Это был всего лишь временный удар, затишье перед бурей. К тому времени, когда группа начала свой первый за четыре года тур по Австралии в феврале 1981 года, Back In Black продвинулись в Америке до 4-го места, начав пребывание в Топ-10, которое продлится почти шесть месяцев.
Тем не менее пока они были в Австралии и праздновали «возвращение домой» огромным летним шоу под открытым небом перед 30 000 человек на Showgrounds в Сиднее, при поддержке своих товарищей по лейблу Alberts The Angels и связанных с Боном музыкантов Swanee, за закрытыми дверями гримерной AC/DC мало что изменилось. Граффити «БОН ЖИВ!» в Австралии в течение 12 месяцев росли, как сыпь. За сценой впоследствии все было нацелено на то, чтобы показать, насколько хорошо AC/DC справляются без своего старика. Так, чтобы увидеть группу, представленную 40 золотыми, платиновыми и серебряными пластинками со всего мира, собралось все окружение из прошлого и настоящего: весь клан Янгов во главе с Джорджем и Гарри Вандой; Питер Менш; Ян Джеффри; Тед Альберт; члены Rose Tattoo, The Angels, Swanee и Ted Mulry Gang.
Даже Марк Эванс появился: «Я впервые увидел игру группы с тех пор, как покинул их. Вступление, потом пение Брайана… Все это было очень странно! Но по-настоящему мучительно было видеть их без Бона. Я был в VIP-зоне, с двумя друзьями, поэтому они дали мне немного места. Но я был действительно обеспокоен. Если даже мне было трудно слушать, то представьте, что переживали парни, играя песни каждый вечер, снова и снова. То, что они сделали, и то, как они справились с таким переходом, чувак… Это заслуживает огромного уважения! Было чертовски смело».
Без сомнений, единственным человеком, который в то время словно пропал без вести, был Ангус. Теперь, однако, у него была жена Эллен, которая могла позаботиться о нем. Единственным человеком, отсутствующим на совместной фотографии группы, был одним из тех, кто сделал для AC/DC больше, чем кто-либо за пределами клана Янг, Майкл Браунинг. Он не был приглашен. Когда вы что-то сделаете не так, как хотят AC/DC, пути назад уже не будет. Браунинг никогда не получал новостей ни от одного из них. Сам он говорит: «Это путь Янгов. Они переписывают историю, чтобы удовлетворить себя. Они такие, какие есть».
То, что Брайан Джонсон чувствовал в этом путешествии – четыре концерта после окончания его первого мирового турне в качестве вокалиста в AC/DC, – никогда не было записано должным образом. Отчасти потому, что Джонсон слишком хитрый парень, чтобы обсуждать свое грязное белье на публике. Отчасти, возможно, потому что он просто не знал, как выразить свои глубоко противоречивые чувства. К тому времени он определенно был «одним из парней». После трех месяцев в туре с Back In Black под номером один Менш пришел к нему и сказал: «Я думаю, что нам лучше поговорить». Он предложил Джонсону выгодный контракт: «Я подписал его, и все было великолепно». Он наслаждался славой и богатством, которые у него были. Он провел всю свою взрослую жизнь, стремясь к этому, но чувствуя, что его момент прошел. Но сейчас, вопреки всему, он наконец-то оказался там, где ему всегда хотелось быть: на вершине горы.
Тем не менее с самого первого концерта в начале тура, во Дворце выставок в Намюре (Бельгия) восемь месяцев назад, Малькольм указал Брайну его место. Тогда того впервые поставили в план выступлений AC/DC. «Это был его первый концерт, и все прошло грандиозно, – говорит Ян Джеффри. – В толпе были люди с плакатами с лицом Бона, и все, очевидно, хотели увидеть, каким будет этот новый парень. Я подумал, что почувствовать себя как дома ему поможет песня Fog On The Tyne, и тут она началась. Толпа пела. Все это было очень мило. Но потом Малкольм набросился на него. Я подумал: “Какого хрена… ты вообще думаешь, что делаешь?”
