Молнии в глазах Веденеевой погасли, так никого и не поразив. Она явно не ожидала такого горячего выступления в защиту своей ничем не примечательной внешности.
– Да ладно… – пробормотала она немного растерянно, но в то же время и кокетливо. – Скажешь тоже…
– Смотрите-ка, что у нас там перед институтом за народные гуляния? – резко сменил тему разговора Аркадий, за время пламенной речи Любима становившийся все мрачнее. Они подошли уже достаточно близко к зданию, чтобы толпу можно было рассмотреть более внимательно. Несколько человек находились на верхней ступеньке высокого крыльца института между широкими колоннами, а основная часть собравшихся сгрудилась перед самой нижней ступенью и стояла, повернувшись к ним лицом. Чуть дальше разбрелись небольшими группками еще человек двадцать – они о чем-то разговаривали, лишь время от времени поглядывая на верхнюю ступень.
Трое первокурсников чуть замедлили шаг, не сводя глаз с этих людей и пытаясь понять, чем те заняты. Неожиданно один из торчавших наверху мужчин взмахнул рукой и начал говорить, а толпа внизу зашевелилась и подалась вперед. До Любима и его приятелей долетел шум многочисленных гомонящих голосов.
– Мальчики, похоже, опять митинг против нас! – догадалась Веденеева. – Только что ж их так много теперь? Со всего города, что ли, сбежались?!
Еще зимой перед главным корпусом ИХИ несколько раз собирались пикеты недовольных, требовавших не то закрыть Хроноспасательную службу, не то вообще прекратить все исследования прошлых эпох, вернуть всех спасенных из прошлого людей обратно и «очистить XXIII век от дикарей». Но тогда митингующих приходило немного, всего по несколько человек, и выступали они недолго – покричав немного, все начинали приплясывать от холода и расходились греться по ближайшим кофейням и забегаловкам.
Теперь же противники хроноисследований, похоже, подготовились к своей акции более серьезно. Да и на улице стало теплее, так что погода вряд ли помешала бы им провести возле института весь день.
– …вмешательство в природу, вмешательство в человеческие судьбы, наконец! – донес ветер слова оратора до все больше замедлявших ход Эммы и ее друзей. Толпа зааплодировала – даже те, кто тусовался чуть в стороне и не следил за каждым словом выступающего, оторвались от своей болтовни и тоже принялись хлопать в ладоши.
– Пошли через запасной вход, он наверняка открыт по такому случаю, – предложил своим спутникам Аркадий. Эмма посмотрела на него с сомнением, а потом оглянулась на Любима.
– Может, лучше прикинемся зеваками и послушаем, о чем они говорят? – предложила она неуверенно. – Надо же быть в курсе, против чего они протестуют…
– А то мы не знаем! – фыркнул Маевский. – Тем более что мы и так услышим все, что они говорят, вместо лекций – вон, они микрофоны притащили!
На верхнюю ступеньку крыльца и правда взбежала какая-то женщина, прижимавшая к груди целую охапку микрофонов с торчащими из них длинными антеннами. Она вручила один микрофон оратору, и тот схватил его, не удостоив помощницу даже кивком, после чего продолжил свою речь – теперь она стала разноситься по всему институтскому комплексу и скверу вокруг него:
– Они пугают нас тем, что почти все люди не могут больше иметь детей и поэтому без приемышей из прошлого человечество скоро вымрет! И считают это чем-то ужасным, самым страшным, что только может с нами произойти! Но кто сказал, что это так страшно?
Искусственный разум, безжалостно уничтоженный людьми, считал иначе. И почему никто не думает, что он был прав? Искины все делали лучше людей. Компьютеры быстрее считали, роботы лучше делали тяжелую работу – так почему же мы не хотим признать, что они лучше знали, как должно закончить человечество? Мы все вымрем – и что? Подумаешь, трагедия! Вымрут те, кто загадил все на планете, кто испортил жизнь и себе, и вообще всему живому! Да для всей природы, для всей нашей Земли это станет не трагедией, а самым лучшим вариантом!!! Ее перестанут загрязнять, никто не будет уничтожать животных и растения! Без нас природа восстановится, и Земля снова станет нормальной, чистой и красивой!!!
– Да!!! – взревела толпа перед крыльцом, и несколько человек в ней даже запрыгали, размахивая руками.
Эмма, Аркадий и Любим снова переглянулись.
– Что-то никого из наших нигде не видно… – пробормотала девушка. – Наверняка через черный ход идут.
– И правильно делают, эти фанатики и побить могут, – буркнул Светильников. – Пошли тоже к тому входу, только осторожно…
– Ребята, нет! – остановил его Маевский. – Давайте по-другому сделаем. Давайте пойдем через главный вход – молча, не обращая на них внимания, как будто мы их ни видеть, ни знать не хотим. Это лучшее, что мы можем сделать, чтобы показать им свое отношение!
– Ты думаешь? – вскинулась Эмма.
– Ну, ты же видишь, спорить с ними точно бесполезно, а прятаться… – Любим поморщился. – Они ведь тогда решат, что их боится весь институт, и будут каждый день здесь собираться!
– Ага, а если мы пройдем мимо них, задрав нос, они сами испугаются и никогда больше ничего не будут от нас требовать, – хмыкнул Аркадий. – Пошли лучше через черный, пока кто-нибудь нас не заметил и не догадался, что мы студенты.
Словно подтверждая его слова, на одной из ведущих к ИХИ боковых дорожек показалась еще одна небольшая группка парней и девушек. Остановившись на секунду и послушав вопли еще сильнее разошедшегося оратора, они попятились назад, а потом двинулись в обход здания и скрылись за его углом.
– Вы идите через черный, а я все-таки покажу этим… – Любим мотнул головой в сторону крыльца. – Нельзя же совсем ничего не делать!
С этими словами он направился прямо на толпу митингующих, шагая достаточно быстро, но без видимой спешки и суеты. Плечи его расправились, и он, казалось, стал еще немного выше и стройнее. Налетевший порыв ветра взъерошил его черные как смоль волосы.
Устоять перед таким соблазном Эмма не смогла, да она и не пыталась.
– Любим, я с тобой! – крикнула девушка, догоняя сокурсника. Поравнявшись с ним, она взяла его под руку и зашагала рядом в том же темпе, глядя, как и он, поверх беснующейся толпы на стеклянные двери главного институтского корпуса. Аркадию понадобилось несколько секунд, чтобы принять решение и, махнув рукой и пробормотав что-то мало подходящее к такому торжественному моменту, подбежать к ним обоим и взять Эмму под руку с другой стороны.
Оставшиеся метров пятьдесят до толпы у крыльца все трое прошли не проронив ни слова и с каменными лицами. Друг на друга они не смотрели, но Веденеева крепко сжимала руки своих друзей, и все трое шагали почти в ногу, как военные на параде – как-то само так получилось. Дышали они, как им казалось, тоже синхронно.
Поначалу митингующие не обратили на них особого внимания – первый оратор к тому времени уступил место другому, и тот начал кричать в микрофон зарифмованные слоганы, смысл сводился к тому же, о чем говорил его товарищ. Но по мере того, как троица первокурсников приближалась к ступенькам, на них начали оглядываться те, кто стоял в последних рядах толпы, и некоторые из собравшихся машинально посторонились, давая им дорогу.
