Будучи все более частым гостем в квартире Талера на 10-й улице в Нью-Йорке, Бон теперь отвечал на его расположение взаимностью, взяв на себя обязанность показывать Дагу самые крутые фрагменты рок-н-ролльных композиций, написанных в Сиднее. Талер вспоминает: «Бон жил в мотеле в Бонди со своей девушкой [Сильвер]. И однажды ночью мы с ним пошли в Bondi Lifesaver. Играли Rose Tattoo. Мы заметили пятерых парней: у четырех из них были волосы разного цвета, а один из них, певец Энгри Андерсон, и вовсе был без волос. Энгри пел песню, а затем прыгал с противоположного конца сцены. Затем он пел другую песню, снова отправлялся на другой конец сцены и опять прыгал. У главного входа в клуб было большое стеклянное окно, и было ясно, что совсем недавно из него выбросили человека.
Талер почувствовал, что поведение Скотта изменилось, и в следующий раз, когда они увиделись всего несколько месяцев спустя (в начале следующего тура группы по США), Бон был не похож на себя еще больше, чем обычно. Как говорит Талер, никто из AC/DC не был законченным наркоманом: «Я никогда не видел, чтобы Ангус делал что-либо, кроме как курил сигареты или пил чай. А Малькольм любил [выпивать и] баловаться травкой, как и Бон. Но с Боном все сложнее… После того как его девушка ушла от него в 1978 году, он начал спускаться на самое дно».
Последние проблемы Бона с Сильвер начались после завершения выступлений с Powerage.
Вместо того, чтобы отдыхать на пляже и думать о светлом будущем с великолепным новым альбомом и большим количеством европейских и американских концертов, Скотт ссорился со своей девушкой. А Сильвер, похоже, была больше заинтересована в том, чтобы тусоваться с новым «другом» по имени Джо Фьюри.
Фьюри работал техником у Rose Tattoo. Однако, в отличие от Бона или других членов своей группы, Джо не был алкоголиком, предпочитая делать то, что было любимым занятием и для Сильвер: получать кайф от героина. Сильвер утверждала, что она и Джо никогда не были любовниками, но ни один из них не отрицал, что они очень быстро стали близкими. Я знал их обоих некоторое время, в конце семидесятых, когда они жили в Лондоне, и они, безусловно, выглядели как пара. Несмотря на то, что они жили вместе, никогда не было ясно, занимались ли они сексом. Скорее, они были похожи на брата и сестру.
По словам тех, кто был в курсе происходящего, Бон заявлял, что ему нравится Джо, его единственное беспокойство заключалось в том, что Сильвер любила Джо больше, чем его. Зная, что его пьянство, вероятно, было одной из главных причин, почему она решила проводить с Джо больше времени, чем с ним, Бон стал ходить к гипнотизеру, чтобы попытаться бросить пить. В какой-то момент Бон устал каждый день бестолково сидеть на пляже, и вскоре он начал спускаться в Lifesaver, потому что знал, что не может долго пить в одиночестве.
Брат Бона Грэм, который приехал навестить его примерно в это же время, позже сказал Клинтону Уокеру, что к февралю 1978 года Бон почти каждую ночь сидел в Lifesaver и пил, а потом все равно ехал домой на своем велосипеде. Когда Сильвер внезапно объявила, что отправляется в Бангкок с Джо, Бон был опустошен. Но у него были обязательства перед AC/DC, которые в апреле должны были вернуться в Британию для следующего тура, поэтому он не мог ничего сделать, чтобы остановить ее. Сильвер сказала Уокеру: «Я приняла решение расстаться с Боном, когда мы покидали Австралию. Он не мог принять это и по-прежнему был очень эмоционально привязан ко мне, поэтому мы решили: “Хорошо, у нас годовой перерыв”». После этого парой они больше не были.
По словам Дага Талера, в этом расставании все было не так просто: «Это было так давно, что я даже не помню, говорил мне это Бон или кто-то другой. Но вот что я понял: по-видимому, они жили вместе в мотеле в Бонди на его деньги. Их было немного, тем не менее у пары был общий счет. В какой-то момент она просто сняла все сбережения, ничего не сказав Бону, и ушла от него».