Гитарист был в мрачном настроении еще тогда, когда группа вышла со своим первым номером Hells Bells».
«Я помню, что разговаривал с Брайаном перед концертом, – говорит Джеффри. – Я сказал: “Что бы вы ни делали, не говорите, черт побери, слишком много”. Потому что Бон никогда не говорил много, он просто говорил то, что должен был сказать. “Хорошо, ребята!” – ответил Брайан. Но все же он увлекся.
Это был его первый концерт, он благодарил людей за то, что те приветствовали его, и говорил, что толпа великолепна. Ему казалось, что все эти люди скандировали: “Спасибо, что продолжили это дело. Бону понравилось бы, что группа не распалась!” И я помню, как после второй песни Малькольм подошел к нему и сказал: “Заткни свою чертову пасть!” Затем началась следующая песня».
После этого Малькольм устроил Джонсону бунт. Джеффри рассказывал: «Брайану сказали: “Когда ты выходишь, ты, черт побери, здороваешься, говоришь: «Спокойной ночи» и закрываешь рот. И больше ничего”. Такие инструкции ему дали в тот момент. Знаете, я представлял, как ему было тяжело. Тогда мне было его даже жалко».
Бон всегда был сам по себе. Думал ли Джеффри, что когда в группу придет новый парень, кем бы он ни был, братья сразу установят свои законы просто потому, что у них нет такого уважения к кому-то, кто пришел в момент, когда все хорошо? Думал ли он, что они использовали отсутствие Бона, чтобы добиться большего, чем хотели бы с самого начала? Он кивает головой: «Они бы вели себя так, будь на месте Бона кто угодно. Это была только часть игры. Это был тест, понимаете?»
Джеффри признает, что ему потребовалось много времени, чтобы наконец смириться с новым певцом. «Не потому, что он был плохим парнем – Back In Black был фантастическим, – но мне потребовалось много-много времени, чтобы привыкнуть к его голосу. Наверное, это не то, что нужно говорить, но мне казалось, будто волшебство исчезло. Мне потребовалось много времени, чтобы просто сказать: “Ну, Бона здесь нет. Это Брайан, давайте просто покончим с этим. Давайте сохраним то, что есть сейчас, ведь все только начало налаживаться. Он как будто слишком нервничал. Он был очень напуган, чтобы освободиться или сделать что-нибудь”».
После того как альбом вышел, музыканты сказали ему: «Иди и найди себе дом, – вспоминает Джеффри: – Брайан хотел жить в большом доме, который находился прямо посреди кольцевой развязки в Ньюкасле. Ранее здание принадлежало какому-то местному предпринимателю. Это был этот огромный дом, а Брайан говорил: “Ты уверен, хитрый парень? Я не хочу переоценивать себя”. Они говорили: “Послушай, черт побери, купи его, иди и, черт возьми, купи его”. Через какое-то время мы впервые пришли навестить его там. Брайан был в своем репертуаре – в доме было закрыто пятнадцать из шестнадцати комнат. Он жил на кухне с небольшим телевизором в соседней столовой, потому что не хотел тратиться на электричество. Он вытащил все лампочки, чтобы никто не мог включить их и потом забыть выключить. А наверху, под кроватью, лежал его новенький чехол с Halliburton. Он даже не распаковал его, вернувшись с дороги. Нам пришлось уговорить его включить свет, чтобы мы могли играть в снукер. А что было в его холодильнике… Несколько кусочков заплесневелого сыра, немного ветчины и, возможно, немного масла, а рядом с ним ведро, полное баночных напитков».
Всем потребовалось достаточно много времени, чтобы, наконец, поверить в то, что лидер AC/DC теперь – Брайан Джонсон, а не Бон Скотт. Им никогда не приходило в голову, что ему самому тоже было трудно в это поверить.
