Бар-ресторан был открыт каждую ночь до двух часов и стал своего рода «офисом» Бона в июле и августе. Он чувствовал себя как дома и быстро закрутил роман с еще одной фанаткой-тинейджером, 16-летней Хелен Картер.
Она была регулярным посетителем пабов еще с раннего подросткового возраста и позже станет основательницей пост-панк группы Do-Re-Mi (которая займет топовые позиции в австралийских чартах в 1985 году с синглом Man Overboard). Спать в одной постели с Боном в Squire означало также жить в одной комнате с Филом и Марком. «У Бона была двуспальная кровать, потому что он был самым старшим, – рассказывала она Клинтону Уокеру. – Это было точно так же, как если бы там была невидимая стена». Хелен вспоминала Бона как «придирчивого» к своему стилю: базовые джинсы и футболка, но всегда «отлично выглаженные»; это был тот тип парня, который мыл голову каждый день и укладывал волосы. «Он очень гордился своими волосами. Он не был просто неотесанным рок-н-ролльщиком». На публике Бон вел себя по-другому, но заранее предупреждал Хелен не вопринимать все слишком серьезно. «Ты просто стоял и пытался вести нормальный диалог, и тут Бон поворачивался и говорил: “Не смотри”. Девушка просто поднимала свое платье, и они начинали этим заниматься. Не думаю, что кому-то это бы понравилось», – рассказывали окружающие.
Во время записи сингла High Voltage группа также начала записывать некоторые другие песни, например, School Days Чака Берри, также музыканты перезаписали Can I Sit Next To You Girl. Что более важно, они записали еще один новый оригинальный трек The Jack – это слово на австралийском сленге означало название венерического заболевания.
The Jack должен был стать одним из ключевых живых номеров AC/DC, и он остается таковым по сей день. Конечно же, песня, как и в большинстве случаев, основана на реальных событиях. В данном случае Малькольм получил письмо от девушки, с которой он когда-то провел одну ночь, где она сообщала, что у нее нашли венерическое заболевание, и поэтому, скорее всего, он тоже болен. «Я стал играть блюз, и мы с Боном начали петь: “Она больна венерическим заболеванием”, – вспоминал Малькольм. – Мы даже почти забыли про это, но пару дней спустя у нас была очередная репетиция, и Бон снова начал это напевать. На самом деле эта песня так и родилась».
Болеть «the jack», на самом деле, было обычным делом, ведь все музыканты спали с одними и теми же группиз, но при этом «качество» этих девушек было под вопросом. Некоторые из них были из борделя по соседству с домом на Lansdowne Road. Бон говорил, что все доктора и медсестры в венерологических клиниках знали его по имени, а всех остальных вызывали по номерам. Кэрол Клерк, автор музыкального еженедельника Melody Maker, который познакомился с группой, когда те впервые приехали в Лондон, вспоминает, как столкнулся с Ангусом в баре, когда тот кричал: «Бону 21!» Клерк знал, что Бону уже почти тридцать: «Как оказалось, речь шла о двадцать первой попытке борьбы с гонореей».
Однако в тексте The Jack особенно хорошо прослеживается талант Бона Скотта как автора. Тед Альберт, консервативный семьянин, который, однако, уже пересмотрел свои взгляды с момента выхода She’s Got Balls, был все же поражен такими строчками из The Jack, как «Она была номером 999 в больничном списке / И должно быть, была влюблена в какого-то грязного парня…» Джордж осторожно попросил Бона заменить их и был приятно удивлен, когда он вместо этого написал строчку: «У нее не было пары, но я должен был попробовать / Ее двойка была дикой, а мой туз был старшей картой…» Перевернув значение «The Jack» из венерического заболевания в метафору карточного джокера, Бон сделал что-то «крайне умное», по словам Джорджа. Именно тогда тот осознал, что может вести дела с этим вокалистом.
