Он шумно выдыхает, и воздух между нами тяжелеет.
– Вы видели кого-нибудь с ней в машине?
– Нет, не видела, иначе бы я сказала полиции.
– Значит, вы не остановились?
Я опускаю голову, не в силах смотреть ему в глаза.
– Я решила, что у нее, наверно, сломалась машина. И остановилась впереди нее. Думала, она выйдет из машины, но она не вышла. Ливень был страшный. Я подождала – думала, она мигнет фарами или посигналит – в общем, даст понять, что ей нужна помощь. Но она ничего не сделала, и я предположила, что она уже позвонила кому-нибудь, что к ней уже едут. Я знаю, нужно было выйти и сбегать к ней, проверить, но я перепугалась: мне показалось, это может быть ловушка. И я решила, что доберусь сначала до дома (мне там ехать несколько минут) и позвоню или в полицию, или в автосервис, попрошу съездить к ней. Но когда я приехала домой, что-то произошло, и я забыла позвонить. А утром услышала, что убита женщина, и почувствовала… У меня нет слов, чтобы это описать… Я не могла поверить, что забыла! И все думала о том, что если бы я позвонила, то Джейн осталась бы жива! Чувство вины было настолько сильным, что я не смогла никому об этом рассказать, даже мужу. Мне казалось, если расскажу, то все начнут обвинять меня в ее смерти, потому что я ничего тогда не сделала. И будут правы! А потом, когда я узнала, что это Джейн, мне стало еще хуже. – Я глотаю слезы. – Хоть я и не убийца, но чувство вины давит на меня, будто я это он.
Я сжимаюсь, ожидая гневной тирады, но Алекс лишь качает головой:
– Не стоит так думать.
– И знаете, что самое отвратительное? – продолжаю я. – В итоге я утешала себя тем, что если бы вышла из машины, то меня тоже могли убить. А значит, я правильно сделала, что не вышла. Что же я за человек после этого?
– Обычный человек, – мягко произносит он. – Совсем не плохой.
– Почему вы так добры? Почему не злитесь на меня?
– А вы этого хотите? – спрашивает он, поднимаясь на ноги и глядя на меня сверху вниз. – Для этого и приехали? Хотите, чтобы я обвинил вас в смерти Джейн, назвал монстром? Если так, то вы ошиблись адресом.
Я трясу головой:
– Нет, не хочу.
– А чего же вы хотите?
– Я не знаю, сколько еще смогу жить с этим чувством вины.
– Вам нужно прекратить себя обвинять.
– Я никогда не смогу это сделать.
– Послушайте, Кэсс, если вам нужно мое прощение, то я с радостью вам его даю. Я не виню вас за то, что вы не подошли к Джейн. Я сомневаюсь, что она на вашем месте остановилась бы; думаю, и Джейн испугалась бы, как и вы.
– Но она, по крайней мере, не забыла бы кому-нибудь позвонить!
– Ее смерть и так уже разрушила слишком много жизней, – мягко произносит он, взяв в руки фотографию улыбающихся девочек в светлых кудряшках. – Не позволяйте разрушить еще и вашу.
– Спасибо вам, – выговариваю я сквозь слезы. – Огромное спасибо.
– Мне очень жаль, что вас это так мучает. Может, теперь все-таки выпьете чаю?
– Не хочу вас беспокоить.
– Ну, я как раз сам собирался выпить чашечку, когда вы пришли, так что никакого беспокойства.
Пока он заваривает чай, я успеваю взять себя в руки. Отвечая на его расспросы, говорю, что работаю учителем, не упоминая, что сейчас сижу дома. Потом мы говорим о девочках, и он признается, что ему трудно целыми днями заниматься только детьми и он очень скучает по работе; когда неделю назад коллеги позвали его на обед, он впервые после смерти Джейн почувствовал, что готов снова общаться с людьми.
– И как все прошло? – спрашиваю я.
– Я не пошел. Не с кем было оставить детей. Все бабушки и дедушки живут слишком далеко, их не позовешь в последний момент. Но по выходным они приезжают. Хотя для родителей Джейн это пока еще очень тяжело. Уж очень девочки на нее похожи, понимаете?
– А здесь вам некого попросить посидеть с ними?
– Нет, совсем некого.
– Обращайтесь ко мне, я с радостью с ними повожусь, – предлагаю я, но, заметив его удивление, даю задний ход: – Извините, глупо это с моей стороны. Вы меня совсем не знаете и, конечно, не доверите детей.
– Но все равно спасибо за предложение.
Я допиваю чай, ощущая возникшую неловкость.
– Я, наверное, уже пойду, – говорю я, вставая. – Спасибо, что разрешили с вами поговорить.
– Ну, если вам от этого легче…
– Да, теперь мне стало легче.
Он провожает меня к выходу, и я вдруг чувствую, что должна рассказать ему про молчаливые звонки.
– Еще что-то вспомнили? – спрашивает он.
– Нет, все в порядке, – отвечаю я, не желая больше ему надоедать.
– Ну тогда до свидания.
– До свидания.
Я медленно иду к воротам, размышляя, представится ли мне еще шанс поговорить с ним. Нельзя же снова вот так взять и явиться без приглашения.
– Может, как-нибудь увидимся в парке! – кричит Алекс.
Оказывается, он все еще смотрит мне вслед.
– Может быть! – кричу я в ответ. – До свидания!
Домой я возвращаюсь около четырех. Дневную порцию таблеток пить уже поздно. Не буду заходить; посижу в саду, пока Мэттью не вернется. Не стану рассказывать ему, что уезжала сегодня из дома: иначе придется придумывать, куда именно, а это может потом аукнуться, если я забуду свою легенду. От жары очень хочется пить, и я все-таки захожу в дом и, отключив сигнализацию, иду на кухню. Открываю дверь и в нерешительности останавливаюсь на пороге, внимательно оглядывая комнату. По спине бегут тревожные мурашки: все выглядит как обычно, и тем не менее я точно знаю, что за время моего отсутствия здесь что-то изменилось.
Медленно отступаю назад, в холл, и замираю на месте, напряженно прислушиваясь. Ничего. Полнейшая тишина. Однако это еще не означает, что в доме никого нет. Я беру домашний телефон и, бесшумно выскользнув на улицу, закрываю за собой входную дверь и иду в сторону дороги. Останавливаюсь у самой калитки, чтобы телефон не потерял связь с базой, и дрожащими пальцами набираю номер Мэттью.
– Я перезвоню, ладно? – говорит он. – Я сейчас на встрече.
– Мне кажется, в доме кто-то был, – тревожно сообщаю я.
– Подожди секунду.
Я слышу, как он перед кем-то извиняется и со скрипом отодвигает стул.
– Что случилось? – спрашивает он через несколько секунд.
– В доме кто-то был, – повторяю я, стараясь не выдавать волнения. – Я ходила гулять, а когда вернулась, то поняла, что кто-то побывал у нас на кухне.
– Но как?
– Не знаю, – говорю я; ну вот, опять все звучит как параноидальный бред!
