Распорядитель пожал плечами.
– Ну и что? Выпорешь разок – и весь норов как рукой сымет.
– И то верно… – Нафтир задумчиво осмотрел девушку. – Ну, давай так: дам тебе восемь… ну, ладно, десять золотых! Только потому, что я такой добрый нынче. В путешествие готовлюсь, с Фарухом отплываем завтра, на рассвете!
Распорядитель и Хока радостно переглянулись, но всё же сделали ещё одну попытку:
– Двенадцать…
– Десять! – в голосе старичка прорезались стальные нотки. – Или оставляю её вам, кормите, пока покупатель не найдётся. Хорошо кушает, говоришь? Вот когда она на десять золотых наест, вспомнишь моё предложение, а я уже в тысяче лиг отсюда плыву… – он хехекнул.
– По рукам! – излишне торопливо воскликнул Дольг. – Клеймить сам будешь, или мне расстараться?
– Да уж расстарайся, – Нафтир со вздохом полез в кошель, висевший на поясе. – Я ж тебе золотом плачу!
– Сделаем, – проворчал распорядитель и полез в повозку, стоявшую чуть поодаль, искать рабское клеймо.
Когда раскалённое железо прижали к плечу Кайи, она лишь молча вздрогнула, но не закричала и тем более – не заплакала. Ей по-прежнему было всё равно.
Кожа затрещала, в воздухе разнёсся запах палёного мяса, и Дольг отвёл руку с клеймом.
Кайя подняла изумрудно-зелёные глаза на Нафтира. Было в них что-то такое, отчего тот слегка смутился и отвёл взгляд.
– У меня дома имеется мазь от ожогов. Она уймёт боль. Пойдём!
Девушка покорно двинулась следом. Она не оглядывалась по сторонам и не запоминала дорогу. Ей было без разницы, куда её ведут, где находится дом купца и что с ней в этом доме сделают.
– Я – не просто купец, я – картограф. Исследую мир, – рассказывал по дороге Нафтир. – Экспедиция уже готова, мы отплываем завтра. Хочешь знать, куда?
Кайя не ответила и не заинтересовалась.
– В Ратторию! – Нафтир довольно потёр руки. – Давно хотел отправиться этим путём. Твои обязанности на корабле: готовка еды, уборка моей каюты, стирка и починка одежды, ну и ночные утехи, конечно же.
Он бросил на девушку быстрый взгляд, но та снова не отреагировала на сказанное, продолжая механически перебирать ногами, делая шаг за шагом и смотря в одну точку.
– Какая-то ты… молчаливая, – раздосадованно заметил Нафтир. – Мне такие не нравятся. Будешь молчать и ходить с такой кислой миной – продам тебя в первом же порту. В бордель! – уточнил он, пытаясь вызвать у девушки хоть какую-то реакцию.
И снова безуспешно. В бордель – так в бордель. Хоть в каменоломни. Да хоть на казнь.
На казнь?!
Кайя оживилась. Всего-то и надо – дождаться, когда снимут оковы, убежать от старика и заявиться через два дня утром на ту площадь. Попытаться перебить стражников, которые будут караулить Алдара. Конечно, безуспешно: без своих способностей она не справится даже с одним, а там их окажется с десяток, не меньше. Её схватят и, наверное, казнят вместе с Алдаром.
Что ж, в лучший мир они уйдут вместе. Отличный план!
“Ага, проняло-таки!” – довольно подумал Нафтир, заметивший перемену в настроении девушки, но неверно её истолковавший.
– Мне трудно идти в цепях… господин, – тихо произнесла Кайя и с мольбой посмотрела на купца.
Но у того был немалый опыт в обращении с невольниками.
– Оковы снимут только на корабле, когда Альхана скроется из виду, – непреклонно отрезал он. – Чтобы не было соблазна улизнуть.
Девушка снова поникла. Нафтир, внимательно следивший за игрой мыслей на лице невольницы, понял, что не ошибся: та хотела устроить побег.
“Возможно, придётся браться за плётку чаще, чем хотелось бы”, – безрадостно подумал он.
Применять силу, по крайней мере, по отношению к заведомо слабым, Нафтир не любил. Но другого способа добиться послушания он не знал. Раньше невольники сбегали от него с завидной регулярностью, прихватывая порой золото или другие ценные вещи. С рабским клеймом на плече жизни в Альхане им не было, но никто и не рвался остаться в этом городе. Наоборот, беглецы с радостью нанимались на корабли, отплывающие как можно скорее и как можно дальше. Капитану такого судна грозил немалый штраф, но ещё надо было постараться и доказать, что бывший раб уплыл именно с ним. Словом, дармовой матрос (беглецы соглашались работать за еду) радовал капитана куда больше, чем возможный штраф – пугал.
После четвёртого такого побега Нафтир ожесточился: мало того, что он покупал этих людей за золото, так те ещё и обворовывали его напоследок. Брали, что подворачивалось под руку. На второй этаж дома, где находилась опочивальня хозяина, никто подняться не решался: порядок там охранял неподкупный страж, прирученная степная кобра. Но каких-нибудь ценных мелочей хватало и внизу, где располагалась лавка с книгами, картами и, конечно, рыбой.
Пятого купленного им невольника, мальчишку лет пятнадцати, он избил плетью сразу же, как тот вошёл в дом, просто так, “для острастки”. Оковы с него не снимались два месяца, и всё это время Нафтир кнутом и пряником, буквально, доносил одну простую мысль: не подводи, не обманывай, и жизнь твоя в этом доме будет вполне достойной.
Через два года мальчишка стал в лавке приказчиком. И Нафтир полагался на него, как на самого себя: этот – не обманет и не предаст.
– Хватит мне тоску разводить! – с раздражением проворчал купец. – В конце концов, сама виновата! На невольничий рынок порядочные люди не попадают. На чём тебя поймали? Кошельки таскала небось?
Кайя отрицательно мотнула головой, но смолчала, и ничего больше в защиту своей добропорядочности не предприняла. Кошельки – так кошельки. Всё равно.
– Вот! – назидательно подытожил Нафтир, сочтя молчание утвердительным. – Значит, поделом! Теперь будешь знать, что такое справедливость.
Девушка думала, что ничто не сможет вывести её из мрачной отрешённости, но, как видно, ошибалась. Слова купца подстегнули её, словно плёткой. Она даже задохнулась от ярости и возмущения.
– Справедливость? – обманчиво-тихим голосом проговорила она, останавливаясь и в упор глядя на Нафтира. – Ты что-то смеешь говорить про справедливость?
Старик, поражённый столь быстрой переменой в настроении рабыни, даже попятился.
– Нет в вашем дерьмовом городе никакой справедливости! Меня и моего друга оболгали, обманом заманили в ловушку, навесили поклёп, обвинив в том, чего мы не делали, притащили на судилище, исход которого предрешили заранее, и приговорили!
Голос её становился громче и громче, последние слова она почти прокричала Нафтиру в лицо. Встречные прохожие с опаской косились на девушку.
– Думаю, справедливости в мире вообще нет, – уже тише закончила она. – Я видела, как обращался с рабыней один выродок, хозяин бродячего цирка. Ты тоже будешь меня бить плетью?
