Джеффри был всего на два года младше Бона, и, казалось, у него с вокалистом группы было больше общего, чем у остальных участников AC/DC. «Мы проводили много времени, просто тусуясь и болтая о разном. У Бона тогда был даже своеобразный социальный календарь. Он был очень общительным, в отличие от Малькольма и Ангуса, которые практически не говорили ни с кем, кроме друг друга. Эти двое просто время от времени здоровались с тобой или ворчали на что-то, и все. Бон же, в свою очередь, очень хотел общения, он хотел гулять, смотреть разные концерты, тусоваться и заниматься кучей других вещей. У Бона было множество друзей и приятелей в любой точке земного шара. Он отправлял сотни открыток во все точки мира. Он всегда ходил мимо почты, чтобы отправить открытки тем, кого, может быть, видел всего однажды или дважды в жизни, общаясь с ними так, будто это и правда его очень хорошие друзья. Он правда безумно отличался от братьев».
Это была фундаментальная разница между Боном и братьями, по мнению Джеффри, но он уважал каждую из позиций. «Я думаю, что Малькольм и Ангус тоже очень ценили Бона таким, каким он был. Но они были другими, и они, помимо всего прочего, тоже несли огромную ответственность за группу. Бон знал, что если все зайдет слишком далеко, он мог даже исчезнуть на пару дней или что-то типа того. Но я думаю, если бы Бон больше участвовал в делах группы, для него это было бы лучше. Все просто были товарищами, теми, кто в курсе. Никто в этой группе не был долбаной звездой, просто парни в шортах, понимаете?»
Как раз в тот момент, когда казалось, что этот тур пройдет для музыкантов достаточно хорошо, чтобы они смогли насладиться своими рождественскими каникулами, Майкл Браунинг получил еще один поздний ночной звонок от Фила Карсона. Это было наставление совсем другого характера, чем то, которое он получал от начальника Atlantic всего девять месяцев назад. «В середине тура Карсон сказал мне, что Atlantic Records в США не понравился альбом Dirty Deeds. Это значило, что они могут вот-вот исключить группу из лейбла, и дело действительно принимало нехорошие обороты». Браунинг сразу вылетел в «Рокфеллер Плаза», где находился офис Atlantic в Нью-Йорке, чтобы посмотреть, что именно может произойти. Его встретили люди с пустыми лицами. «Карсон и европейские члены лейбла все поняли. Но в США – нет. Я помню, как сидел с Джерри Гринбергом и его ребятами из A&R и они просто рассказывали мне, как обстоят дела. Они словно сыпали мне соль на рану. Все они хотели поговорить о Skyhooks. А я просто сидел и надеялся, что все это – чертова шутка! У вас уже есть группа с большим потенциалом, чем вы вообще можете себе вообразить, а вы хотите говорить со мной о перспективах подписать контракт с другой австралийской группой, которая, как мне кажется, вообще не имеет никакого будущего в Америке!»
Когда Браунинг вернулся в Мельбурн, он только еще раз убедился, что AC/DC как никогда близки к провалу. Эта все еще «сырая» молодая группа отчаянно пыталась вписаться в форматы американских радиостанций, до предела переполненных мягкими рок-песнями Рода Стюарта, Элтона Джона, the Eagles и Fleetwood Mac, даже когда Карсон сказал им, что международная версия High Voltage очень успешна в Британии и Европе. А все потому, что глава Atlantic в Нью-Йорке Джерри Гринберг был непреклонен. Карсон рассказывает: «Я говорил ему: “Я думаю, вы делаете большую, очень большую ошибку”. Но он не хотел меня слушать».
Хотя Браунинг был вынужден поделиться этими новостями с Джорджем Янгом и Тедом Альбертом, музыканты группы ничего не знали. Им просто сказали, что у нью-йоркского Atlantic «проблемы с альбомом», поэтому пока что он не будет выпущен. Тем временем в Лондоне Фил Карсон был крайне возмущен, что его авторитет был подорван таким образом, поэтому решил не отдавать AC/DC без боя: «Я пришел к Нэшью (старшему из братьев – владельцев Atlantic) и показал ему графики продаж High Voltage. Они не были такими уж воодушевляющими, но, учитывая, что за выпуск этого альбома мы заплатили только 25 тысяч долларов, результат был не таким уж плохим. Было продано примерно 10 тысяч пластинок в Германии, примерно 12 тысяч – в Англии… Возможно, примерно 40 тысяч в общей сложности. Альбом точно “отработал” все вложенные в него деньги. Нэшью посмотрел на все это и разрешил мне снова подписать контракт с группой. Я смог вернуть их. Боже, спасибо, что я смог…» Для каждой из сторон, однако, были и свои подводные камни этого решения. Для Карсона это означало уменьшение числа выпущенных альбомов AC/DC до одного. Для Браунинга – значительное падение зарубежных продаж. «Чтобы спасти ситуацию, я должен был сократить сумму с 35 тысяч доларов до 25 тысяч. Если бы я этого не сделал, все было бы еще хуже».
