Какой он был? О… Такой… высокий, широкие плечи, сильный… красивый… такой красивый…
Мариг тогда не решалась поднять на него глаза, невозможно было поверить в то, что этот мужчина может принадлежать ей. Ей, странной, бледной дурнушке, которую сторонился даже родной отец.
С церемонии венчания Мариг больше всего запомнились его большие красивые сильные руки и длинные густые, блестящие, как черный шелк, волосы. И как под негромкий речитатив священника он брал ее руки в свои, застегивал на запястьях старинные брачные браслеты.
А когда он, откинув белый покров невесты, чуть улыбнулся ей краешками губ, Мариг показалось, что он самый добрый и благородный из всех людей на свете.
Теперь ее муж. Ее король.
Их первая ссора. Как горели гневом его глаза! От этого он казался еще прекраснее. Какой же дурой она себя чувствовала…
Их первый настоящий поцелуй, Мариг испугалась тогда самой себя, своих безумных ощущений, глупо вспыхнувшего вмиг жаркого желания. Сердце она отдала сразу, а теперь он забрал и тело. У нее осталась только гордость, за которой она смогла спрятать настоящие чувства.
А он уехал на целый месяц. Боже, как же она его каждый день ждала.
Вернулся злой, ревнивый, гневный.
Нежный… Страстный. Подарил ей безумное, мучительно-прекрасное счастье.
Она готова была умереть от любви. Умирать снова и снова. Но он больше не приходил ночами. Но стал сводить ее с ума днем. Смотрел, прикасался. Чего стоило скрывать свое безумие под маской холодной гордости.
А потом случилась волшебная Новогодняя ночь. И они сгорели в ней оба.
«Положи меня, как печать, на сердце твое…»
Теперь они были выжжены друг у друга в сердце, словно печатями огненными. Дни наполнились радостью, а ночи… Ночи и были их настоящей жизнью, полной блаженного огня.
Из этого огня между ними будто росли и натягивались тончайшие невидимые нити. Нити, прочнее которых нет ничего в мире.
Нити крепче самой смерти, живее, чем сама жизнь.
А теперь ее любовь, ее Дитер умирал. Но она не могла позволить этому случиться, пошла то тем тонким нитям, чтобы вытащить, вырвать его у смерти.
Воспоминания о счастье помогали. Когда казалось, все иссякло, они наполняли ее светом. И она щедро делилась этим светом с любимым.
О горьких моментах, обидах, Мариг сейчас не помнила, не время. Они оставались где-то глубоко внутри, словно прикрытые дымкой, потому что не в них она черпала силы.
И вот в какой-то миг нити дрогнули, почувствовав отклик.
Дитер. Жив.
Мариг затопило счастьем, и она впервые по-настоящему уснула.
* * *
А умирающему Дитериксу виделась улыбка Мариг, слышался ее звенящий смех. Глаза, словно звезды, светившие для него бирюзовыми лучиками, ощущение нежной снежно-белой кожи под пальцами, огненное счастье их близости…
За эти ощущения, за воспоминания он цеплялся, чтобы не уйти за грань. По тонким нитям, связавшим их, тянулся изо всех сил, чтобы вернуться.
В какой-то момент понял, что дотянулся. И Дитерикс погрузился в блаженное оцепенение.
Но тут во сне непонятно откуда возник его тесть Джефрэйс, князь Аренгарта.
Вот уж неуместное явление! Дитериксу хотелось сказать, чтобы не отвлекал, не мешал досмотреть… Однако упрямый старик никак не уходил из видения, и тогда сознание милосердно его оставило, погрузив в спокойный целительный сон. В этом сне Дитерикс смутно ощущал, будто его везут куда-то, а рядом, будто светлячки. Три, движутся плавно, чем-то они напомнили ему Мариг.
Глава 34
Его величество Рагнер был не робкого десятка, да и за свои тридцать шесть лет столько раз успел побывать в переделках, что ничему не удивлялся. Но когда понял, что они все вместе с лошадьми вдруг стали невидимыми, честно говоря, напрягся.
Не за себя, надо отдать ему должное, он переживал за Мариг, которую держал на руках. Удивительное дело, столько раз снились Рагнеру страстные картины, как он сожмет ее в объятиях, а сейчас… Сейчас он бережно прижимал к себе хрупкое тело женщины, и было это так целомудренно, словно, держа в объятиях жену кузена, он держал святыню. Все плотское выгорело перед лицом смертельной опасности, у него остались лишь чистые, почти братские чувства. Грустно, конечно, от этого становилось, но то была хорошая, светлая грусть, очищающая душу.
Стараясь не выдать своего беспокойства, спросил мага, вроде бы в шутку:
— Почему нас не видно? Мы что, уже преставились?
— Типун вам на язы… Простите, ваше величество, вырвалось, — прошелестел в ответ маг. — Волк на хвосте. Нельзя, чтобы он нас выследил.
— А, ну так бы сразу и сказал, — пробасил Рагнер, потом спохватился. — А петь или говорить можно?
Король Игерсхолда любил в походе горланить песни. А голос у него был громкий, и слуха, естественно, не было. О чем ему неоднократно заявляла леди Бригит.
— Вам — точно нельзя! — воскликнул Кнут фальцетом.
Рагнер перешел на громовой шепот:
— А… Он нас услышит? О-О…
— Нет, этого мои уши не выдержат, — подумал про себя маг.
Но вслух он сказал другое:
— Ваше величество, держите королеву покрепче, сейчас перейдем на магическое ускорение.
И действительно, невидимые кони понесли их значительно быстрее, словно заскользили по воздуху. По состоянию Мариг Кнут чувствовал, что отток силы почти прекратился, и теперь она спит, сном восстанавливая силы.
Но до границ Ворстхолла еще ехать и ехать, Кнут бы уверен, что волк пойдет по их следу. Надо было добраться до болот раньше, чем он их нагонит.
* * *
Сразу после того разговора с леди преподобный Гаррет отправился к границам Ворстхолла. Надо сказать, что он сильно волновался, как бы это дело не всплыло раньше времени. Отцу Ионасу не стал рассказывать ни о цели визита леди Исельнир, ни тем более об их тайной договоренности. И в миссию доклад отправил достаточно туманный, чтобы не сразу кинулись его искать.
Слова "дополнительное расследование в окрестностях замка Мальен" трактовать можно довольно широко. И все равно, до последнего боялся, что кто-нибудь может помешать ему или еще как-то воспрепятствовать. Однако отъезд его подозрений не вызвал. Отец Ионас, занятый только своим здоровьем, охал в постели и закатывал глаза.
Однако, стоило Гаррету отъехать, преподобный Ионас тут же перестал изображать умирающего, подскочил и быстро стал собираться следом. Чутье старого интригана от инквизиции просто вопило, что молодой коллега собирается сорвать солидный куш. Преподобный Ионас решил, что в хорошем деле не плохо было бы поучаствовать. А потому незаметно подбросил в вещи молодого коллеги небольшой следящий артефактик.