Как бы то ни было, Майкл Браунинг получил еще один сокрушительный телефонный звонок из Atlantic: им не понравился новый альбом. «Этот альбом не был встречен с большим энтузиазмом, – признается он. – И не только в США, но и во многих других странах». Проблема, по мнению Майкла, заключалась в том, что Powerage был «скорее заявлением о себе, рассказом о том, чем они действительно гордились как музыканты, это было что-то их личное, но не то, что было действительно необходимо, чтобы поднять группу на следующий уровень». Однако Atlantics уже вложили значительные средства в группу, поэтому не стали блокировать выпуск альбома в США и угрожать исключить группу из лейбла. Они сделали кое-что более страшное, по крайней мере, для братьев Янг. В Atlantics настояли, что «это нужно исправить». Вряд ли кто-то вышел и сказал, что пластинка недостаточно хорошая, недостаточно коммерческая или что-то в этом роде. Ничего не было сказано прямо. Но по общему настроению, которое царило вокруг, музыканты могли догадаться обо всем без слов.
Он окончательно понял, что у группы большие проблемы, когда даже Майкл Клеффнер, который раньше сотрудничал с ними, «предложил записать еще один трек: что-то конкретно коммерческое, что лейбл мог бы отнести на радио и что радио на самом деле хотело бы играть».
«Это был один из двух случаев, когда они уступали Atlantic и говорили: “Хорошо, мы сделаем то, что вы хотите”», – говорит Ян Джеффри. В марте они записали в студии на King Street именно такой коммерческий трек. Они сделали все, чтобы в альбом эта песня не попала: двухголосый кусок болтовни под названием – очевидно, с намеком на полный каламбур – Rock’n’Roll Damnation. «У нее был шанс стать отличной песней, – отмечает Джеффри, – но когда туда добавили тамбурины, маракасы и шаффл, вы знаете… это не совсем то, чем должно быть». Тем не менее Rock’n’Roll Damnation «сделала то, что должна была сделать, по крайней мере, в Британии. Песня стала первым, хотя все еще относительно небольшим, хитом группы в Британии, вышедшим под номером 24 в июне 1978 года. Истинным символом успеха трека стало то, что вскоре после этого группа впервые выступила на Top of the Pops – в то время крупнейшем в стране еженедельном телевизионном поп-шоу. «Это было похоже на возвращение к дням Countdown, – говорит Джеффри. – Они ненавидели все это! Но тогда это была лишь посредственная пластинка, и они пришли в Atlantic и сказали: “Вы не понимаете, о чем вы, черт возьми, говорите, не так ли?”»
«Однако Майкл Браунинг был более оптимистичен в отношении этой последней работы. Он говорит: “Я знаю, что многие фанаты считают, что [Powerage] – лучшая запись, которую музыканты когда-либо делали. Но она не стала такой коммерчески успешной, как хотелось бы”. Да, все это в значительной степени нарушало контракт. Но они должны были сделать это. Я думаю, что Atlantics искали выхода из коммерческого упадка. Мы должны были справиться с финансовыми проблемами, и на Powerage больше не было ничего, что помогло бы нам с этим». На бумаге все это казалось чрезвычайно разумным. В последний момент в новый альбом в качестве вводного трека добавили Rock’n’Roll Damnation и ожидания в отношении его продаж в Atlantics были высоки, по крайней мере, точно выше, чем до этого момента.
В действительности, однако, успех первого выпуска Powerage (хотя продажи в Великобритании были достаточно стабильными, чтобы к концу года дать группе первую «золотую запись», которую получали после 100 000 продаж) казался сдержанным даже по сравнению с Let There Be Rock. Он едва попал в Топ-30 Великобритании, где LTBR достиг 17-го места, и отзывы в музыкальной прессе, хотя и в целом положительные, снова указывали на сходство материала с предыдущими альбомами группы – то, что теперь стало определяющей темой, казалось бы, любого обсуждения музыки AC/DC. Братья, которые вложили в альбом очень много труда, были совершенно ошеломлены, и когда поползли слухи, что в этом виновата звукозаписывающая компания, их разочарование только усилилось.
