Когда спустилась тьма и мы сделали привал на ночь, я все еще надеялась. Может, бродяга тайком проберется сюда, перережет наши путы так, что никто и не узнает… Может, ему удастся выпустить на свободу лошадей так, что нашим стражникам будет вовсе не до нас…
Может… Но ночь проходила, а мы так ничего и не слыхали о бродяге. Да и что этот бродяжка мог поделать с тринадцатью обученными и бывалыми ратниками? Для этого мало владеть всеми приемами и хитростями лесной жизни. Верно, он попросту смылся.
Нельзя сказать, что они – эти лже-Кенси – торопились. Они послали всадника в Дракану с вестью о своей добыче, а теперь и сами снялись с места и двинулись на «главную квартиру». А где эта «главная квартира», мы могли лишь гадать.
Они явно не знали, что Вальдраку искал нас чуть дальше: внизу, в горах. Они не знали в точности, кто мы, кроме того, что кто-то из нас был настоящий Кенси. Пороховая Гузка со своей исковерканной речью жителя Высокогорья не мог скрыть своего происхождения, а Тавис имел глупость рассказать им, что он вовсе не какой-то там придурковатый Кенси, а родной внук Хелены Лаклан.
Неужто он думал, что они позволят ему сбежать? Но в таком случае он ошибался: они стерегли его еще строже, чем всех остальных.
Лже-Кенси собирались уже сняться с места, а нам дали знать, чтобы мы шли к лошадям, когда на горной тропке прозвучал цокот копыт, и человек в мундире драканария примчался к месту нашего привала.
– Грамота от Вальдраку! – закричал он, лишь только его могли услышать. – Пленников вернуть назад в Кабанье ущелье и передать в руки самому мессиру Вальдраку! Обратной почтой!
– Что это еще за спешка? – пробормотал тот, что походил немного на Каллана. «Морлан», – называли его ратники. – Мы проделали нелегкий путь, что ж, нынче нам скакать обратно? Вестник и сам может забрать их. За подобающую плату.
– Кабанье ущелье, – повторил вестник. – Сей же час в путь! И только спокойно. Уж Вальдраку за ценой не постоит! Знайте же, вы поймали тут золотых пташек!
Морлан что-то пробормотал, но надежда на то, что Вальдраку за ценой не постоит, явно оказала действие.
– На коней! – воскликнул он. – И поглядим, что заплатит Дракан за нескольких таких золотых пташек!
* * *
Мы были уже совсем близко от Кабаньего ущелья, когда наткнулись на солдат-драканариев – небольшой дозор из четырех человек. Морлан поднял руку, и наш отряд остановился.
Я, слегка шевельнувшись, попыталась сесть так, чтобы не болели ноги. Лже-Кенси, с которым я делила коня, еще крепче сжал руку, обхватывавшую меня.
– Сиди смирно, – пробормотал он. – Мы и так тяжелы для этой клячи.
Морлан проехал немного вперед и встретился с вожаком драканьего дозора.
– Ага, стало быть, ты, Морлан, поймал их? – сказал драканарий. – Замечательно! А теперь я, пожалуй, перехвачу их!
– Не спеши! – ответил Морлан. – У меня – мои собственные указы!
«Да, и ты не желаешь лишиться своей платы», – подумала я.
– А что в этих указах?
– Мы должны привезти пленников в Кабанье ущелье. Туда-то мы сейчас и держим путь!
Он ткнул пальцем меж ушей лошади, указывая на узкую воронку долины, куда мы собирались въезжать.
– Кабанье ущелье? Ничего этого не знаю! Солдат-драканарий подозрительно поглядел на Морлана и его людей:
– Почему именно туда?
– Откуда мне знать?
– Морлан, я не знал, что ты делаешь, но…
– Ты что, сомневаешься в моем слове?
У драканария был такой вид, будто ему в нос ударил дурной запах.
– В твоем слове? А с чего мне сомневаться в твоем слове… только из-за того, что ты скачешь под лже-знаменем и носишь лже-плащ. Или, может, это плащ-оборотень, который надет и на одну, и на другую сторону?
– Проклятый пес! – проворчал Морлан, кладя руку на свой меч. – Я проучу тебя!
– Поглядим, как ты проучишь меня, когда мес-сир Вальдраку сам скачет к нам. Труби, горнист!
И один из драканариев дозора – трубач – поднял сигнальный рог, что был при нем, и затрубил сигнал, эхом отозвавшийся меж стен ущелья.
Морлан опустил меч. Его глаза под рыжими бровями метали молнии, но он больше не толковал ни о слове чести, ни о том, чтобы проучить дозорного.
– Мне обещано вознаграждение! – только и сказал он.
Солдат-драканарий кивнул:
– Будь спокоен, Морлан! Ты его получишь!
Я, упав духом, глядела на свои руки, привязанные к луке седла. Пусть их бранятся сколько влезет! Не все ли равно, встретит нас Вальдраку здесь или дальше, в самом ущелье… В конце концов все будет то же самое!
Этот малый дозор явно был своего рода передовым отрядом, потому как прошло совсем немного времени, прежде чем отряд солдат-драканариев вынырнул из-за горной гряды над нами. Восемь ратников и сам Вальдраку.
* * *
По нему было видно, что он провел несколько дней в лесу, вдали от всех тех удобств, которыми, вообще-то, любил себя окружать. С него сошло кое-что из его блеска и ухоженности, а присущая ему холодная ярость ощущалась даже на расстоянии многих шагов. Его драканарии предусмотрительно избегали попадаться ему на пути.
Взгляд злодея быстро обежал горстку дозорных, ожидавших его.
И потом остановился на мне.
– Вот как, – произнес он, и в голосе его прозвучало даже не торжество, а только холод. – Наконец-то!
Он проскакал на Мефистофеле наискосок сквозь горстку дозорных прямо ко мне, и как люди, так и животные быстро отступили в сторону на его пути. Движением таким быстрым, что я почти не успела проследить за ним, он отстегнул опоясывающую его цепь. Она просвистела в воздухе и непременно задела бы мое лицо, но конь, на котором я сидела, не был, подобно Мефистофелю, привычен к такого рода действиям. Он испуганно отскочил в сторону, и крайнее звено цепи хлестнуло меня вместо лица по бедру.
Я услышала крик Давина, но почти ничего не видела из-за выступивших на глазах слез.
– Придержите-ка эту лошадь! – приказал Вальдраку и еще раз поднял руку.
Я же поднять свои связанные руки никак не могла, и мне пришлось лишь отвернуть лицо в сторону и нырнуть как можно ниже. Цепь просвистела через затылок и опустилась прямо за ухом. Это было все равно что порезаться осколком тонкого льда: сначала холодно, а потом ужасающе жарко, и я почувствовала, как за ухом брызнула кровь и потекла вниз мне на шею.
Вдруг сверкнуло лезвие ножа, и я ждала, что он, скорее всего, вот-вот воткнет его в меня здесь и сейчас, но вместо этого он разрезал путы, привязывавшие меня к луке седла, освободил и, подняв на руках, стащил вниз с лошади. Это застало меня врасплох и настолько ошеломило, что я просто-напросто свалилась навзничь меж лошадиными копытами. В голове у меня по-прежнему свистело и шумело после удара, и я не смела поднять глаза, не смела заглянуть в глаза ему.