То убежище от дождя, что он нашел, была большая промоина под корнями старого засохшего дерева, стоявшего на склоне. Фактически, приличная нора, или даже маленькая пещерка, где вполне можно поместиться двоим.
Надо было только натаскать хворост, но далеко за ним ходить не пришлось. И какой бы там тот валежник не был, сырой — не сырой, но магия есть магия. Очень скоро перед их убежищем заполыхал пусть ужасно дымный, так что глаза резало, но костер.
Огонь — это тепло, жизнь. И можно наконец снять с себя мокрую одежду. Вот поесть бы еще…
— Вот если бы ты своими криками не распугала всех зверей в округе, сейчас у нас был бы ужин, — пробормотал Берт, слегка толкнув девчонку в бок.
— Вот если бы я не кричала, кое-кто сам пошел бы зверью на ужин! — обиделась та.
— Ну, что ты, что ты, — поцеловал ее в макушку, — Я же шучу.
Она притихла в его руках, счастливо выдохнув.
И тут услышала:
— А теперь раздевайтесь, принцесса.
Она потрясенно воззрилась на мужчину, сразу почему-то отступив на шаг и пряча руки за спину.
— За…зачем?
А Берт но как-то слишком быстро шагнул к ней, обхватил за плечи и нахмурился, заглядывая в глаза.
— Почему ты испугалась? — спросил, а в голосе надлом какой-то, и боль во взгляде, и жажда. — Я никогда не обижу тебя. Тебе нечего бояться, клянусь…
Изольда несколько мгновений смотрела на него, осмысливая, а потом выдохнула, закатывая глаза от облегчения:
— Так ты не будешь шлепать меня, как обещал?
— Что??? — застыл тот с разинутым от изумления ртом.
И вдруг разразился хохотом. А потом, качая головой, добавил:
— Только в порядке поощрения. Если будешь хорошей девочкой и заслужишь. Или очень-очень меня попросишь…
— Я?! Никогда в жизни! — быстро ответила Изольда.
— Зря, ты просто не знаешь, от чего отказываешься, — теперь в его голосе сквозило затаенное лукавство. — Впрочем, тебе все равно рано об этом думать.
Вот стоило ему так сказать, как в голове у Изольды тут же возникло множество мыслей на эту тему.
Но Берт мягко подтолкнув ее проговорил:
— Девочка моя, раздевайся, потому что одежда на тебе мокрая. Ее надо просушить у огня. И тебя отогреть. Это чудо, что ты еще не простыла, — огляделся вокруг, словно впервые увидел. — На самом деле, все, что с нами было сегодня, чудо.
А потом глянул как-то по-особенному, тряхнул головой и сказал фразу, показавшуюся ей страной:
— Раздевайся. И не бойся, ничего с тобой особенного сегодня не будет.
Э… Чего это особенного? И почему не будет?
Но тут он повернулся спиной и стал стягивать с себя одежду. Изольда сначала обомлела. А потом засмотрелась на его мощную спину и мускулистые руки. Берт вдруг замер, все так же стоя спиной и глухо проговорил:
— Снимай все мокрое, Изольда. Я же сказал…
— Да… да… — пролепетала она и стала быстро развязывать шнуровку на платье.
Обрывки мысли заметались в голове.
Пялилась на мужчину как…
Опустила глаза, чтобы не смотреть, потому что стало вдруг как-то неудобно и даже стыдно за свое поведение. Но смысл? Даже закрывая глаза она все равно видела его.
Он сказал, снимать все мокрое?
Но у нее мокрое ВСЕ…
Впервые раздеться перед мужчиной… Вот так, один на один?
Но это же Берт. Он самый лучший. Он никогда не причинит ей зла.
Они будут только вдвоем, раздетые, вместе?
Изольда густо покраснела и задохнулась. Она имела представление, что бывает между мужчиной и женщиной. Но очень смутное. Вся ситуация вызывала у девушки, воспитанной в монастыре, великое множество вопросов, которых она стыдилась, но гораздо больше неосознанных тайных желаний, от которых вскипала кровь.
Интересно, он поцелует ее?..
Как в тот раз, когда он словно вел ее за собой в прекрасный тайный мир? Может быть это и было ужасно стыдно признать, но Изольде больше всего хотелось, чтобы он снова поцеловал ее.
Н о в прошлый раз они поссорились. А вот ссориться ей совсем не хотелось.
Тут еще некстати вспомнилось, как Берт с противной леди Эрминой… Иглой кольнула ревность. Страх, что она может проиграть в его глазах сравнение с этой яркой красавицей. Невольно уставилась на свои худенькие руки и скромные грудки. Совсем не то «богатство», что у Эрмины… К ревности и сомнениям прибавилось еще и разочарование.
Чувства и мысли совсем взбаламутились.
Изольда замерла, неловкие от волнения пальцы, запутались, теребя шнурки.
— Дай я, — услышала она и вздрогнула от неожиданности.
— А…
От его низкого глуховатого голоса в груди будто бархатные молнии. А все тело сковало невидимой сетью. Не выдохнуть, не пошевелиться…
И сладко до безумия, и почему-то страшно. И ожидание чуда.
Словно густой кисель, повисло между ними напряжение. И нити в этом киселе. Притягивают друг к другу. Невидимые, властные, им невозможно противиться.
Невозможно заставить себя отвести глаза.
— Все, — еле слышно проговорил Берт, опуская руки.
Но продолжал стоять вплотную, словно прикованный цепью.
— Спасибо… — еле слышно прошептала девушка и затихла пойманной птичкой.
Мужчине казалось, неизбежное накрывает его с головой.
Он проговорил себе сотню раз, что не тронет ее. Что сегодня ничего не будет. Пока ничего не будет.
Но девушка ждала. И это ее неосознанное желание ласки… Оно как приказ, которого невозможно ослушаться. Он просто не мог не подчиниться. Сколько бы не боролся с собой, все равно поражение неизбежно. И тогда решил дать ей это.
Первое наслаждение. Только для нее.
Думал, что сможет удержаться.
Разве можно удержаться, когда горишь в огне?
Разве мог знать заранее, что это будет так? Берт привык быть хозяином положения, а сейчас его самого несло волной. Нечто подобное он испытывал когда-то после весенних танцев. К той, другой девушке. В тот раз была страсть, голая жажда обладания, желание подчинить, утвердить свою власть, сломать.
А теперь все иначе.
Даже сгорая, ради нее пытался отказаться от себя.
Но маленькая строптивая девчонка все решила сама.
И уже не глухой лес, и не сырая земля у дымного костра. Остался лишь волшебный мир. И в нем двое. Голые и счастливые.
Глупо и бессмысленно бороться с судьбой.
Уж тем более, не когда после долгих лет мрачной и безнадежной темноты она хочет наградить тебя светом.
