Увидев фото бизнесмена, я медленно осела на диван, чтобы не свалиться.
Я хорошо запомнила этого человека со шрамами и раскосыми, пугающими глазами. Он был на дне рождения Марата. Монгол, кажется.
Так вот оно что…
Похоже, у авторитетов разборки. И я со своими малышами прямо в эпицентре этого кошмара наяву.
Рука сама потянулась за телефоном, и я набрала номер дрожащими пальцами. Хаджиев ответил не сразу, а когда рявкнул в динамик своё хриплое «да!», облегчённо выдохнула. Он дышал часто и шумно, как после тренировки или драки. О другом думать не хотелось.
— Ты… Ты придёшь?
Слышала, как выдохнул, кому-то что-то сказал на своём языке.
— Марат…
— Да, Снежан, я приду, — серьёзен, даже злой. Чувствовала его на расстоянии. Оглушал мощными волнами бешеной энергетики. — Но не сейчас. Утром буду. А ты почему до сих пор не спишь? Разве я не говорил, чтобы вела себя хорошо, мм? — начинает заводиться.
Слышу чей-то стон, и земля уходит из-под ног.
— Где ты?
— Я занят. Всё, отправляйся спать!
Но я не даю ему в очередной раз сбросить звонок, наградив меня парой строгих приказов. Девчонку нашёл.
— Где ты, Марат?! — повышаю голос, и он замолкает. — Я хочу знать! Я имею право знать!
Короткий вздох раздражения, и его голос становится ледяным.
— Снова бунт? Не слишком ли часто, красавица? Я спишу твой тон на гормоны, но ты за это будешь наказана. Я у друга. Ещё вопросы?
— Да! У какого друга? У Монгола? Это связано со взрывом? — пропустив мимо ушей его угрозы, допытываюсь. — Он жив, а его семья?
— Блядь, — снова вздыхает, и я слышу стон. Только на этот раз стонет сам Марат. — Ничего не бойся. Тебя обидеть могу только я один.
— Марат… Ты ранен? Да? Скажи мне! — уже сквозь слёзы, а он рычит в трубку, что-то пинает.
— Всё нормально, сказал! Немедленно в постель! И никаких слёз! Думай о моём сыне! Если твои глаза будут красными утром, накажу!
* * *
Говорил с ней, пока штопали спину, куда напоследок прилетела пуля. Злился на себя, что не мог быть рядом с ней. Злился на неё, что начала бунтовать в такое и без того неспокойное время. Злился на всё и всех, хотя осознавал, что виноват во всём сам. Заигрался, отключил голову. Расслабился.
— Как ты? — повернулся к Али, всё ещё лежащему на кушетке.
— Терпимо, Марат Саидович. Сейчас отдохну, и всё нормально будет.
— Нет. Ты сейчас отправишься домой и, пока рана не заживёт, не скачи, — поморщился, поднимаясь на ноги. — А я к Архану загляну. Ему весь бок нафаршировали.
— Я не оставлю вас! — дернулся встать, но от боли снова упал.
— Оставишь. Это приказ. И будь осторожен.
* * *
Сжимая телефон у уха до хруста, Али мчал по ночной дороге, что есть сил вдавливая педаль газа в пол. Тая не отвечала.
Ударив кулаком по рулю, рыкнул от боли в плече и на бешеной скорости влетел во двор своего дома.
Какой же дурак! Зачем он дал ей ключи? Зачем?! Она ведь сбежала, глупая девочка. Сомнений не было. Но всё же теплилась внутри слабая надежда, что она просто уснула или потеряла телефон. Он бы всё за это отдал.
Дверь квартиры была не заперта, и сердце пропустило пару ударов.
— Тая?!
Обошёл всю квартиру, но девушку не нашёл. Опираясь о стену, застонал. Сбежала. Маленькая дурочка.
Телефон в руке завибрировал, и Али нервно выдохнул, увидев на экране её имя.
— Где ты?! — закричал в трубку и осёкся, услышав её всхлип.
— Али! Мне страшно! Пожалуйста, забери меня отсюда! Прошу!
— Где ты?! Тая! Скажи, где ты?!
Послышался крик. Судя по всему, кто-то вырвал из её рук телефон.
— Здравствуй, Али. Правда, мы с тобой сегодня уже виделись, припоминаешь? Кстати, как твоё плечо? Не болит?
Шатун. Урод добрался до Таи.
— Верни мою женщину, Тимур! Или я вырву твою печень ещё раньше, чем это сделает Монгол! — его рык утонул в хохоте урода, и снова вскрикнула Тая. — Убери от неё свои поганые руки!
— Слушай меня внимательно, дружок Али! Ты теперь моя сучка. Захочу, выебу тебя в очко, захочу в рот дам, понял? Ты будешь делать всё, что я скажу, а иначе, с твоей шлюхой сделаю то же, что сделал с девкой Монгола. Только твою ещё и в жопу поимею. Ты уже распечатал её упругую задницу? Нет? Думаю, нет. Я буду первым, — шакал потешался над ним, а Али только и мог, что бессильно сжимать кулаки. — Так что не дёргайся, красавчик, и твоя тёлка вернётся к тебе с целой задницей. А рыпнешься, я её сам выебу, потом ещё ребятам своим дам. Они на тебя обижены, Али. Ты сегодня многих положил. Твоя девка живой из-под них не выберется.
— Чего ты хочешь, трусливый шакал?! — ударил раненым плечом в стену, чтобы боль притупила бешенство, расползающееся по венам, словно яд.
— Ничего запредельного, Али. Ты будешь должен предать своего хозяина. Ты верный пёс, я знаю. Тем слаще будет моя победа. И ты предашь. Потому что бабу свою любишь. Это я тоже знаю.
Закрыв глаза, сел на пол, стукнулся затылком о стену.
— И помни, дружок Али, одно неверное движение, вроде попытки найти меня, и твоей тёлке пиздец.
Крик Таи до сих пор звучал в голове жутким эхом. Лучше бы он оглох.
ГЛАВА 16
Она сидела у окна. Марат заметил Снежану ещё на въезде во двор и в какое-то мгновение даже улыбнулся. Ждёт его Белоснежка. Скучает. Как тут не закайфовать? Но тот факт, что она всё видит… Не хватало ещё, чтобы испугалась, случись что. Или, что ещё хуже, снайпер. Марат сам тогда подохнет.
Вылез из машины, повернулся к ней. Снежана улыбнулась, помахала рукой.
Кивнул Ахмеду и пошёл за угол, на ходу закатывая рукава.
— Что-то случилось, шеф? — тот поспешил за ним и сходу получил в челюсть, отчего буквально впечатался в стену.
— За что, шеф?! — схватился за щеку, ошарашено выпучил глаза.
— Какого хрена она у окна сидит? А если снайпера пришлют по мою душу? Вы что, блядь, совсем дебилы?!
Ахмед сплюнул выбитый зуб, виновато опустил голову.
— Я просил её отойти от окна. Но ваша женщина никого не слушает. Я же не могу её заставить. Вы мне тогда позвоночник сломаете.
Хаджиев хмыкнул. Дерзкая Белоснежка. Его царица.
— Естественно, сломаю. Даже за один косой взгляд на неё прирежу. Нужно Али вызывать, нихера вы не можете.
Вошёл в дом и тут же попал в объятия Снежаны. Сдержал улыбку, приподнял её, схватив за упругие ягодицы, и даже боль в спине показалась мелочью по сравнению с тем, как всё нутро сжалось. Зверь завилял хвостом и, заскулив, упал перед своей царицей ниц.
