Сломалась, наверно. Не заглушая двигатель, паркуюсь впереди нее. Бедняжка, придется ей выходить из машины и бежать ко мне в такую погоду! Гляжу в зеркало заднего вида, представляя, как она ищет зонтик, и испытываю какую-то странную радость оттого, что не я одна додумалась поехать через лес в самую грозу. И лишь секунд через десять понимаю, что выходить она не собирается. Ощущаю некоторое раздражение: не хочет же она, чтобы я сама бежала к ней под этим ливнем? Впрочем, возможно, что-то мешает ей выйти из машины. Но тогда она могла бы помигать фарами или посигналить, если ей нужна помощь. Ничего не происходит, и я, не отрывая взгляд от зеркала, отстегиваю ремень безопасности. Мне плохо видно эту женщину, но в том, что она сидит здесь со включенными фарами, есть что-то подозрительное. В памяти всплывают страшилки, которые Рэйчел рассказывала мне в детстве: как люди останавливались помочь кому-то починить машину, а их собственный автомобиль в это время угоняли; как водитель выходил из машины к сбитому оленю, лежащему на дороге, а на него нападали грабители. Я снова пристегиваюсь. Проезжая мимо, я не заметила в машине никого, кроме женщины, но это еще ничего не значит: возможно, сообщники прячутся сзади и ждут удобного момента.
Очередная молния, прорезав небо, исчезает за лесом. Ветер свирепствует; в стекло скребутся ветки, и кажется, будто кто-то хочет залезть в машину. По спине прокатывается холодок, и я, чувствуя себя совершенно беззащитной, опускаю ручник и медленно трогаюсь, чтобы показать женщине, что сейчас уеду. Если она захочет остановить меня, то пусть даст мне это понять. Не дождавшись никакой реакции, я нехотя останавливаюсь. Как-то неправильно будет просто уехать и бросить ее тут. Но и рисковать тоже не хочется. Вспоминаю, что, когда я поравнялась с ней, она не выглядела испуганной, не замахала руками и вообще никак не попыталась привлечь мое внимание. Возможно, к ней уже кто-то едет – муж, например, или кто-то из автосервиса. Если бы у меня посреди дороги сломалась машина, я бы сразу позвонила Мэттью и не рассчитывала на проезжих незнакомцев.
Пока я размышляю, ливень усиливается, барабанной дробью выстукивая по крыше: «Прочь, прочь, прочь!» И это заставляет меня принять решение. Снимаюсь с ручника и отъезжаю на минимальной скорости, оставляя женщине последний шанс. Но она им не пользуется.
Пару минут спустя я выбираюсь из леса. Дом совсем близко – мой милый старый коттедж с вьющимися розами над парадной дверью и разросшимся садом на заднем дворе. Телефон пищит, сообщая о полученной эсэмэске. Еще миля – и я сворачиваю на подъездную дорожку. Паркуюсь как можно ближе ко входу. Какое счастье, что я наконец-то дома, цела и невредима! Не могу выбросить из головы ту женщину в автомобиле; может, на всякий случай позвонить в полицию или автосервис, рассказать о ней? Вспоминаю про сообщение, которое пришло, пока я ехала, и достаю из сумки телефон. Это от Рэйчел.
Привет, повеселилась там? Я уже засыпаю, пришлось с самолета ехать сразу на работу, да еще этот джетлаг. Хотела только узнать: ты тот подарок для Сьюзи купила? Позвоню утром:-*
Я озадаченно хмурюсь: с чего это Рэйчел интересуется, приготовила ли я подарок для Сьюзи? Мне было некогда что-то покупать, под конец учебного года меня завалили работой. Но до завтрашнего вечера еще полно времени; с утра пройдусь по магазинам и что-нибудь выберу. Я перечитываю сообщение, и в глаза бросается слово «тот». Похоже, Рэйчел считает, что я должна купить какой-то конкретный подарок от нас двоих.
