— Когда ей исполнилось четырнадцать лет, и открылся ее дар, она ненадолго исчезла из храма, а вернулась сама не своя. Оказалось, ходила в Киремос, и там ей не повезло случайно попасться на глаза моему брату. — Тут Лесарт вдруг опустил голову, отряхивая полу своего кафтана. — Предсказание, которое она сама себе сделала, гласило, что ее предназначение родить дочь, которую отдадут чудовищу. И бороться с судьбой ей не дано, потому что умрет родами. Ивалион считала, что бороться нужно, пока ты жив. С тех пор она бесследно пропала.
Он замолчал, хмуря брови, а потом продолжил:
— У меня ведь тоже есть дар, но я так и не смог ее тогда найти. А потом однажды увидел в видении мужчину, к которому ее приведет судьба, нашел его и все время был рядом. Ждал.
— То есть вы…?
— Да, — с горечью проговорил Лесарт. — А потом я хранил ее тайну. Ивалион хорошо скрыла свое дитя, но от судьбы не уйдешь.
Несколько минут стояло тяжелое молчание. Наконец Солгар спросил:
— Вы любили ее?
Лесарт не ответил, только глаза светились застарелой болью. А потом он сказал, глядя в пространство:
— У Гесты великое предназначение. А нам с вами еще предстоит постичь свое.
Странная догадка вдруг забрезжила в мозгу у царевича, когда он сопоставил некоторые фразы. Аж в висках запульсировало. Не в силах удержаться, Солгар спросил:
— Наставник, вы говорили… ваш брат… Кто он?
Тот не спеша отпил вина из глиняной кружки, криво усмехнулся и проговорил:
— Властитель Гелсарт.
Глава 22
Властитель в далеком Киремосе тоже не спал. Не оставляло неприятное чувство, что он упустил контроль. Не то, чтобы Гелсарт боялся, что Зэйн его обманет. Нет, трижды повторенное согласие — клятва, и родовая власть не даст ему отвертеться. И все же. Все же.
Его мучила досада, которую он топил в вине. А на границе сознания плавала какая-то не дававшая покоя мысль. Когда осознал, запустил чашей в стену и зло расхохотался. Еще недавно точно также топил досаду в вине Зэйн. А сейчас у мальчишки был такой вид…
Гелсарт был уверен, что тот хитрит и что-то скрывает.
Но было и еще кое-что. Смутное ощущение, ассоциация из прошлого. Неуловимое, как ускользающий аромат магии, что он почувствовал там, в Лабиринте. Он совершенно точно ощущал его когда-то. Это было очень давно. Ему трудно было соотнести, но почему-то связывалось в его сознании с невестой сына.
Заглядывая в себя, властитель не мог понять, что с ним происходит. Почему его так влечет к этой девочке? Только потому, что она Катх, а Катхи потомки драконов? Это могло служить объяснением.
В жилах Гелсарта текла малая часть крови демонов, так, во всяком случае, с гордостью говорила его мать. Эта самая гордость превращала его в НЕ человека, давала право смотреть на остальных людей, как на пищу. И Гелсарт был хищником, способным пожрать всех вокруг.
А капля крови древней расы делала девчонку особенной. Могло бы послужить объяснением.
Но было еще далекое смазанное воспоминание и ощущение, от которого он теперь не мог отвязаться. Ощущение, что он когда уже видел это и упустил. К тому же три предсказания от Салимского Оракула. Три раза посещал его странствующий жрец, чтобы сообщить ему нечто о его сыне. И ни разу Гелсарт, взбешенный беспардонной наглостью жреца, вторгавшегося прямо в его покои, не дослушал предсказания до конца.
Возможно, он был неправ. Сейчас он бы лучше владел ситуацией.
Усилием воли отбросив раздражение и досаду, властитель сосредоточился на главном.
Итак, мальчишка задумал обмануть его?
Гелсарт снова расхохотался.
Он скорее удавит Зэйна в стенах Лабиринта, чем упустит то, что послала ему судьба.
Стоит только принять какое-то решение, и жизнь сразу выстраивается в стройную цепочку событий, которых раньше вроде бы и не предполагалось. Это оттого, что судьба показывает новый путь. Если выбор неверный, то путь этот все равно приведет в тупик, но если выбрать правильно…
Вчера Зэйн решил для себя, что девушка никогда не узнает, кто он на самом деле. Ее не коснутся последствия его проклятой ошибки. Он станет ей другом, братом, будет рядом всегда, чтобы она не страдала от одиночества и тоски. Зэйн был уверен, что убережет ее и сможет сделать счастливой.
А страшный неуклюжий ящер будет появляться время от времени. Приносить еду в корзинке, вращать глазами, шипеть. Все равно она его не боится.
И у Гелсарта, как бы он не бесился, просто не будет повода забрать девушку. Пока обещание не нарушено, Зэйн оставался в своем праве. Геста ЕГО жена, а когда проводить консумацию, только ему решать.
План казался идеальным.
Этой ночью он почти не спал, лежал с открытыми глазами, пока по ощущениям не наступило утро. Хотелось прийти к ней. Увидеть, как загораются изнутри ее невероятные чистые и одновременно мудрые глаза. Ему хватит этой радости, этого глотка жизни. Потому что всего остального он себя сам лишил.
Однако первым должен был в любом случае появиться ящер.
И в этом тоже был элемент игры.
Забежать к ней с утра в образе чудовища, попытаться угадать, в каком девушка настроении. Главное, чтобы она не заметила, его нетерпения. А потом подождать, когда она выберется на прогулку.
Почти дождался, он уже слышал, как цокают каблучки ее туфелек по каменным плитам пола. И тут его осенила гениальная мысль.
Удивительным образом пригодилась премудрость дворцового этикета, которую по приказу царицы Фелисы вдалбливала ей воспитательница. Сейчас Геста нередко вспоминала эту пожилую даму с благодарностью. Потому что когда твой день поделен на множество обязательных действий, это дисциплинирует, а привычка к тому, чтобы, все делалось безупречно, придает действию некий смысл.
Первые два-три дня она держалась на сильном возбуждении, однако постепенно начал наваливаться откат. Ибо осознать, что она оказалась замурована в подземной тюрьме с чудовищем, пусть не страшным и даже по-своему заботливым, было по-настоящему страшно. Что отныне жизнь ее будет проходить тут, и ей больше никогда не увидеть солнца.
Подступало отчаяние.
Тогда простые повседневные дела обрели вдруг ценность. А сколько радости подарил засохший мох, который ей удалось оживить. Настоящее чудо, среди мертвого подземелья — цветы, как маленький подарок судьбы.
И вдруг в этой странной полужизни появился ОН.
Мужчина смутил ее и перевернул все в душе. Потому что был живой, настоящий, и с ним можно было разговаривать. Но он исчез так же внезапно, а Геста все терзалась мыслью, что обидела его, сказала или сделала что-то не так. Да и вообще, с какой стати ему тратить на нее свое время? Это же очевидно.