Только теперь, когда ситуация была решена, Браунинг нашел в себе силы сообщить эти новости Малькольму и остальным. И, конечно, реакция музыкантов была предсказуемой. «Они в любой момент были готовы защищаться, – говорит Марк Эванс. – Но как только мы узнали, что Atlantic хотят от нас избавиться, отношение к лейблу стало определенным: “Черт возьми! Что они вообще о себе думают?” Мы и правда создали этот чертов рок-н-ролльный альбом. Это был отличный альбом! Но на самом деле тогда они не были настолько довольны этим диском. Были какие-то фрагменты, сделанные совсем не так, как хотелось бы».
Браунинг никогда не высказывал никаких предположений о том, что группе следует отступить и рассмотреть возможность смягчения своего звучания, чтобы сделать его более приемлемым для американской звукозаписывающей компании. «Мнение Малькольма было противоположным. Он был абсолютно не согласен с мнением американского лейбла». Эванс же говорит следующее:
«Мы были маленькими мальчиками. И никто из нас не был согласен идти на поводу у кого бы то ни было. Вы можете шутить об этом, называть синдромом маленького человека или как угодно еще. Но все обстояло именно так. Мы были высокомерной кучкой лохов. Мы думали что-то вроде: “Мы вам еще покажем, кто мы такие!”»
Тем не менее, чтобы быть в безопасности, группа должна была вернуться в студию и записать новый альбом, который американский Atlantic точно выпустит. Поэтому в январе 1977 года AC/DC вновь посетили студию Alberts в Сиднее и провели две недели, записывая то, что стало известно как Let There Be Rock.
Результатом стал первый по-настоящему взрывной альбом AC/DC. «Во всяком случае, Джордж Янг был полон решимости доказать американцам, что они неправы. Он это делал даже более яростно, чем Малькольм и Ангус, – говорит Эванс. – Я думаю, музыканты верно воспользовались этой ситуацией. В этом альбоме было много интересного.
От звука жадного до виски Бона, который ведет счет во вступлении, до развязного дебюта Go Down – песни о настоящей поклоннице из Мельбурна по имени Ruby (как в Ruby Lips, хотя ее настоящее имя было Венди), а также Whole Lotta Rosie, песни об еще одной подруге группы… В итоге то, что сначала считалось «слабым винилом», стало по-настоящему классическим альбомом группы, который остается одним из лучших уже более 35 лет.
Все это звучало в точности так, как и было на самом деле. Очень быстро написанный и записанный, атмосферный, наполненный потом и кровью, а также забавой и азартом, подпитанными холодным пивом, дорогим виски и, по крайней мере, миллионом сигарет, он местами получился даже забавным. И если американский Atlantic ожидал от группы чего-то более мягкого и приторного, подобно тому, что обычно звучало по радио в семидесятые, он был бы сильно разочарован: такие треки, как Dog Eat Dog, как будто созданы как протест Нью-Йорку и местному звукозаписывающему лейблу. «Все альбомы, которые я создал вместе с ними, были записаны примерно за двухнедельный период, – говорит Эванс. – Песни обычно писались прямо в студии. Мы никогда не записывали демо-версии. Но несмотря на все, этот альбом стал для меня переломным. Конечно, до этого ребята записали немало хороших вещей, но Let There Be Rock был альбомом, в котором группа действительно нашла оптимальную для себя продолжительность треков и то самое фирменное звучание AC/DC. Также именно в этом альбоме есть две мои любимые песни, Hell Ain’t A Bad Place To Be и Let There Be Rock. Развязность и некоторое хвастовство, которые есть в Hell Ain’t… до сих пор не оставляют меня равнодущным. Для меня этот трек – Brown Sugar AC/DC. Я имею в виду, что если вы пурист и любите, когда все гитары идеально настроены и студийная запись “стерильна”, эта песня вас убьет. Здесь гитары словно не в духе. Но все это странное ощущение от песни – это именно то, что хотели сказать AC/DC».
