Потом мы отправились на спортивную площадку. Там был фуникулер, и мы были потрясены тем, что эта штука вращается, поэтому для начала мы на некоторое время остались там. Ведь мы были знакомы только со шведской стенкой и детскими горками, которые у нас выглядели как слоны. Потом мы проследовали в Кройцберг и там смотрели, как работают жонглеры. Мы были знакомы с цирком совсем немного. Я был в цирке только один раз, со школьным классом. Тогда мне не понравилось, потому что животные выглядели ужасно обессиленными и измученными, на шерсти у них были проплешины. Клоун совершенно не показался мне забавным, к тому же я не понимал, что он бормочет. Я не люблю клоунов. Я не люблю мимов, артистов кабаре и лежачих велосипедистов. Все они ничего плохого мне не сделали, но ведь я не обязан только из-за этого хорошо к ним относиться.
Конечно, при передвижении через Западный Берлин возникало очень странное чувство. Район города, в котором мы находились, располагался очень близко к Востоку, и мы отовсюду видели нашу телевизионную башню. И все же там все было совсем по-другому. Повсюду ездили совершенно замечательные западные автомобили, а запах выхлопных газов был гораздо лучше, чем у наших «Трабби»
[26]. Это связано с тем, что у «Трабби» двухтактный двигатель, поэтому в бензин добавляется масло, которое и воняет при сгорании.
В Feldschlösschen
[27] мы пили пшеничное пиво. Оно показалось мне не очень хорошим на вкус, но, несмотря на это, стоило невыразимо дорого. Потом мы ели шаурму, которая была хороша, но ее было слишком много. Когда мы смотрели на брусчатку, то чувствовали себя как дома, но как только мы поднимали глаза, все вокруг становилось гораздо красочнее. Мы еще не знали, что в Кройцберге проживает много турок, и я обнаружил, что турецкие девушки выглядят совершенно потрясающе. Клуб, где мы выступали, предоставил нам настоящий номер.
Когда мы с Feeling B играли в деревнях, мы оставляли свои вещи за микшерным пультом и садились за какой-нибудь столик в зале. Когда мы во время перерыва сходили со сцены, наши места были уже заняты, и если мы хотели выпить, приходилось стоять у барной стойки. Когда подходила наша очередь и перерыв подходил к концу, надо было быстро вернуться на сцену, чтобы продолжить игру. После концерта мы укладывали инструменты в грузовик и ждали, пока не уйдут люди. Потом мы собирали все оставшиеся вещи в зале и тащились на тусовку, где пытались, кроме прочего, поспать. Или же возвращались ночью домой и, поднимаясь по лестнице в четыре часа утра, задевали аппаратурой об углы и будили соседей.
Приняв душ, мы никогда не переодевались. Это не соответствовало нашему восприятию понятия «панк». А еще я думал, что круто, если я выхожу на сцену в своих повседневных шмотках и сразу же начинаю играть. Мне казалось, что это выглядит более достоверно, чем если специально для этого переодеваться и потом играть практически так, как все рок-звезды. К тому же переодевание напоминало мне о работе, а я никогда не хотел рассматривать музыку как работу. Если мы играли несколько дней подряд, то по дороге прыгали в озеро или реку, чтобы от нас не так сильно воняло, хотя иногда лужа со стоячей водой издавала запах не лучше. В местных деревнях не было душа, и даже туалет был лишь условно пригодным. Зато текли великолепные длинные реки из мочи. В них лежали спящие фанаты.
Как-то раз мы должны были спать в комнате над сценой. Я обрадовался, когда вошел и увидел душевую кабину, стоящую в углу. Я намылился и включил душ. Из насадки душа стекла тонкая смердящая струя. Душевая кабина была там только поставлена, но не подключена.
