– Другого имени у меня нет, – ответил он.
– Тсс! – прошептал Давин. – Кажется, я что-то слышу.
Мы все постояли молча. И вправду. Нас настиг звук, по-прежнему отдаленный, но все же предупреждающий о беде. Собачий лай! Не произнося ни слова, мы снова двинулись в путь, теперь еще быстрее и как можно тише.
Охота началась!
* * *
Не будь с нами бродяги, нас бы уже сто раз схватили. Наверняка он был наполовину барсук, а вернее всего – лис. Такой лис, который может вскарабкаться на любое дерево.
Он оставлял ложные следы. Находил окольные дорога и укрытия. Он проводил нас через непроходимые чащи. Заваливал пройденный путь как угодно и чем угодно – камнями, водой, поваленными деревьями…
Однажды он навел собак на ложный след с помощью зайца, которого поймал. В другой раз кинул осиное гнездо в лагерь преследователей, так что половина их лошадей разбежалась и им пришлось ловить их несколько часов кряду.
И все-таки солдаты-драканарии по-прежнему шли за нами по пятам. Их было так много, что казалось, будто они никогда не спят. Они преследовали нас без устали. И всякий раз, находя какое-либо укрытие, где можно было хотя бы несколько часов отдохнуть и немного поспать, мы были вынуждены вскоре покинуть его.
– Если не выспаться как следует, глупеешь, – сказал Давин, моргнув одним глазом. – Что-то теряешь или забываешь об осторожности.
– Из всех благ мира сон всего дороже: он спасает мужа от голода и от жажды тоже, – пробормотал бродяга и отпил большой глоток из одной еще оставшейся у нас бутылки воды, а у нас их было всего-то две. Пороховая Гузка потерял свою бутылку, когда мы вынуждены были поспешно убраться от ручья, где расположились накануне.
Назавтра мы потеряли лошадей. И Сашу, но эта потеря была ныне для нас не очень велика.
Мы уже приближались к Высокогорью, и там было множество камней, крутых откосов и немного меньше деревьев. Нам надо было перевалить через вершину утеса, где укрыться было нелегко. И бродяга устроил еще один ложный след, чтобы заставить преследователей держаться на расстоянии, пока мы осмелимся начать подъем на перевал. По одну сторону тропки, которую, как мы надеялись, выберут преследователи, вместе с лошадьми укрылись Давин, Пороховая Гузка и Саша.
– Нынче не спускайте с нее глаз, – предупредила я, пока Роза, Тавис и я искали себе место в нашем укрытии, довольно высоко над нашей тропкой на противоположной стороне.
– Ты так подозрительна! – сказал Давин. – Разве она сделала нам что-то дурное или, может, навредила нам?
Особо ничего, разве что бывала порой ужасающе медлительна и еще оставляла бирюзово-синие нити в разных местах на деревьях. Но я этого не упомянула.
– Нынче стерегите ее! – сказала я, и Давин раздраженно кивнул:
– Да, да уж!..
И вот мы, стало быть, лежали каждый на своей стороне тропки и ждали и надеялись, что дракана-рии проедут мимо, не обнаружив нас.
– Они скачут! – прошептала Роза, сжав мою руку. – Слышишь, собаки?
– Гав-гав-гав! Гав-гав-гав! Хоо-у-у-у-у-у-в-в-в! Хоо-у-у-у-у-у-в-в-в!
– Гав-гав-гав! Гав-гав-гав! Хоо-у-у-у-у-у-в-в-в! Хоо-у-у-у-у-у-в-в-в!
Да, теперь их было слышно вполне отчетливо. Так чудно и протяжно выли собаки драканариев, когда чуяли какой-либо след. И вот мы увидели самых первых из них: серо-коричневые, ощетинившиеся страхолюды, достигавшие ростом середины бедер взрослого мужчины.
Тавис, издав еле слышный писк, зажмурил глаза. Он боялся собак, и они ему несколько раз снились, коли судить по тому, как он вздрагивал и кричал, прежде чем будили его.
Роза положила руку ему на плечо. Ей лучше удавалось утешить его, чем мне. Мне он по-прежнему не доверял.
Было бы грешно сказать, что я сама была спокойна. Я заметила, что душа у меня ушла в пятки, но собаки уже приклеились к следу внизу и не обращали внимания ни на что другое. Они мчались, опустив морды и подняв вверх хвосты. За ними крутой буйной рысью скакали всадники: восемь, нет, девять солдат-драканариев!
Я затаила дыхание, но они точно так же неуклонно следовали за собаками, как собаки держали след. Насколько я могла заметить, Вальдраку среди всадников не было.
«Все идет как по маслу, – подумала я. – Стало быть, бродяга просто создан для этого!»
Но вдруг все, что шло как по маслу, изменилось. Две лошади выбежали, промчавшись сквозь подлесок, по другую сторону тропки, одна с какой-то сверкающей бирюзово-синей фигуркой на спине.
– Солдат! – заорала во всю силу своих легких Саша. – Солдат, остановись. Враги господина здесь!
И Давин, этот идиот, помчался за ней!
– Давин! – закричала я и хотела подняться, но Роза рванула меня за пояс и заставила снова опуститься на землю.
– Молчи же! – яростно прошептала она. – Думаешь, ему поможет, если они схватят и тебя?
Собаки продолжали бежать вперед, но всадники, само собой, круто остановились. Давина осенило, что он почти набежал им прямо в руки и что остановить Сашу слишком поздно. Он повернулся и исчез среди деревьев. Сорвался с места, что твой олень, но скрыться от всадников не смог: лес был не очень-то густым. И тут один из них поднял натянутый лук.
– Нет! – зашипела, будто кошка, Роза и еще раз снова заставила меня опуститься на землю.
А я даже не поняла, что попыталась встать.
Внезапно Давин исчез. Я не знала, поразила ли его стрела и он упал или спрятался по своей воле. Только я уже больше его не видела. И в тот же миг внизу, у тропки, случилось нечто новое. Собаки вернулись обратно. И они были не одни. Перед ними бежало нечто темное, плотное, сутулое, какой-то вихрь из когтей, клыков и ярого гнева.
– Это дикий кабан, боров! – восхищенно прошептала Роза. – И где только он его раздобыл? По мне, так он попросту волшебник! Думаю, он может и разговаривать с кабаном.
Само собой, Роза имела в виду бродягу.
Всадникам пришлось забыть о Давине. Когда небольшой, весом всего лишь около шестидесяти стоунов, разъяренный кабан напрямик спешит тебе навстречу, приходится думать вовсе о другом.
– Идемте! – негромко произнес бродяга, внезапно вынырнувший прямо у нас за спиной. – Ваше дело держать – наше дело бежать.
Ну что ж, он был прав; так что мы поднялись и снова двинулись в путь.
* * *
Уже после полудня бродяга вернулся с Пороховой Гузкой и Давином. Давин был чуточку пристыжен.
– Она ударила меня веткой по голове, – рассказывал он. – Вот уж не думал… я не верил в то, что она могла так поступить.
Вдоль плеча Давина пролегла кровавая ссадина – след от стрелы, – но вообще-то он был цел и невредим.
