— Я передам вожаку, — проговорил он наконец.
Но от перенапряжения, усталости и вкусной еды его разморило. Тигард вдруг почувствовал неимоверную усталость.
— Можно я где-нибудь посплю часок? А потом уйду?
Геста уже собралась ответить, но Зэйн опередил ее.
— Останешься здесь, — проговорил он отрывисто. — Потом уйдешь. И не вздумай привести сюда остальных. С вожаком я встречусь там, где ты вчера нас видел. Время то же. Пусть приходит один. Максимум, несколько человек с ним. Все.
Потом обернулся к Гесте.
— Возьми отсюда все, что тебе кажется необходимым. Мы уходим.
Умом Геста понимала, что Зэйн прав, просто грустно было от всего этого. Как будто так недавно обретенный ею маленький светлый мирок вдруг оказался разрушен. Она оглядела свою спальню и взяла только книгу легенд, подаренную Зэйном. Браслет матери был с ней, а больше тут ничего особо ценного. Да, еще фляга, мох поливать. Мох разросся, теперь там был вполне приличный кустик с голубоватыми цветами.
А потом они ушли.
Всю дорогу Зэйн нес ее на себе молча. И когда пришли в его личные покои, тоже обнимал ее молча. Весь ушел в себя, Гесте самой было тревожно, эта предстоящая встреча с людьми, слова Тигарда, что на нее будет открыта охота. Все стояло между ними вязким отравленным туманом. Ей хотелось как-то развеять это ощущение, нарушить мрачное молчание.
— Что там у нас сегодня вкусненького? — спросила она так весело, как смогла.
Словно очнувшись, Зэйн пошел к оконцу в одной из стен, прикрытому решетчатой ставней, открыл и вытащил корзину. Там было много чего вкусного и интересного, но еда на сей раз не отвлекла ни его, ни ее. И потому, желая во что бы то ни стало разогнать эту тучу, Геста стала читать.
Легенда оказалась про любовь.
Постепенно Зэйн, замкнутый и напряженный вначале, втянулся и слушал, затаив дыхание, как двое, юноша и девушка из враждующих семей, случайно встретились и полюбили друга*. Были безумные свидания украдкой, голод тела, голод души. А потом, они тайно обвенчались.
Но жизнь жестока, а выверты и шутки судьбы безжалостны. Вышло так, что он убил на поединке ее брата и вынужден был бежать, а девушку родители отдали другому. Они пытались бороться, но обернулось все ужасно. Оба покончили с собой. И словно в насмешку, после их смерти враждующие семьи помирились.
Дочитав последние строки, Геста долго молчала, подавленная и переполненная эмоциями, потом пробормотала:
— С любимыми не расставайтесь… — и добавила: — Зэйн. Я пойду туда с тобой.
— Нет, — резко возразил он, вырываясь из оцепенения. — Там может быть опасно.
— Не опаснее, чем без тебя здесь. — сказала она, беспокоясь на самом деле не за себя а за него.
А взгляд невольно уперся в проем лестницы, ведущей к двери из заговоренного серебра. Гелсарт. Это было понятно без слов.
Потом девушка, утомленная эмоциями и событиями, заснула, свернувшись калачиком на кушетке. А мужчина не спал, оберегал ее сон, думал. Он не хотел брать ее с собой, хоть и согласился. Внутри все сопротивлялось этой мысли.
Зэйн не боялся того, что людишки могут что-то сделать с Гестой, он порвет их на части раньше, чем они подумают это сделать. Пугало другое. Не хотелось, чтобы она узнала о нем то страшное, что делало его чудовищем.
Это отвратит. Разрушит, разорвет волшебную нить между ними.
Но и оставить ее здесь, куда в любой момент мог заявиться Гелсарт? Зэйн содрогался при этой мысли.
С любимыми не расставайтесь…
Эта тоненькая светлая девочка была права. Во всем права.
_____________________________________
* легенда о влюбленных, которую читает Геста, бессмертная трагедия Шекспира "Ромео и Джульетта"
Глава 36
Весь день Зэйн многократно прокручивал в голове мысль отказаться, спрятать ее, как можно надежнее, чтобы никто не нашел. И пусть все идет, как идет! И каждый раз смирялся, понимая, что должен. На встречу с людьми они направились вместе.
В том зале, где была назначена встреча, их уже ждали. Он узнал Тигарда, с ним было еще пять человек. Четверо мужчин и одна женщина. Все впились в него взглядом и напряглись, готовые в любой момент обратиться в бегство.
Вонь ненависти и страха. Он чуял ее за версту.
Потому и обратился из ящера человеком, уже подойдя совсем близко. А переговорщики, увидев, что он не собирается нападать, осмелели. Вперед вышел Тигард и начал было говорить, но все слишком быстро сорвалось. Они заговорили все разом, захлебываясь злостью и перекрикивая друг друга.
С застывшей на лице презрительной улыбкой Зэйн молча слушал обвинения и проклятия. И ведь отрицать невозможно, все, что кричали ему в лицо эти люди, было правдой. Но ужаснее всего и болезненнее были слова женщины, брошенные Гесте:
— Ты?! Как ты можешь прикасаться к нему? Он жестокое чудовище! Думаешь, он пощадит тебя, если будешь лебезить и пресмыкаться? Насытится и выбросит, — женщина зло расхохоталась. — Спроси любую, он трахал каждую из нас. Проклятый зверь! Из-за него мы все похоронены здесь!
Слова ледяными иглами впивались в душу, ранили, рвали на части. Он не смотрел на Гесту, просто почувствовал, как она вдруг напряглась, будто задохнулась.
Ужас. Ее отвращение и ужас.
То, чего он и опасался.
Почему-то в его жизни все всегда развивается по наихудшему пути из всех возможных? Ах да… потому что он проклят.
Проклят. Проклят. Проклят.
Он ничего больше не слышал, ушел в себя. И вдруг почувствовал, как она нашла его руку и сжала в своей. И мир вместе с резким глубоким вдохом внезапно вернулся звуками. Еще не вполне осознавая, что произошло, Зэйн стиснул ее пальцы и услышал:
— Мы хотим, чтобы ты помог нам выйти отсюда. Это наше главное условие.
Слово наконец-то взял вожак, которому удалось-таки угомонить своих расходившихся людей. И говорил вожак вполне разумно, но у Зэйна просто не осталось душевных сил слушать.
— Я подумаю, — сказал он. — И дам ответ. Завтра. Здесь.
А потом, мгновенно обратившись ящером, забрал Гесту оттуда.
Ему нужно было срочно уйти, выдохнуть это, осмыслить. Что значил этот ее жест поддержки? Что?! Что она понимает, простила? Но будет ли она с ним прежней?
Зэйн не знал, и это его мучило.
Все это обрушилось на Гесту внезапно, как вода из бочки хлынула на голову. Оглушило. Особенно в первый момент. Но потом постепенно в душе родился протест. Да, в том, в кричала ей эта женщина, была правда, Геста чувствовала это. Но было и много… злобы, зависти, лжи. И даже женской ревности.
Наверное, потому слова и не смогли пробить брешь в ее сердце.
