые также эмигрировали в Австралию в конце пятидесятых и в начале шестидесятых. Как только ты попадаешь в круг, ты являешься его частью. Конечно же, этому есть предел. Но все же они немного замкнутые».
Пока братья не замечали своего нежданного гостя, они наматывали на ус каждое слово, которое он произносил. Они попросили его прийти на следующий день на «пробы». Когда Эванс оказался там воскресным днем, то был поражен тем контрастом, который порой возникает между картинкой и звуком. Ангус «напоминал маленького старого мужичка» – пока он не начал играть. «Я был абсолютно не готов к шоу Ангуса и Малькольма. Я не был настолько опытным, но я знаю, что это нечто абсолютно иное», – говорил Эванс. Они проиграли большую часть песен с альбома High Voltage, потом попили чай, покурили, беседа была достаточно отвлеченной и сдержанной. Когда после часа репетиции Ангус положил свою гитару, Эванс подумал, что репетиция подошла к концу. Эванс боялся, что облажался, но потом немного пришел в себя, когда Малькольм пригласил его по меньшей мере заглянуть посмотреть, как группа выступает двумя вечерами позже в отеле Station в близлежащем пригороде Прахран – родном городе Марка.
Марк был в недоумении, но принял приглашение. Ральф, его приятель, который был одним из двух техников группы, сказал, что он уверен, что Эванс будет выступать на этом концерте. «В общем-то, он сказал: “Есть две вещи, которые тебе нужно запомнить: во-первых, это группа Малькольма, во-вторых, мы будем в Великобритании через 12 месяцев”. И это было еще до того, как я выступил с группой. Он мог также сказать мне: “Помни, что это группа Малькольма и что мы будем играть на Луне через 12 месяцев”. Я просто принял это к сведению. Но вскоре понял, что эти ребята настроены очень серьезно, в особенности Ангус и Малькольм. И это было вполне заразно. Очень скоро мне стало понятно, что группа собирается пойти далеко. Не было опции провалиться, была только одна – двигаться вперед. Мировое превосходство – единственный вариант».
«Как только ты попадаешь внутрь, ты погружаешься в группу с головой, и как только это произошло, стоит сказать, что ты достаточно отстранен от всего остального мира, – вспоминает Эванс, смеясь. – С AC/DC просто так работает, чувак, и так будет всегда.
Круг был очень и очень ограничен. В таком режиме мы и работали. Это не мы были против них; это были мы против всех их». Там была уверенность и надменность. Он добавляет: «Иногда это могло быть слишком удушающе. Я знал, что Бон страдал, когда они накладывали на его действия какие-либо ограничения в социальном плане, но такова была жизнь».
Меньше чем неделю спустя обновленные AC/DC дали свой первый концерт на новом национальном еженедельном телевизионном шоу Countdown. Countdown было недавно запущено в эфир по воскресным вечерам. Ведущим был Ян «Молли» Мелдрам, который раньше работал в журнале Go-Set. Программа выходила в том же формате, что и британская передача Top of the Pops: лидеры еженедельных хит-парадов приглашались исполнить свои композиции перед публикой. AC/DC выбрали Baby, Please Don’t Go вместо Love Song (Oh Jene) как беспроигрышный вариант для исполнения перед публикой. Бон, разумеется, пел вживую, в отличие от большинства исполнителей на шоу. Как ветеран такого рода представлений сначала с The Valentines, а потом и с Fraternity, на этот раз Бон хотел сделать что-нибудь эдакое, например, нарядиться школьницей, покраситься в блондинку, сделать макияж – голубые тени, надеть короткое школьное платье и блузу с закатанными рукавами, чтобы продемонстрировать свои татуировки. Своим обликом он поверг в шок всех, включая Малькольма и Ангуса. Посередине песни Бон еще и закурил сигарету – такого нельзя было прежде вообразить на телевидении. Ангус вспоминает: «Бон подумал: “Если мы будем притворяться и не будем теми, кто мы есть на самом деле, он [Мелдрам] просто уйдет с мыслью: «Ну да, скучновато»”. Но когда Бон вышел в таком образе, Молли был просто сражен!»
Шоу произвело впечатление и на продюсеров, и на австралийскую публику, поэтому группу пригласили выступить снова три недели спустя, а затем – еще раз. AC/DC стали постоянными гостями Countdown, они появлялись на шоу 38 раз в течение последующих двух лет вне зависимости от того, выходил у группы новый сингл или нет. «Это шоу было достаточно влиятельным в отношении продаж в Австралии, а они были на Countdown постоянно, – вспоминает Браунинг. – Countdown действительно их любили – это было во времена вопящих девочек-фанаток». Когда бы они ни появлялись на шоу, то всегда пытались сделать из этого настоящее представление. Однажды Ангус пытался играть из телефонной кабинки. В другой раз они изображали, что ведут самолет с пропеллером. Бон также выступал в костюме супергероя с восьмью руками, а Ангус – в костюме гориллы и из клетки. А однажды Бон вышел на сцену в красно-белой соломенной шляпе и блейзере, из-под которого проглядывалась его волосатая грудь, с палочкой престарелого мужичка в руке. Если Ангус и не был явным героем семидесятых, Бон точно был не середнячковым рок-вокалистом. Скорее, шоуменом в стиле кабаре. Или каким-нибудь актером, который изобрел образ Бона Скотта, беззубого мужчины в татуаровках с анимированного фильма про рокеров AC/DC. «Когда он присоединился к группе, то просто взял нас за горло, – говорил Малькольм. – На сцене это выглядело как: “Вы не можете просто так тут стоять, делайте что-нибудь”… Чего бы AC/DC ни пытались достичь, Бон чувствовал ответственность за происходящее».