Я попытался взглядом найти что-то такое, чем я мог бы ополоснуться, и обнаружил лишь три бутылки пива, которые взял с собой. Так что я облился пивом, чтобы смыть мыло, а затем улегся в спальный мешок. На следующее утро, во время совместного завтрака в деревенском зале, открывая банку с анчоусами, я случайно вылил весь соус на живот и брюки. Тогда впереди у нас была шестичасовая поездка на автомобиле. Когда мы прибыли, то сразу пошли в паб, чтобы подвести итоги недели. Тогда никто не хотел садиться за наш стол. Когда мы громко смеялись, нас не тревожило, что нас принимали за идиотов.
Но теперь мы оказались на Западе. Здесь у нас была уютная комната с кроватями, со своим туалетом, только для музыкантов. Но мы не собирались спать в этих номерах, потому что до полуночи должны были вернуться обратно, в ГДР. Каждый из нас получил восемь чеков на напитки, на которые он мог заказать выпивку. Я довольно быстро отдал все свои чеки, пока они не перестали действовать, и уже до нашего выступления слегка выпил, что, как и следовало ожидать, было очень плохо для концерта.
Еще мы были очень взволнованны, потому что всплыли несколько журналистов, которые намеревались составить свое мнение о так называемом «подполье» ГДР. Предполагалось, что должен приехать Дэвид Боуи
[28], чтобы посмотреть на группы Восточной Германии. Но я его не увидел. Впоследствии он еще заявил о нескольких концертах, чем привел всех в состояние беспокойства. Я по-прежнему ни разу не видел его в лицо, может быть, он вообще не существует. В конце концов, я выпил кампари, самбуку, ром, виски – все это одно за другим. Названия я до тех пор знал только по рассказам, и все эти напитки были настолько непривычны на вкус, что я не смог его прочувствовать.
Когда 7 октября начались демонстрации, мы были полны надежд. 8 октября я отправился в Гефсиманскую церковь, чтобы посмотреть, что там происходит. Она была забита людьми, и я не мог понять, что говорит оратор, но это было и неважно, потому что все люди были в приподнятом состоянии духа. Потом на улице на нас надвинулись кричащие полицейские, которые хотели арестовать нас. Тогда все мы побежали вперед, чтобы нас не смогли окружить.
Полицейские и люди из «Штази» все же вытащили из нашей группы несколько человек и отволокли их в грузовики. Потом очередь дошла до нас; это был вопрос нескольких минут, потому что мы выглядели так же, как оппозиционеры. Конечно же, я был одет в кожаную куртку и сапоги. И все пути к бегству были заблокированы.
Тогда нам явилось спасение: дверь бара Lolott на Шёнхаузер-аллее. Когда мы вошли туда, хозяин был не в восторге. Но мы сразу же нашли три свободных места, заказали шампанское, сняли куртки и сделали вид, что давно там сидим. Полицейские смотрели в окна, но внутрь не зашли. Мы еще долго пили шампанское и ждали, пока на улице не стало спокойнее. В это время мы рассуждали о том, что будет с ГДР дальше. Мы рассчитывали на некоторые преобразования в правительстве, после которых станет немного свободнее. Но то, что государство реально рухнет и мы станем частью ФРГ, мы не могли даже вообразить.
Мы с Feeling B сразу же организовали турне по Западной Германии и заработали там западные деньги. Однако на наши концерты ходило не так много людей. Большинство публики состояло из выехавших из Восточной Германии. На Западе молодежь имела возможность ходить на концерты настоящих панк-групп, таких как U. K. Subs и Sham 69, и на их фоне мы были на самом деле неинтересны. У нас появилась возможность посмотреть Западную Германию, но нам там не так понравилось, как можно было бы предположить. Для нас там было слишком чисто и аккуратно. Каждая небольшая дорожка была заасфальтирована и выглядела как выполненный со скрупулезной точностью модель железной дороги. Не хватало необычайности, несовершенства. Там не было заброшенных закоулков, приятных глазу. Мы не осмеливались заходить далеко, потому что все было в частном владении.
