– Я не вернусь в школу.
Рэйчел перестает резать сыр.
– Совсем?
– Не знаю.
– Неужели все действительно так плохо?
– Хуже.
Соорудив сэндвич, Рэйчел пододвигает ко мне тарелку:
– Ешь давай. Потом поговорим.
– Лучше тогда до шести подождать.
– Почему до шести?
– Отойду немного от таблеток, буду лучше соображать.
– Ты хочешь сказать, что целыми днями в таком состоянии находишься?! – восклицает она, недоверчиво глядя на меня. – Что же такое ты принимаешь? Антидепрессанты?
Я пожимаю плечами:
– Не знаю. Скорее антивоображанты.
– А Мэттью что думает по этому поводу?
– Сначала был не в восторге, но потом смирился.
Рэйчел садится рядом, берет тарелку с сэндвичем, на который я не смотрю, и сует мне под нос.
– Ешь! – командует она.
Поев, я рассказываю ей обо всем, что произошло за последние недели. Как я увидела нож в кухне и решила, что в саду кто-то есть, как забаррикадировалась в гостиной, как потеряла машину на парковке, как заказала детскую коляску. И как я постоянно покупаю что-то из «магазина на диване». К концу рассказа я вижу: она не знает, что сказать, поскольку уже невозможно делать вид, будто у меня обычное переутомление.
– Мне очень жаль, Кэсс, – грустно говорит она. – А как Мэттью ко всему этому относится? Надеюсь, он тебя поддерживает?
– Да, очень. Но это, наверно, потому, что он еще не представляет, какой кошмар его ждет в будущем, если у меня действительно деменция, как у мамы.
– Нет у тебя никакой деменции, – произносит она твердо, даже сурово.
– Очень на это надеюсь, – отвечаю я; мне бы ее уверенность!
Вскоре Рэйчел собирается уходить и обещает навестить меня после возвращения из очередной командировки в Нью-Йорк.
– Везет тебе, – задумчиво тяну я на пороге, провожая ее. – Если бы я тоже могла куда-нибудь уехать…
– А поехали со мной! – неожиданно предлагает она.
– Я сейчас не лучший попутчик.
– Но тебе это будет полезно! Смотри: пока я на конференции, ты расслабляешься в отеле, а вечером мы с тобой вместе ужинаем. Что скажешь? – Она хватает меня за руку, а в ее глазах светится азарт: – Соглашайся, пожалуйста! Отдохнем, повеселимся! А потом я возьму несколько дней отпуска, и мы проведем их вместе!
На секунду я заражаюсь ее энтузиазмом; я чувствую, что все смогу. Но потом реальность снова обрушивается на меня – и я понимаю, что у меня нет и не будет на это сил.
– Не могу, – тихо отвечаю я.
– Ты ведь знаешь, что нет такого слова, – возражает она с решительным видом.
– Извини, Рэйчел, я правда не могу. Может, в другой раз.
Я закрываю за ней дверь и еще острее, чем обычно, ощущаю себя жалким и несчастным существом. Еще недавно я бы запрыгала от радости, если бы Рэйчел предложила провести с ней неделю в Нью-Йорке. А теперь сама мысль о том, чтобы куда-то лететь на самолете, да и вообще уехать из дома, действует на меня угнетающе.
Отчаянно желая забыться, я возвращаюсь на кухню и выпиваю еще таблетку; она действует так быстро и сильно, что я просыпаюсь, лишь когда слышу голос Мэттью.
– Извини, я заснула, – бормочу я, ужаснувшись, что он застал меня на диване в коматозном состоянии.
– Ничего страшного. Может, я начну готовить ужин? А ты пока сходишь в душ, проснешься там окончательно.
– Хорошо.
На нетвердых ногах поднимаюсь наверх и принимаю холодный душ. Потом, одевшись, спускаюсь в кухню.
– Приятно пахнешь, – произносит Мэттью, поднимая голову от посудомойки, которую он разгружает.
– Извини, у меня руки не дошли до нее.
– Не страшно. А стирку ты запускала? Мне завтра понадобится белая рубашка.
Я спешно разворачиваюсь:
– Пойду запущу.
– Кто-то сегодня весь день ленился? – подкалывает он.
– Немножко.
Я иду в прачечную комнату, достаю из корзины с грязным бельем все рубашки и загружаю в машину. Хочу включить ее, но пальцы замирают над рядом кнопок: я не знаю, что нужно нажимать. Ужас, у меня все вылетело из головы!
– Положи тогда уж и эту заодно.
Вздрогнув, я резко оборачиваюсь и вижу Мэттью с голым торсом. Рубашку он держит в руке.
– Извини, я тебя напугал?
– Да нет, – нервно отвечаю я.
– У тебя был такой отрешенный взгляд.
– Все нормально.
Я забираю у него рубашку, кладу ее к остальным, закрываю машинку и стою. В памяти пусто.
– С тобой все в порядке?
– Нет, – отвечаю я напряженным голосом.
– Это из-за того, что я про тебя сказал? Что ты ленилась весь день? – сокрушается он. – Я пошутил!
– Не из-за этого.
– А из-за чего же?
Лицо у меня горит.
– Не могу вспомнить, как ее включить.
Пауза длится несколько секунд, но кажется бесконечной.
– Ничего, я сам, – торопливо произносит Мэттью и из-за моей спины тянется к машинке. – Ничего страшного не случилось.
– Конечно, случилось! – кричу я в порыве гнева. – Если я не могу вспомнить, как включить стиральную машину, значит, голова у меня не в порядке!
– Ну что ты, – мягко произносит он. – Все хорошо. – Он пытается меня обнять, но я отталкиваю его.
– Нет! – выкрикиваю я. – Хватит притворяться, что все хорошо, когда это не так!
Протиснувшись мимо него, я широкими шагами удаляюсь через кухню в сад и там сажусь. Прохладный воздух немного успокаивает меня, но столь быстрое разрушение моей памяти не может не пугать. Мэттью, дав мне время прийти в себя, выходит вслед за мной и садится рядом.
– Тебе нужно прочитать письмо от доктора Дики-на, – спокойно произносит он.
– Что за письмо? – спрашиваю я, холодея.
– Которое пришло на той неделе.
– Я не видела.
Не успев договорить, я начинаю смутно припоминать, что вроде бы видела какое-то письмо со штампом клиники на конверте.
– Должна была увидеть, оно лежало на столешнице вместе с остальными неоткрытыми.
Я представляю груду адресованных мне писем, накопившихся за последние две недели, поскольку у меня не было сил их разбирать.
– Я просмотрю их завтра, – отвечаю я, ощущая прилив страха.
– Ты уже говорила это два дня назад, когда я тебя о них спрашивал. Дело в том, что… – Он смущенно замолкает.