Как у автора текстов, у Бона было поразительное внимание к деталям, и он не тратил время на то, чтобы докопаться до моральной сути истории. Ему было все равно, что в какие-то моменты это делало его «плохим парнем» и даже абсурдным. Жизнь была примерно такой же, а все тексты Бон действительно брал из реальной жизни, но зачастую они были написаны высоким языком, схожим со стилем европейских рассказчиков, таких как Жак Брель. У братьев Янг была точно такая же внимательность к деталям по части риффов, но, опять-таки, они никогда не придумывали ничего лишнего. Ирония в том, что такой популистский подход сделал их аутсайдерами не только по мнению критиков, но и по мнению всего рок-н-ролльного сообщества семидесятых. Но только поначалу в их песнях был юмор, неравнодушие, и в своем желании понравиться никому другому, как самим себе, они добились того, что смогли впечатлить всех.
«У него были годами накопленные тексты, которые его предыдущие группы не давали ему использовать, – говорит Малькольм. – Он мог придумать текст для песни за ночь с помощью бутылки Jack Daniels. Ты читал этот текст и говорил: “Это потрясающе, Бон”». На самом деле Бон часто находился в ступоре по части лирики, и ему было неудобно, когда его за них хвалили. По словам Ангуса, если Бона спрашивали о текстах, он всегда отвечал, что написал их, сидя в туалете. «Но он был очень талантливым, поверьте мне», – говорит Ангус.
Одной июльской ночью, когда группа записывалась на Alberts, встал вопрос о том, какая песня станет первой на новом альбоме. И ей стала It’s A Long Way To The Top (If You Wanna Rock’n’Roll). Идея возникла благодаря строчке в блокноте Бона, которую случайно увидел Джордж. «Там не было больше никаких слов, просто название». Опять-таки, смысл текста лежал на поверхности и был взят из жизни: это была беспощадная история о том, какова настоящая цена успеха в музыкальном бизнесе. Когда Джордж на волне вдохновения предложил добавить волынку к гитарам и ударным, Бон, который упомянул о том, что играл в группе, где была волынка (но не упомянул о том, что сам он играл там на ударных), подхватил волынку и начал играть, как будто вся его жизнь зависела от этого. Малькольм и Ангус не могли поверить своим глазам. Когда, наконец, Бон получил от братьев одобрение, Джордж просто записал звук и склеил дорожки. «Так и была сделана эта песня, – вспоминает Марк Эванс. – Рифф появился во время репетиций, Бон наложил на него слова, а Джордж склеил все воедино». Песня была выпущена в качестве следующего сингла группы и стала их самым известным австралийским хитом.
Так как теперь Бон должен был играть на волынке во время живых выступлений, эта часть шоу стала его нелюбимой. «Он начинал ненавидеть этот номер», – вспоминает Майкл Браунинг.
Были и другие вещи, которые вводили Бона в депрессивные настроения. «Написание текстов в целом было достаточно тяжелым для Бона». Братья втроем работали над написанием самой музыки, а вот Бон должен был сочинять тексты сам, и это нужно было делать в достаточно короткие сроки. По воспоминаниям Браунинга, «он был прекрасным автором, но это нельзя поставить на конвейер, понимаете?» У него был блокнот, в который он записывал свои идеи: «Я думаю, сначала у него появлялись концепции, а уже потом у Малькольма возникал какой-нибудь рифф, и так и появилась песня TNT».
Песня TNT, название которой стало и названием нового альбома, была построена вокруг припева, и, по словам Марка Эванса, этот припев происходил от типичного ответа Ангуса на вопрос о том, как у него дела. «У Ангуса было выражение “Я TNT, я динамит” – он повторял это все время. У нас были идеи для этого текста в отношении гитары, но как только мы оказались в студии, песня зазвучала совсем по-другому, потому что Джордж ее немного изменил». Благодаря выкрикам «Oi! Oi!» в начале композиции, напоминавшим кричалки на футбольном матче, сразу стало ясно, что эта песня – для живых выступлений. При этом первая строчка второго куплета была взята из телевизионной рекламы спрея против насекомых. «Когда мы делали текст, Бон зашел и сказал: “Я застрял на этом припеве”. Тогда Джордж вмешался и сказал: “Что ты делаешь? Зачем что-то придумывать, если у тебя уже есть эти строчки?”»
