Так или иначе, дела нового друга Иванова заметно шли в гору. Только за один год Уард получил заказы на портреты от тогдашнего премьер-министра Гарольда Макмиллана и сэра Уинстона Черчилля, от министра иностранных дел Селвина Ллойда и канцлера казначейства Дерека Амори, министра внутренних дел Рэба Батлера и лидера британских лейбористов Хью Гейтскелла, от посла США в Лондоне сэра Дэвида Брюса и его супруги очаровательной мадам Эвангелины Брюс.
Апофеозом столь грандиозной серии предложений стал уже упомянутый выше заказ журнала «Лондон иллюстрейтед ньюс» на портреты членов королевской семьи. Но и это было ещё не все.
Не забыл своего друга и вездесущий сэр Колин. Он направил Уарда в командировку в Израиль. Там 11 апреля начался процесс года — суд над нацистским преступником Адольфом Эйхманом. Об этом событии писали все ведущие газеты мира.
Помимо торжества правосудия, процесс в Тель-Авиве обозначил и еще одно не менее важное событие — существенное изменение в соотношении сил в мировом разведывательном сообществе. Политики и военные вынуждены были признать, что теперь к трем ведущим разведслужбам мира — советской, американской и английской — добавилась еще одна — израильская разведка МОССАД. Этот факт уже мало кто оспаривал, хотя новому фавориту не было и 16 лет.
Дело Эйхмана стало результатом блестяще спланированной и четко осуществленной операции основателя и руководителя МОССАД Исера Харела, выходца из Белоруссии, получившего из-за своего малого роста кличку «Исер-маленький».
Выследив Эйхмана на другом конце света в Аргентине, израильская разведка установила его адрес в Буэнос-Айресе. Затем нацист был схвачен у своего дома и перевезён на конспиративную квартиру. Днями позже он был отправлен на борту пассажирского самолета в Тель-Авив, где и предстал перед судом. Палач Освенцима штурмбанфюрер СС Адольф Эйхман получил по заслугам. 31 мая 1961 года он был повешен.
Уард провёл на процессе года несколько дней и выполнил серию весьма удачных зарисовок. Их опубликовала «Дейли телеграф».
Вернувшись в Лондон, костоправ обнаружил, что его популярность как художника начинает брать верх над известностью лекаря.
Именно в этот момент и Иванову неожиданно представилась возможность чуть-чуть подыграть Уарду в его стремлении к признанию, в удовлетворении честолюбивых замыслов начавшего преуспевать художника. В Англию с кратким рабочим визитом приехала министр культуры СССР Екатерина Алексеевна Фурцева.
На следующий день рано утром Иванова поднял с постели телефонный звонок Стивена.
— Юджин, ты обязательно должен мне помочь. Только ты можешь это сделать.
— Говори толком, — пробурчал Иванов, спросонья не понимая, чего Уард от него хочет.
— Устрой мне встречу с госпожой Фурцевой. Прошу тебя, — упрашивал он так горячо и умоляюще, что Иванов тут же забыл про сон. — Мне необходимо нарисовать её портрет. Представляешь: русская женщина-министр позирует мне и даёт интервью. Да любой редактор застрелится, чтобы получить такой материал. Что скажешь?
А что, собственно, Евгений Михайлович мог ему сказать? Что Фурцева, скорее всего, пошлёт их с ним куда-нибудь подальше? Иванов, конечно, друга огорчать не стал, но и обещать ничего не мог. Сказал лишь, что подумает, как ему помочь.
Он-то ведь знал, что советские руководители к себе журналистов, кроме как на официальных пресс-конференциях, днём с огнем не подпускают. А об их личной жизни вообще не принято писать: запретная тема.
Кроме того, Екатерина Алексеевна Фурцева была не просто министром культуры страны, а членом Президиума Центрального Комитета Коммунистической партии, человеком достаточно влиятельным и могущественным в тогдашней советской партийной иерархии. А значит, и весьма ортодоксальным. Всё это предрекало спонтанной затее Стивена почти гарантированный провал. Зная это, Иванов не спешил обнадеживать Уарда. А тот был обескуражен казавшимся безучастием своего русского друга к его просьбе.
Но Евгений Михайлович понимал и другое: успех в этом деле мог поднять его авторитет в глазах Уарда. Иванов был должником англичанина, а долг платежом красен. Организуй он встречу с Фурцевой, и его контакты со Стивом могли перерасти в весьма доверительные и достаточно прочные отношения. Для работы советского разведчика это было немаловажно. Да и чисто по-человечески Иванов привязался к Уарду и очень хотел ему помочь.
Недолго думая, он отправился в посольство. Забыв о протоколе и приличиях, пробрался прямо в апартаменты Фурцевой. Такого нахальства и бесцеремонности она, видимо, не ожидала, тем более от морского офицера. Но Женя находился, говоря шахматным языком, в цейтноте. Возможностей для поиска более подходящих ситуаций у него попросту не оставалось. Визит Фурцевой был кратким, и время её пребывания в стране — расписано по минутам.
Не дожидаясь разноса за нарушение субординации, Иванов начал наступать, взяв на вооружение всё своё обаяние и красноречие. Аргументам и доводам в пользу встречи с Уардом и последующей публикации в английской прессе интервью и портрета советского министра культуры не было конца. Одновременно он пытался отрезать Екатерине Алексеевне пути к отступлению, заверяя, что руководство посольства активно поддерживает эту идею.
После непродолжительного сопротивления «противник» сдался. Устав от настойчивых просьб Иванова, — всё-таки женщина, несмотря ни на что, всегда остается женщиной, — Фурцева заявила:
— Хорошо, приводите своего англичанина. Пусть рисует. Только я смогу уделить ему не более пятнадцати минут.
Крепость была взята, и, воодушевлённый неожиданной победой, Иванов тут же позвонил Уарду.
— Она согласна, — сказал он.
В телефонной трубке воцарилось молчание.
— Стив, ты слышишь меня?
— Ты настоящий друг, Юджин. Я никогда в этом не сомневался, — услышал Иванов голос пьяного от радости Уарда.
В назначенный час они вместе вошли в здание посольства. Фурцева только что вернулась с приема в Ланкастер хаус. Иванов представил ей Стивена Уарда. Они обменялись рукопожатием и расположились в креслах у окна напротив друг друга. Стив достал бумагу и начал рисовать, время от времени задавая Екатерине Алексеевне какие-то вопросы. Иванов переводил.
— Вы первый раз в Лондоне? Как вам здесь нравится? Вы любите живопись? Не любите модерн? Вы прекрасно выглядите. Как вам это удается? Занимаетесь теннисом? Не любите косметику? Не носите драгоценностей?
Фурцева кратко отвечала на незамысловатые вопросы художника, рисовавшего её портрет.
«Вот ещё один симпатичный мужчина расточает комплименты в мой адрес, — подумалось ей. — Как они любезны и обходительны, когда им что-то нужно!» Встреча с Уардом вернула в памяти грустные воспоминания.
Три десятилетия назад молоденькая Катя Фурцева резко изменила свою жизнь, поддавшись уговорам и комплиментам своего будущего мужа. Военный лётчик Пётр Битков был удивительно хорош собой. Воздушный ас, душа компании, он буквально очаровал её своими достоинствами. Заставил оставить работу на фабрике и лётный клуб, где она занималась, и стать послушной преданной женой.