Когда мы с Рэйчел виделись в последний раз? Недели две назад, перед ее отъездом в Нью-Йорк. Она работает консультантом в британском отделении крупной американской консалтинговой фирмы «Финчлейкерз» и часто летает в Штаты в командировку. Тем вечером мы ходили с ней в кино, а потом в бар. Видимо, тогда она и попросила меня купить подарок для Сьюзи. Мучительно пытаюсь вспомнить, что мы с ней могли придумать. Перебираю все варианты – духи, украшения, книги… никаких зацепок. Неужели я забыла? В голову лезут неприятные воспоминания о маме, но я гоню их прочь. Это не то же самое, твердо говорю я себе. Я не она. Завтра я все вспомню.
Засовываю телефон обратно в сумку. Мэттью прав: мне нужен отдых. Да и ему в общем-то тоже. Я быстро восстановилась бы, если бы провела пару недель на каком-нибудь пляже. Весь медовый месяц мы занимались ремонтом; выходит, в последний раз я по-настоящему отдыхала (то есть совсем ничего не делала и только нежилась целыми днями на солнышке) еще до папиной смерти. Восемнадцать лет назад. Потом с деньгами у нас стало туго – особенно после того, как мне пришлось бросить работу, чтобы заботиться о маме. Вот почему после ее смерти я была потрясена, узнав, что она была вовсе не бедной вдовой. Я никак не могла понять, почему она, имея возможность жить в роскоши, довольствовалась минимальными удобствами. Эта новость настолько меня ошеломила, что я с трудом улавливала разъяснения адвоката; услышав, какая сумма досталась мне в наследство, я лишь молча уставилась на него, не веря своим ушам. Я-то думала, папа ничего нам не оставил.
Отдаленный раскат грома возвращает меня к реальности. Я смотрю в окно, прикидывая, удастся ли мне добежать до дома и не промокнуть. Затем, прижав к груди сумку и держа наготове ключ, открываю дверцу и бросаюсь к крыльцу.
Сбрасываю туфли в холле и на цыпочках поднимаюсь наверх. Дверь в гостевую комнату закрыта; меня так и подмывает приоткрыть ее на дюйм и посмотреть, спит ли Мэттью, но я боюсь разбудить его. Быстро готовлюсь ко сну и, не успев коснуться подушки, засыпаю.
18 июля, суббота
Проснувшись утром, я вижу Мэттью, сидящего на краю постели с чашкой чая.
– Который час? – бормочу я, щурясь от льющегося в окно солнечного света.
– Девять. Я встал в семь.
– А как твоя мигрень?
– Прошла.
Солнце золотит его светло-русые волосы, и я протягиваю руку, чтобы взъерошить его густую шевелюру. Потом с надеждой киваю на чашку:
– Это мне?
– Конечно.
Я слегка приподнимаюсь на кровати и снова откидываюсь на подушки. Внизу по радио звучит «Прекрасный день» Билла Уизерса – эта песня всегда поднимает мне настроение. А впереди у меня полтора месяца каникул. Похоже, жизнь действительно прекрасна!
– Спасибо, – говорю я, забирая у Мэттью чашку. – Получилось поспать?
– Да, спал как убитый. Прости, что не дождался тебя. Как ты доехала?
– Хорошо. Только все время сверкало и гремело, и лило как из ведра.
– Ну, зато сегодня снова солнечно. – Он слегка подталкивает меня локтем: – Подвинься-ка.
Аккуратно, стараясь не разлить чай, я освобождаю ему место, и он забирается ко мне. Потом приподнимает руку, и я, нырнув под нее, кладу голову ему на плечо.
– Тут недалеко от нас женщину мертвую нашли, – произносит он так тихо, что я едва улавливаю его слова. – В новостях только что говорили.
– Кошмар! – Поставив чашку на столик, я поворачиваюсь к нему: – Недалеко – это где? В Браубери?
